Ситникова Н.Д. Колпашевский яр.

Колпашевский яр.

Ситникова Нина Дмитриевна, библиотекарь ОГОУ КШИ «Колпашевский кадетский корпус», г. Колпашево.

 

Тема этой статьи – болевая точка истории г. Колпашево. Называется она "Колпашевский яр". Почему мы выбрали эту тему? Память о репрессиях – один из объединяющих россиян элементов.   Если невозможно массовое сохранение исторической памяти, то всегда есть определенная часть общества, которая эту память хранит. Вопрос в том, насколько велика эта часть. И чем больше эта часть будет, тем больше вероятность, что государство извлечет хотя бы некоторые уроки из минувшего.

Прислушаемся к словам американского философа Д. Сантаяны: «Тот, кто не помнит своего прошлого, осужден на то, чтобы пережить его вновь».

Городок Колпашево до недавнего времени был малоизвестен. В памяти народа главнее другое слово – Нарым. А Колпашево – некогда административный центр Нарымского округа, особой территориальной единицы в составе Западно-Сибирского края, определенной для уничтожения «врагов народа». Со всего Союза свозили их сюда на верную гибель.

Кровью народа история пишется. И одна из страниц написана кровью наших земляков. Этой весной исполняется 31 год, как   Колпашевский яр обнажил массовое захоронение на месте Нарымского окружного отдела НКВД. Тогда наш город прославился тем, что выходит за пределы человеческого разумения.

Русло реки Оби медленно, но вполне заметно перемещается правее, ежегодно отнимая у города несколько метров суши. В 1979 году, в ночь с 30 апреля на 1 мая, в очередной раз обвалился край берега почти в самом центре города, в нескольких десятках метров от того места, где обрывается, упираясь в Обь, улица Ленина.

Со стороны реки открылась страшная картина. Из обрыва, начиная с глубины приблизительно двух метров, торчали человеческие останки: руки, ноги, головы.

 

Открывшийся срез захоронения имел размеры до четырех метров в ширину и до трех метров в глубину. Трупы в могиле были сложены штабелями, и если верхние из них полностью истлели, то нижние сохранились на редкость хорошо, по лицам даже можно было произвести опознание умерших. А вернее - убитых. В затылочной части черепов были пулевые отверстия. Во многих черепах было их по два, причем второе приходилось на височную кость. Первыми обнаружили захоронение мальчишки. Черепа они закидывали в Обь, носились с ними, надев на палки, по городу. В считанные часы по Колпашеву прошел слух, что из земли встают мертвые. На берег хлынул народ.

Городские власти спохватились не сразу: в эти часы готовились важные мероприятия, сколачивались праздничные трибуны. Хотя о существовании могилы большинство колпашевцев до мая 1979 года   даже не подозревало, вопрос о ее происхождении не возник, потому что здесь, на месте бывшего пустыря, в середине 1930-х был построен городок НКВД.

Располагался он как раз на пересечении улицы Ленина (раньше она называлась иначе – Стаханова) и улицы Дзержинского. Центральное здание - двухэтажное, сложенное   из бруса, - стояло торцом к улице Дзержинского. Здесь было парадное крыльцо.

Здание окротдела НКВД, со слов очевидцев событий, находилось в 30-40 метрах от берега реки Оби, окруженное примерно трехметровым забором по периметру 150х150 метров. Наверху, кроме того, была натянута колючая проволока. Над забором возвышались три сторожевые вышки. Недалеко от здания НКВД находилось здание тюрьмы, состоящее из 6 камер. Здесь содержались  арестованные и приговоренные к расстрелу. Здесь же, в одной из камер, приводились в исполнение приговоры Особого совещания (тех самых «троек» и «двоек»).

Ворота, выходящие на улицу Дзержинского, всегда были заперты. Да и через двери парадного крыльца редко кто заходил в дневное время внутрь. Таким молчаливым и мрачным здание НКВД запомнилось большинству колпашевских старожилов.

В связи с размывом берега его перенесли на улицу Горького. Слегка перестроенное, обшитое тесом, оно долго служило общежитием медучилища.

 

События разворачивались следующим образом. Городские власти пришли в себя от первого шока. Уже в течение суток солдаты строительного батальона обнесли место захоронения забором, на помощь прислали дружинников, которые дежурили у могильника и на подступах к нему. Милицейский наряд оставался здесь и на ночь. Большинство людей приходило сюда просто из любопытства. Но было и другое - самое, может быть, страшное.

К разверстой могиле шли родственники тех, кто бесследно исчез в застенках Колпашевского НКВД. Дети и жены, братья и сестры. Многим из них казалось, что среди сложенных штабелями трупов они узнают своих близких.

Одна пожилая женщина узнала в лицо своего мужа, уведенного ночью из дома за 40 лет до того. И невозможно было уверить ее в ошибке. Ошибки могло и не быть. В большинстве своем тела мумифицировались, что может быть объяснено происходящим в песке вентиляционным процессом. В могиле видели крестьянские лапти, детские туфельки. Многие видели трупы женщин, некоторые – детей. (Детские трупы и детские вещи в могиле отсутствовали – прим. ред). Слухи переполняли Колпашево. Городским властям пришлось дать разъяснение (не через печать, разумеется, а через секретарей первичных парторганизаций, профсоюзных работников, депутатов исполкомов – т.е. никого ни к чему не обязывающим образом. Разъяснения сводились к тому, что здесь были похоронены  расстрелянные во время войны дезертиры.

Странно. Сибиряки народ не слабодушный. Да и какой смысл свозить в Колпашево дезертиров - все-таки 1420 расстрелянных -многовато для маленького сибирского городка, в котором по данным переписи 1938 года проживало 14857 человек. Свозить тайком, чтобы никто не слышал, и расстреливать их. А ведь единственной целью подобных акций во все времена было установление в армии и обществе железной дисциплины военного времени. К тому же известно очень много случаев, когда дезертиров отправляли на фронт в штрафную роту. Еще один факт, который с версией о расстрелянных дезертирах никак не согласуется: в могиле встречались останки женщин. Короче говоря, разъяснения горкома партии очень напоминали неловкую отговорку. Преследовалась вполне понятная цель: не потревожить тихую жизнь. Но таким образом власти, фактически, взвалили на колпашевцев грех массового дезертирства. Зачем же так собственный народ срамить?

Впрочем, сами   колпашевцы в россказни о дезертирах не очень-то и поверили.

Так что же произошло в Колпашево в мае 1979 года? Здесь русские люди, по сути дела,  убивали своих уже единожды убитых предков. Убивали так же беспощадно, как когда-то живых. Но, в отличие от первого раза – совершенно бессмысленно.

Да, люди чувствовали себя неуютно, но никому в голову не пришло отказаться от работы, или возмутиться, что это делается не по-людски. Да, соглашались они, необычная, конечно, работа, не наша. Но люди мы подневольные, приказ есть приказ. Даже по меркам брежневских времен уничтожение захоронения в Колпашеве – редкостный пример безмозглости и нравственного мародерства. Колпашевская история - лишь маленький эпизод в общей политике сокрытия преступлений Сталинского режима. Даже сама попытка говорить об этом была наказуема. Может быть, в этом и состоит суть национальной катастрофы, когда беспамятство и безгластие становилось нормой существования целого народа. Был использован древний азиатский принцип: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. Но, как и все чужеродное, принцип был использован не там, где полагалось, а там, где удобнее, и так, как удобнее. Позора своего видеть не желаем. О позоре своем не желаем слышать. И о позоре своем никому не скажем.

Но вот уже много лет, как сняты оковы, неостановимым потоком хлынула в народ правда о преступлениях, масштабы которых превосходят всякое вероятие.

Минуло много лет. События 1979 года обросли легендами, где уже трудно отличить правду от вымысла. И весь этот участок берега, который занимал окружной отдел НКВД, смыт в Обь. Но вот что характерно, сколько бы ни рушился яр, а клин, вымытый в нем в 1979 году, не исчезает. Словно вбит он в души, в совесть живущих ныне и тех, кто будет жить потом.

 

Анатолий Потёкин.

Яр.

Безвинно погибшим в 30-е годы посвящается.

 

Я расстрелян. Судили меня налегке.

Исполнители казни тупы и безлики.

В темноте, в глубине, на кровавом песке

Задохнулись последние крики.

Я расстрелян. А рядом другие тела.

Бессловесны, с открытыми ртами…

Так за что нас, судьбина, сюда загнала,

Навалив друг на друга пластами?

 

Мы расстреляны и остаемся во мгле,

В этой вечной могильной опале.

Люди! Все, кто еще на земле,

Мы безвинною жертвою пали!

 

Мы расстреляны. Тут не поверят словам,

Палачей не разжалобить здешних.

Уводили в подвал. Здесь нас всех убивал

Водкой пахнущий энкаведешник.

 

Мы расстреляны. Боже, хоть ты помоги!

Мы к тебе обращались не часто.

Донеси до живых: мы совсем не враги,

Нам с позорным клеймом не венчаться.

 

Мы расстреляны. Слезы людей велики,

Кто же выживет, злобу осиля?

В нас остался вопрос от предсмертной тоски:

«Неужели все это Россия?»

 

Мы расстреляны, наша беда улеглась –

Мы глухие, слепые, немые…

Будь ты проклята, нас погубившая власть,

В годы страшные, тридцать седьмые…

Мы расстреляны. Где-то плывут облака,

Над землей нависая, как замять.

Нас забудут совсем, навсегда, на века,

Иль по нам не утратится память?

Некоторое время спустя на дереве, стоявшем недалеко от яра, появился этот памятный знак. Установил его сын одного из расстрелянных в те жестокие годы – Бримберга Петра Христофоровича.

В застенках НКВД в 1937 году был расстрелян и первый директор   Колпашевского краеведческого музея Николай Викентьевич Биллевич.

Природа не терпит пустоты, а общество – беспамятства. Каждый год – сначала на месте размещения бывшего НКВД, а потом на месте будущего памятника жертвам репрессий – проводятся митинги. Имена людей, пострадавших в годы репрессий, должны быть увековечены. Сохранить память о людях, безвинно погибших в годы сталинизма – наш долг.

Может ли такое повториться? Страшно даже подумать об этом. Повторится, если мы потеряем память, достоинство, не научимся ценить человеческую жизнь, уважать ближнего.

Будем помнить, сделаем все, чтобы не повторить времена произвола. Ведь не зря сказал поэт Евгений Евтушенко:

«Тот, кто вчерашнюю жертву забудет,

Может быть, завтрашней жертвою будет..»

 

О массовых репрессиях 1930-х годов до сих пор нет полной информации. Расстрельные списки, свидетельства жертв и исполнителей позволяют воссоздать картину.

Из показаний непосредственного исполнителя расстрелов Сергея Григорьевича К.: «Тогда действовала бригада, которой для храбрости давали спирт. За забором были устроены трапы, по которым арестованные шли к вырытой яме. Очередной из них доходил до определенного места. Раздавался выстрел из укрытия. Человек падал в яму. Сложилось твердое убеждение, что за тем забором были тысячи невинно осужденных людей…»

Из показаний бывшего работника КГБ Спраговского Анатолия Ивановича: « 99% следственных дел на осужденных были грубо сфальсифицированы работниками Томского и Нарымского отделов НКВД.»

К массовым репрессиям понуждали и спускаемые «сверху» контрольные цифры разоблачения и обезвреживания. Многим  предъявлялись сфабрикованные обвинения о принадлежности к мифической эсеро-монархической организации.  Расстрелы явно носили групповой характер – как это и было на самом деле. Сооружались дощатые настилы – их еще называли «коробами». Размеры такого «короба» составляли 3-4 метра в длину , 2-3 метра в ширину и немногим более метра по вертикали. В тюрьму обычно прибывали этапы по 40-50 человек. После приведения приговоров в исполнение трупы плотно укладывались «валетом», присыпались известью (для дезинфекции, и чтобы лишний раз не закапывать до прибытия очередной группы в ямах, вырытых во дворе. Впоследствии, когда поток осужденных резко увеличился, расстрелянных стали закапывать под настилом камеры. Ямы с трупами, как указывала инструкция, сравнивались с землей и ничем не обозначались.

В некоторых «коробах» была отдельно собрана одежда. То, что она не попадала в магазин, через который распродавали реквизированные вещи (подобный магазин в Колпашеве существовал), может быть свидетельством того, что среди уничтоженных были местные жители, и органы НКВД позаботились о том, чтобы избежать любой утечки информации. (Данная информация требует проверки – приходилось слышать от краеведов сообщение, что они ничего не слышали о существовании в городе такого магазина. Однако, факт сокрытия информации о судьбе расстрелянного достоверен – прим. ред.)

Если в Колпашевской могиле были захоронены останки невинно замученных людей, то как расценивать то, что произошло в 1979 году? Иначе, как повторным убийством не назовешь. Когда-то были истреблены люди, а четыре десятилетия спустя – и сама память о них, и их останки. Если это не варварство, то что тогда называть варварством?

Вернемся к тем майским дням. Город Колпашево переживал странные, тягостные, ни на что не похожие дни. Город Томск пребывал в напряженном раздумье. Сигнал тревоги долетел до Москвы. И там решили: это «антисоветские» трупы, их не было и не должно было быть.

3 мая место захоронения было обнесено высоким забором с надписью «Санитарная зона». Возле ЗОНЫ появилась охрана, чтобы не позволять людям приносить цветы и ставить свечи.

Разумеется, никто особо не задумывался над вопросом о перезахоронении останков, как того требовало местное население. Ему, этому населению, было заявлено: «Вот еще, будем мы тут врагов народа перезахоранивать!»

Средства для ликвидации захоронения были выделены значительные. Поначалу была предпринята попытка раскопать могилу с берега и вывезти останки расстрелянных на автомашинах, но скоро от этого отказались по причине непростой конфигурации захоронения (многие местные жители утверждали, что ям было несколько), да и трупов было очень много.

Использование техники на краю обрыва затруднял подвижный песчаный грунт, и тогда было решено берег попросту размыть. К яру подошел мощнейший двухтысячесильный буксир серии ОТ. Буксир поставили кормой к берегу, намертво закрепив тросом лебедки. На полных оборотах заработали винты, вода ударила под обрыв. Позже, для ускорения работ, рядом поставили другой "двухтысячник". Только один из них сжег 60 тонн горючего. Плюс бурение скважин на берегу, стройбат, милиция, водоспасательная служба, плюс кадровые и нанятые работники, чья роль была совершенно особой.

(Все лето на спасательной станции прожили двое чужаков. И хотя они были одеты в спортивные костюмы, об их обязанностях колпашевцы недолго гадали. Они должны были находить на реке упущенные трупы. Говорят, они за все это время ни разу не обратились друг к другу по имени. На прямой вопрос: «Как звать-то?» один из них мрачно пошутил: «Меньше будешь знать – дольше проживешь». Местные жители диву дались, с какой легкостью заезжие «спортсмены» раздобыли два лодочных мотора «Вихрь», крайне дефицитных в здешних краях. И еще больше – той королевской щедрости, с которой моторы были оставлены «на  добрую память». А вот портативные рации были увезены с собой.)

Плюс вещевые и денежные премии.

То, что происходило затем на Оби у Колпашева, не вполне ясно даже участникам и очевидцам событий. Дальше в Колпашеве происходила ВОЙНА. Двухнедельная битва живых с мертвыми.

Были сформированы отряды из сотрудников МВД, КГБ, а также созданы дружины добровольцев, которых посадили на моторные лодки и перегородили ими реку. С заводов им стали доставлять ненужный железный лом. Задача этих отрядов состояла в том, чтобы подплыть к трупу, привязать к нему лом в качестве груза и утопить. Злая ирония заключалась в том, что отряды дружинников-«добровольцев» формировали не так уж добровольно. Более того, у большинства из них, вероятно, могли быть родственники в этой яме. Тем не менее, за две недели большую часть трупов удалось «героически» утопить.

Некоторые тела были все же этими работниками упущены. По прошествии лета и даже на следующий год попадались плавающие трупы расстрелянных, которых носило со сплавом леса по реке. Их вылавливали и закапывали. Именно закапывали, а не хоронили.

Один из капитанов теплоходов рассказывает: «Трупы стали падать в воду. Мерзлый верхний слой обваливался большими глыбами по мере размывания   нижнего, талого слоя грунта. Было много ям. Трупы были целые, разной величины. В это время на берегу бурили скважины, искали новые, необнаруженные захоронения. Страх был у меня».

А вот слова одного из старпомов: «Двигатели перегревались. Нас обрывало (трос лопался), мы несколько раз отходили. Нам объясняли,  что это санитарное мероприятие. Говорили, чтоб мы не распространялись об этом. . . Ниже по течению работали катера, ловили тех, кто уплыл, кого не размолотило винтами».

Как работали катера, мог видеть весь город. Плывущие по Оби трупы живые вылавливали баграми, цепляли им к поясу кирпичи, металлические болванки – топили в реке. Тех, кто упорствовал, не шел на дно, рубили на куски веслами, день за днем, ночь за ночью.

Человечество знало откровенные зверства,  кровавые войны, массовые казни и страшные пытки, но любым преступлениям во все времена способствовали некие исторические обстоятельства, оговорки о высшей целесообразности, которыми оправдывали свои действия политики и палачи. В Колпашеве этого не было.