Письма М.А. Полумордвинова

Письма Полумордвинова М.А. к Ивановой Е.А. 1916-1917 гг.

 

Письма военного этнографа М.А. Полумордвинова к сестре Красного Креста Ивановой Е.А. Тема переписки - помощь находящемуся в плену Скопину Л.В. Также имеется текст 1 письма от Полумордвинова к Никитиной М.П. (связная Ивановой) и текст 1 письма от Скопина к Полумордвинову.

Переписку передал саратовский краевед Кумаков Андрей Вадимович в январе 2017 г., оригинал находится в Государственном архиве Саратовской области (ГАСО) - Ф.407. Оп.2. Д.682. «Саратовская губернская ученая архивная комиссия. Письма Полумордвинова Ивановой Е.А. 1916-1917 гг.»

Тексты набраны Котенко А.Л., сотрудницей ТОКМ.

 

Письмо от 20 октября 2016

Глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Только на днях получил Ваше письмо, оно гуляло больше месяца. Большое спасибо за извещения, хотя и невеликие. Величайшая просьба, как только что узнаете, ради Бога, дайте знать, по возможности телеграммой. Не написали, как и куда был ранен Левушка. Если найдете время, сообщите. Не написали и своего адреса, а потому вынужден писать Вам это письмо на Саратов, хотя это проволочка большая.

Я до сих пор не хочу мириться с известью, что надежды уж нет, и я никогда не увижу Левушку. Не может быть, чтобы в таком случае не нашли его тела. Но еще теплится искра надежды, что, может быть, Господь его и помиловал. Он так мне дорог, так дорог, что я вполне понимаю и Ваши переживания, понимаю и Ваш ужас от этого страшного сна.

Ради Бога, как что узнаете, пишите. Если он [неразборчиво] в плену, надо будет сейчас же организовать передачу через Женеву продуктов, там есть такое общество, которое за определенную плату регулярно отсылает припасы.

Будет ужасно, если эти мерзавцы его прикончили. Это хуже, чем принять смерть в бою.

Где Вы сами, и как себя чувствуете? Думаю, [неразборчиво] Вы еще больше, еще сильнее отдадитесь нам, страдальцам, которые пройдут еще Ваши руки. Помоги Вам Господи. Крепко целую Вашу руку. Ваш М. Полумордвинов.

Адрес г. Томск.

Управление Земледелием инженеру А.И. Соболевскому для меня.

20/Х.916

 

Письмо от 22 ноября 1916

Левин адрес на моей открытке: Ungarn. Zalaegerszeg. [Kriegde-fangenenlagers ], Oberst-leutnant Skopin.

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Только что получил Вашу телеграмму от 15/ХI из Орши, а одновременно открытку от Левушки от 6/13 октября. Большое Вам спасибо за уведомления, хотя адрес в ней так переврали, что он не пригоден, и, насколько его можно разобрать, он не тот, что дает Лева в своей открытке, а потому просьба повторить адрес этим письмом, указав, из какого он у Вас источника, и который, мой или Ваш, надо считать верным или позднее данным. Вам не надо, конечно, писать, как я был сумасшедше рад узнать, что моя надежда оправдалась, и Левушка, если не цел, то все же жив, и есть надежда его увидеть. Знаю и чувствую, как к этому отнеслись и Вы. Очень досадно только, что все же не знаю, как он ранен и каково его положение теперь: в открытке лишь несколько [неразборчиво] поручений, подробно-то [товарищ] писал в 3х закрытых письмах, но я их не получал. Вероятно, и в Вашем письме от Левы те же поручения, что и у меня, но, на всякий случай, повторяю их и сообщаю, что я по ним мог сделать и буду в состоянии делать впредь: 1) Командиру полка телеграмму с просьбой о высылке денег и о сообщении о награде я послал, боясь, [неразборчиво], что в телеграмме опять перепутают адрес, одновременно написал и письмо.

2) Его жене тем же порядком сообщаю просьбу о высылке денег, но, почти уверен, что эта просьба окажется безрезультатной, не по нежеланию с ее стороны, а по отсутствию у нее денег (как [просят]600).

Если мне удастся достать эти деньги самому, то пошлю сам. Что касается порядка отсылки, то Лева просит слать это через Вас, дает Ваш петроградский адрес на Никитину. Сообщите, пожалуйста, телеграммой или письмом, можно ли на этот адрес посылать деньги, посылки с надеждой, что все это Вы получите без большого опоздания, или сообщите возможно скоро тот адрес свой, по которому Вам было бы удобно получить и переправить все это Леве.

3) Он просит посылать ему каждые две недели по 1 фун. чаю, 10 фун. сахару и 1 фун. табаку, а если возможно, то и масла. Если не будет затруднений на почте, то я отсюда могу посылать и буду посылать ему чай, масло. Сахару здесь нет, и сам его не имею, а потому и послать не могу. Думаю, Вам легче это будет сделать через Красный Крест. С табаком здесь тоже плохо, но иногда удается достать, а в крайнем случае - попрошу кого-нибудь из общих знакомых посылать это ему из Харбина.

Возвращаюсь к старому предложению - организовать систематическую передачу ему сахару, табаку, масла и что еще возможно через Швейцарскую организацию помощи военнопленным. Наведите справки, пожалуйста, как ей [высылать], [неразборчиво], и не откажите сообщить мне подробно: адрес, условия, порядок уплаты денег. Тогда я воспользуюсь этой организацией, в надежде, что это будет скорее, регулярнее и [неразборчиво] к тем условиям, в каких Левушка находится.

Не откажите также сообщить мне и все Ваши [неразборчиво] по помощи Леве, дабы я мог с Вами согласоваться.

В виду Ваших постоянных разъездов очень бы было желательно, если бы Вы указали мне в Петрограде лицо, которое могло бы взять на себя труды служить между нами посредником, а при необходимости и произвести непосредственно переправку от меня к Левушке посылки, денег или письма. Вам это сделать из Петрограда легче, чем из провинции, да еще и Сибири.

А теперь - позвольте пожелать Вам всего лучшего, в надежде, что когда-нибудь увидимся все трое. Вы, Лева и Я, собравшись вместе.

М. Полумордвинов

Получили ли Вы мое письмо, посланное в Ваш саратовский адрес. Дайте адрес Вашей организации или [неразборчиво] отдельно для писем, отдельно для телеграмм.

22/ноября 916

Томск

Управление Земледелия, инженеру Соболевскому, для М.А.П.

 

Письмо от 12 декабря 1916 года

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Получил Вашу открытку от 15/XI. Большое спасибо за нее и Ваш адрес: теперь буду иметь возможность снестись с Вами гораздо скорее, чем через Саратов и Петроград. От Левушки имею еще одну (вторую) открытку, совершенно одинакового содержания, посланную или одновременно с первой на случай, если одна затеряется. Сообщил его адрес в полку и жене. В полку его денег 735 рублей, но они, предполагая, что он убит, выслали их сюда воинскому начальнику для выдачи жене, а [неразборчиво] телеграммой потребовали их назад, видимо уже узнав, что Лева жив. Во всяком случае, все это вызвало проволочку времени, и боюсь, что Лева их не скоро получит. Жена телеграфирует, что просимые им деньги перевела, но куда, ему или мне, не знаю, и я их еще не получил. Если получу, то поспешу перевести, хотя отсюда все сношения с пленными очень затруднительны. Сообщите мне, каким порядком, а еще через кого (банк, почта, телеграф) и при каких условиях переводили Вы. Посылку послал ему (чаю, сахару, табаку) помимо на днях еще. Написал в Харбин, чтобы оттуда послали при [посредстве] американского консульства адрес Швейцарской ассоциации «Хлеб для военнослужащих» и узнал: «M.Th.Dufresne, Corraferie, 21, Geneve» (Новое время 24 ноября №14628, стр.4, перв. столбец). Он же видимо берет на себя и передачу денег. Так ли это – [наверняка] не знаю. Если что узнали, сообщите. По мере получения чего-либо от Левушки не откажите поделиться со мной, что в свою очередь буду делать и я. Крепко жму Вашу руку. Желаю сил на работу. Будьте здоровы.

Искренне уважающий Вас М. Полумордвинов. 12/XII

 

Письмо от 17 декабря 1916 года

Милостивая Государыня Маргарита Петровна!

Простите великодушно, что беру на себя смелость беспокоить Вас и этим письмом, и просьбами. Но заставляет нужда и желание помочь близкому человеку в невзгоде, а другого средства, как через Вас, не имею.

Дело в следующем: в Венгрии, в плену, подполковник Лев Васильевич Скопин. Его вещи здесь у меня, а он там наг и бос. Одновременно посылаю на Ваше имя часть вещей этих. Будьте благодетельницей, отправьте, как можно. Также и другую посылку - чай, сахар и табак. Я живу в тайге, и, несмотря на всяческие хлопоты, вот уж больше месяца не могу добиться отправки Скопину телеграммы. А кроме того сбит с толку письмом Елизаветы Алексеевны по вопросу об адресе Скопина. Он сам в двух своих открытках, от 18 октября, на официальном венгерском бланке, что доказывает, что он именно находился тогда там, дает адрес: «[Kriegsgelangenenlagers] in Zalaegerszeg, Ungarn, Oberstleitnant Skopin»; Елизав. Алекс. же пишет «Lager[Kenyermezobei] Esztergom, Ungarn», указывая, что этот адрес дан Красным Крестом через Стокгольм от 9 ноября. Лично я, основываясь на том, что мой адрес он дал на официальном бланке, каковой мог достать, только находясь в Зала, думаю, что он и есть его адрес настоящего времени, адрес же Елиз. Алекс., как и подписанный Красным Крестом, относится ко времени предыдущему, когда он, как еще не выздоровевший, находился на попечении Крас. Креста. Совершенно не желая ставить Вас в положение затруднительное при решении, по какому именно адресу направить обе посылки, все же убедительно прошу сделать это, и надежда, что к тому времени, когда посылки получатся, Вы через Елизавету Алексеевну будете иметь уже совершенно определенные сведения, что вернее. Если же, паче чаяния, к тому времени вопрос определенно не выяснится, то со своей стороны прошу отправить по адресу моему, т.е. в Zalaegerszeg, т.к. если даже его там и нет, то он там несомненно был, и там знают, где он находится.

Елизавете Алек. я одновременно сообщаю, что послал вещи Скопина в Ваш адрес, т.к. она пишет, что если получит вещи, то постарается приехать в Петроград сама, дабы не обременять Вас, человека и без того занятого.

Еще раз прошу за бесцеремонное обращение к Вам, но думаю, что такого сорта дела, в настоящее время - дела общего, всех нас, а не наши личные, а потому и рассчитываю так смело на Вашу помощь.

Прошу принять уверения в моем совершенном почтении и преданности, а также наперёд глубокую благодарность за помощь.

М. Полумордвинов. 17/XII

Адрес мой: г.Томск. Управление Земледелием. Инженеру Соболевскому, для подполковника Полумордвинова

 

 

Письмо от 29 декабря 1916 года

(сверху, перевернутый текст)

Сейчас получил от Левы открытку от 16/29 октября из Эстергома. Предупредите Никитину, что в Залаегерсег посылать не нужно, а в Эстергом.

Левушка в своем закрытом письме рекомендует адресовать: [Prisonnier де gerre. Aktiebolaget Sinumbra. Stokholm.Chvedien], вкладывая в этот конверт - другой, с адресом Zalaegerszeg и т.д.

 

(текст письма)

Елизавета Алексеевна!

Получил Ваше письмо от 12/XII и две телеграммы от 17 и 22/XII.

Писал вам 21/XII, тогда же послал 300 рубл., телеграмму. Теперь перевожу еще 200 руб., у меня остается сто руб. Все эти 600 руб. взяты мною у жены Левы, согласно его просьбе. Перевели их Вам также потому, что он это сделать просил. В первой посылке с вещами, посланной на имя Никитиной, только самое необходимое - белье и тужурка, рейтузы, т.к. не знал, что именно Леве нужно. Одновременно с этим письмом посылаю вторую посылку. В ней: полушубок, шинель, [важная] безрукавка, теплые кальсоны, фуфайка, одни сапоги холодные, одни сапоги теплые, 2 пары шерстяных чулок, простыня и 6 платков. Адресую опять на Никитину. Что именно надо из этих вещей переслать, вопрос в том, что можно, и что дойдёт. Здесь остались и еще вещи: белье, одеяло, маленькая подушка, две пары сапог. Понемногу перешлю все остальное все по тому же адресу. Живу я от города далеко, и это связывает меня ужасно, т.к. в [неразборчиво]  на почте более одной посылки от одного лица не берут. Но постараюсь все же все вещи переслать. Кроме явно ненужных, вроде седельных сум. Что заставило командира написать матери неправду относительно вещей, не понимаю. Вероятно, ему неверно доложили. Ведь если бы и знали, можно было бы сразу же отправить вещи, т.к. они еще в начале ноября пришли сюда от полка на имя жены. Боюсь, не так же ли точны его сведения относительно отправки денег Леве. Это было бы очень грустно. Я послал Леве, первый раз непосредственно в Залаегерсег, второй раз через Никитину, оба раза по фунту табаку, фунту чаю и по четыре сахару. На днях пошло [неразборчиво] [неразборчиво] и опять Никитиной. Хотя я ей и писал. Но напишите и Вы от себя и попросите извинить меня за беспокойство и все же помочь в дальнейшей переправке. По мере возможностей буду стараться посылать такие же посылки регулярно, пока смогу доставать [неразборчиво], что он просит, но горе, что с каждым днем это все труднее и труднее. Если командира и вправду перевели дальше, и переведете еще и Вы, то относительно денег Леве будет более, чем [неразборчиво]. Ну а вещи - дай Бог, чтобы дошли, но надежды у меня на это немного. Будьте, дорогая Елизавета Петровна, добренькая, сообщите, что узнаете нового, а главное, и, возможно, телеграфом, верный адрес его, только узнайте сами. А то разошлись мы, и деньги, и вещи в разные концы, а он ничего не получит. Я имею от него три открытки (№№1,3,5) и одно только закрытое письмо (№3), все от октября, причем открытки все из Залаегерсега, и закрытое (от 7/Х) из госпиталя еще.

Во всех он настойчиво просит писать в Залаегерсег, причем дает адрес через Швецию, [Akticbulaget Sinumbria]. Вашу телеграмму из 23/XII не совсем понял «американские очень хвалят»? Ну, будьте здоровы, дорогая Елизавета Алексеевна. Дай Вам Бог все [неразборчиво] получил. Я до бешенства дохожу, что благодаря нашей трущобе ничего для Левы сносно сделать не могу сам. Командиру я 3 раза писал, но ответа не получил, при чем писал нарочно не Карницкому, а «Командиру Полка». [Думайте временами о] Леве, что буду делать в свою очередь и я.

Искренне преданный М. Полумордвинов

29/XII.

С новым годом. Надеюсь, в нем увидим своего Леву.

 

Письмо от 25 января 1917 года

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Спасибо вам за вашу открытку 2/1. Я тоже от Левушки ничего не имею и страшно беспокоюсь, что с ним. Жду с нетерпением от Вас сообщения, были ли в Петрогр. и удалось ли отправить ему вещи, а также - не нужно ли еще чего из вещей его переслать и можно ли продолжать пользоваться любезностью М.П. Никитиной, или Вы укажете какой другой адрес-посредник. Я вновь послал на её имя посылку с табаком, чаем, сахаром и маслом, т.к. боюсь, что Левушка будет сидеть без табаку.

Тем более, что, как Вы писали, [он] особенно просит быть аккуратным меня с посылками. Доходит ли только до него хоть что-нибудь? Я сообщил его адрес во все концы и теперь уже начинаю получать кой-откуда извещения, что ему некоторые старые друзья тоже послали уже посылки. К сожалению - по старому адресу, первому, на Зала[1]. Но теперь я переслал им адреса. Дай Бог, чтобы хоть от кого-нибудь да дошло до него. Я так бы хотел иметь возможность быть в Петрограде только из-за того, чтобы получить хотя бы вероятную возможность [неразборчиво] с Левой, что все бы отдал за это.

Главное, конечно, чтобы до него доходили деньги, т.к. с деньгами он в достатке [неразборчиво]. Очень меня волнует вопрос о полковых деньгах: перевели ли они их ему. Я от Карницкого так и не добился ответа. Не узнали ли Вы чего от его матери? Ну, будьте здоровы и работайте для таких же страдальцев, как и наш Лева, только более счастливых тем, что они на родине и в Ваших хороших сестриных руках!

Им сердечный привет!

Ваш М. Полумордвинов

25/I 917.

 

Письмо от 22 февраля 1917 года

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Имею Ваши 2 письма: из Петрограда и из Орши от 14. Вчера получил и Вашу телеграмму об отсылке полученных денег. [Только] благодарен, что держите меня в курсе. Очень я только и огорчен и беспокоюсь, что ничего нет от Левы. Получили на днях 3 штуки открыток, еще из Зала, тождественного содержания с первыми, а из Эстергома ничего не имею уже более 2х месяцев, хотя сам пишу очень часто и посылки посылаю регулярно. Получает ли он хоть что-нибудь? Вы тоже определенного ничего оба раза не написали, имеются ли от него письма или нет, а если имеются, то они какого числа. Будьте великодушны до конца и делитесь со мной этими данными, а то у меня уже и руки опускаются писать письма, и без всякой надежды на ответ. Одно утешение, что [неразборчиво] его письма могут быть в цензуре, как провалялись [неразборчиво] с [личными] это открытки несчастные.

Теперь постараюсь [неразборчиво] с Вами, насколько смогу. Ваши недоразумения:

1: Деньги: Как увидите из прилагаемой Левиной открытки, он просил меня взять у его жены 600 руб., что я и сделал. Из них 500 я переслал Вам, 100 хотим посылать, получив Ваше последнее письмо, но [неразборчиво], по получению телеграммы Вашей, пока не посылаю, т.к. у Левы деньги [неразборчиво] по [неразборчиво]еще, а могут эти пригодиться Вам и на будущее. Но Вы имейте в виду, и как только будет подобное, телеграфируйте, вышлю и их и еще, если понадобится, сколько-нибудь наскребу. Таким образом, я свою часть поручения исполнил тогда же, полк же раскачался только теперь. Поскольку деньги действительно были полком отправлены в Томск воинскому начальнику для выдаче жене, [в предположении], что Лева убит. Отсюда их по телеграмме К-ра полка и по моей просьбе отправили немедленно обратно. Но и предполагая, что полк будет внимательнее и не станет дожидаться получения с почты этих денег, а, зная, что они уже посланы ему Томск. воинск. [неразборчиво], отправит Леве из своих [сумм] еще что-то. Между тем они только сейчас раскачались. Итак, все деньги скитальцу Леве прошли, теперь собраны и отосланы ему, за исключением 100 руб., которые и [неразборчиво] в запасах у меня. Теперь относительно вещей: я уже Вам писал, что вещи фактически были присланы в Томск для выдачи жене и я, за ее отсутствием, получил их. Для чего полку понадобилось уверять, что они их продали, не понимаю. Вероятно, проданы были лошади и седло, но тогда где деньги за эти вещи, этого я не знаю. Из этих вещей я двумя посылками часть переслал в адрес Никитиной, и Вы их, видимо, получили. Белье есть и еще, но все такое же, и где Левино обыкновенное белье - тоже не знаю. Сапог всего 3 пары было. Я послал одни, но самые ли это новые или нет, не ручаюсь - все потертые. Выбирал такие, которые мне казались более подходящими к настоящим его условиям, т.к. одни, что остались, - очень тяжелые, другие же - лакированные. И те, и другие, казалось бы, слишком ему не [неразборчиво]. Однако, как Вы пишете, сапоги к отсылке не приняли, а потому сейчас этот вопрос отпадает. Но, кроме уже посланных, у меня есть здесь еще его вещи, а именно: 4 полотенца, 2 простыни, 4 рубахи, 4 кальсон, 9 платков, 6 носков, 1 гимнастерка, 1 тужурка, 1 мал. подушка, 1 одеяло, 1 туфли, 2 пары сапог, 3 шапки, 1 теплая рубаха, 3 теплых носков, 1 перчатки, 1 башмаки, бритва, [неразборчиво] [неразборчиво] таз. Посылая вещи через Никитину, я по возможности выбирал, что могло, по моему [мнению], ему понадобиться и пригодиться там, и тогда же Вам писал, что есть еще вещи. Напишите мне, пожалуйста, нужно ли их отправить теперь Никитиной и что именно. Белье, как уже сказал, все такое же, как и посланное. Есть еще маленький саквояж с его полевыми книжками, копиями его донесений еще по казачьему полку, но их, несомненно, посылать нельзя, да и вряд ли они ему могут быть нужны. Книжек же 2-го полка нет. Относительно того, кто вел атаку, думаю, что здесь надо понимать так: хоть Карницкий и генерал, но он все еще продолжал командовать полками, а одновременно командовать и бригадой. В силу этого, в строю его как командира полка замещал всегда старший из офицеров, в данном случае вероятно Левушка. Таким образом, обе версии правильные, и, с точки зрения формальной, К-р полка - Карницкий, фактически не он командовал двумя полками, а 2-м полком, вероятно, - Левушка, т. образом оба правы. Не ответили Вы мне, дорогая Елизавета Алексеевна, на мой вопрос, могу ли предложить, не боясь быть назойливым, пользоваться любезностью Никитиной по переотправке посылки? Хотя на днях прочел в газетах: что при Глав. Комитете всеросс. Земского союза в Москве ([неразборчиво] №1) учреждено отделение, берущее на себя отправку посылок. Сегодня пишу им и прошу организовать регулярную пересылку табаку, чаю, сахару 2 раза в месяц Леве, т.к. здесь не всегда и все могу достать. Не знаю, удастся ли это. Если да, то тем самым отпадет необходимость беспокоить Никитину. Филиньева мне на письмо не ответила. Вы также ничего не написали, что ей известно о Леве или, по крайней мере, об условиях, в которых он находится.

Простите, что заставляю Вас так много читать свой ужасный почерк, но хотелось уже все выяснить и спросить. Ради Бога, сообщайте, что будете [известного] иметь.

Крепко жму Вашу руку и жду Ваших инструкций и ответов на заданные вопросы.

Ваш [неразборчиво] М. Полумордвинов

22/II

Прилагаемая открытка - одна из многих и получена мною только в период февраля. [неразборчиво], даже австрийцы с этими открытками деликатнее наших.

 

 

Дата неизвестна

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Большое спасибо за письмо от 2/XII, получил его вчера. Вещи Левы, белье - главным образом, сапоги и кой-что из мелочей - здесь. Присланы были полком для выдачи жене. Сегодня посылкой на имя Никитиной посылаю чай, белье и одни сапоги и пишу ей с просьбой переправить, хотя сообщено о Вашем намерении, если будут получены вещи, постараться вырваться самой в Петроград. Больше всего меня смущает вопрос об адресе. Со своей стороны - думаю, что данный Левой мне адрес [неразборчиво] к настоящему времени, так как он заключается в официальном, венгерском, печатаном бланке открытого письма, достать который Лева, не будучи лично там, не мог бы. Хотя Ваш по времени и позднейший (мой 18 октября, Ваш 9 ноября), но таки их справочное бюро, которое еще раскачивается не сразу. Главное же не только бланки моей открытки, но и казенная печать также Ｚａｌａｅｇｅｒｒｓｚｅｇская. А потому склонен продолжать думать, что туда и надо посылать. Кроме вещей посылаю М.П. Никитиной еще посылку (табак, чай, сахар) для пересылки же. Одну же послал уже 2 недели тому назад сам отсюда, но почти безнадежно. Так грустно, что при всем желании нельзя помочь близкому человеку. Очень жалею, что судьба меня перебросила в инвалиды. За одно за это, что так поставлены наши пленные, [досталось] бы им, мерзавцам, будь опять я на фронте, вдвое.

Из полка опять всё нет. Что они сделали и сделали ли вообще что-нибудь, не знаю. Если узнаете, будьте добры – [так] уведомите и меня. Очень беспокоюсь, что с деньгами Леве плохо. Жена его прислала письмо, что на днях переведет их, вероятно, мне. Тогда я их переведу полностью Никитиной, а Вы, дорогая Елизавета Алексеевна, ради Бога уж упросите Никитину не отказать получить их, переправить, т.к. я здесь уже совсем бессилен. [неразборчиво] [неразборчиво] не могу добиться, чтобы отправили ему телеграмму. Разослал просьбы, посылать посылки ему во все концы: в Харбин, жене, его брату, в полк, одному общему [приятелю] доктору - в действ. [армию]. Ответ хочу откуда-нибудь получить. Я здесь сижу как на шиле и схожу с ума от бешенства, что не могу помочь. Кстати, не могу ли я быть хоть в чем-нибудь полезен в Вашей организации? Я бы с удовольствием взял даже самую маленькую должность, только бы не сидеть бесполезно в такое время. Здоровье у меня не блестящее, но все же не настолько плохо, чтобы ничего не делать. Если да, сообщите, я сейчас же приеду. Если ничего [нет там], то когда будете в Петрограде - узнайте, нет ли чего делать. Место мне безразлично, хоть в Центральной Африке. Ну, будьте здоровы и сильны. Ваши силы еще очень и очень нужны [и теперь и потом], когда Лева вернется. Искренне уважающий Вас

М. Полумордвинов.

 

 

Письмо от 11 апреля 1917 года

Многоуважаемая Елизавета Алексеевна.

Сейчас получил Ваше письмо от 23/3. Глубокая благодарность за него, хотя оно и мало меня порадовало. Ждал, что хоть Вы что-нибудь имеет от Левы, я-то ничего не получаю и извелся вконец. Деньги, 100 руб., переведу при первой же возможности, сейчас не могу, т.к. полная распутица, и от меня проезда нет. И это письмо посылаю с тем случайным человеком, который еле пробрался ко мне из ближайшего поселения с почтой, которую не имею уже почти 2 недели. Ведь я живу совершенно один в глухой тайге, и до меня ближайшая деревушка 2 версты, а ближайший еле-еле сносный культурный пункт 15 верст, до города же, т.о. до почты и телеграфа 35. Раньше конца мая едва ли [неразборчиво] доберусь до города сам и тогда первым долгом исполню Ваше поручение. Ради Бога, если будут вести от Левы, сообщите сейчас же. Как-никак, а письмо иногда все же удается ко мне переправить. Вновь с Вами согласен относительно Ваших планов отправки вещей Левушки, если он засидится там, [неразборчиво]. Думаю, что к тому времени, в связи с [мероприятиями] нашего правительства по отношению [к их гражданским пленным], да и вообще, чтоб умаслить нас, их отношение к нашим пленным значительно улучшаться и будет. [неразборчиво] [неразборчиво] с ними. Дай-то Бог. А что слышно относительно осуществления обещания Кн. Туманова? Есть ли у Вас какая связь в этом направлении? От Филиньевой письмо не получал.

Никитину беспокоить не буду, да и причины, вероятно, не будет, т.к. при всем желании посылать Леве даже табаку лишен возможности за отсутствием такового. Сижу сам без него. Вы спрашивали, какой он табак курит. Уверенности у меня нет, но курит «Стамболи». Да и кто теперь разберет, какой! Был бы хоть какой-нибудь, и то, слава Богу. Если деньги до него дошли, то, конечно, курит их сигары, хоть они и дрянь ужасная.

Что с Вами самой? Насколько серьезно Ваше недомогание? Хоть и мало Вас знаю, но Вы мне казались человеком таким, у которого силы духовные всегда перевесят физику. Вам нельзя ни хворать, ни опускать руки. Вы очень нужны помимо своего прямого дела еще и Леве и теперь, а еще [неразборчиво, 2 или 3 слова], когда он вернется, потеряв все - и здоровье, и [неразборчиво] и службу. Судьба не ошибается и не может ошибиться, что она раз установила, к тому и приведет. Ну, будьте здоровы, а то, боюсь, перейду в область лирическую. Крепко жму Вашу руку и желаю бодрости и силы.

Искренне уважающий Вас М. Полумордвинов.

11 апреля 917 г.

 

 

Письмо от 29 апреля 1917 года

Глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Вчера получил Ваше письмо от 7 апреля и одновременно две открытки от Левушки, чем и спешу с Вами поделиться. Одна от 25 января, другая от 26 января же. Пишет, что до сих пор получил из России всего только одну мою телеграмму и больше ничего и ни от кого, ни слова. Очень просит опять денег, посылок с табаком, чаем, сахаром, сухарями, салом, а также свои вещи: шинель, тужурку, рейтузы, сапоги, белье. Просит также узнать о последней награде. Судя по Вашему письму - первая отсылка денег до него уже дошла. Авось теперь дошли уже и остальные, а также и посылки. Адрес его Ｅｓｔｅｒｇｏｍ　－　Ｔａｂｏｒ. Последнее [Ｔａｂｏｒ] для меня новость, раньше этого не было. А [неразборчиво], [неразборчиво] на карте есть и просто Ｅｓｔｅｒｇｏｍ, и ＥｓｔｅｒｇｏｍＴａｂｏｒ. Я же все предыдущее адресовал без Ｔａｂｏｒ, да и Вы [уже поняли] все посылки пропали. Это большое для меня горе, там белье, что сейчас я уже и не могу физически вновь ничего ему посылать, т.к. здесь ничего нет. Деньги 100 руб. еще не могу Вам отправить, т.к. еще нет дороги в город, и это письмо несу сам пешком за 15 верст до ближайшего пункта, откуда можно переслать. Я аккуратно отвечал Вам на все Ваши письма, но боюсь, что Вы их могли и не получить, т.к. более уже месяца я отрезан от города и пользуюсь для отсылки весьма случайными оказиями. Чувствую себя уже очень плохо, сказывается весенняя сырость, да и вообще не дает много покоя. Если что имеется от Левы, ради Бога, сообщите. Авось и до Вас что дошло. Бедный, 6 месяцев ни от кого и ни строчки не пишет, что очень нуждается. Я думаю. Будьте здоровы, дорогая Елизавета Алексеевна, и продолжайте помогать ему, как и [чем] можно. [неразборчиво].

М. Полумордвинов. 29 апреля 917.

 

Письмо, июнь (?) 1917 года

[июнь] Томск

Глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна!

Пользуюсь случаем, что нахожусь в пункте, где можно сдать письмо, и пишу Вам. Ваше письмо от 29/4 получил. Большое спасибо, особенно за адрес, так как в телеграмме он, конечно, оказался исковерканным. Меня постоянные перекочевки Левы очень огорчают, т.к. заставляют опасаться, что ничего из посланного ему его не найдет, а между тем послано несколько посылок не только мной и другими лицами, которым я сообщил его адрес, и, к сожалению, тоже уже старый. Я имею от него целую серию открыток из Эстергома, все от конца января, а одна от 12 февраля. Все одинакового содержания: из них видно, что от Вас он получил 100 рублей и больше ничего. От меня имеет одну телеграмму и одно закрытое письмо. Видимо еще не знает, что все его предыдущие поручения уже исполнены Вами в мере возможного, жалуется на отсутствие вещей и безденежье. Просит, чтобы я попросил полк, при условии даже, что деньги от жены (600 руб.) и полковые ему уже посланы, выслать ему оттуда 30-40 рублей ежемесячных. Я остаюсь при старом убеждении, что крупная сумма ему необходима единовременно, чтобы устроить или побег или обмен, [что и] объясняло его постоянное движение к швейцарской границе, а эти деньги он просит (30-40 руб. ежемесячно) на текущую надобность. Я немедленно же в полк его просьбу передал, но уверен, что, как и предыдущие его и мои просьбы - и эта останется без результата... А потому решаюсь прибегнуть к самому простому средству, а именно по мере возможности наскребать и посылать ему эти деньги от себя. Вероятно, в зависимости от теперешних цен на все, я не буду в состоянии посылать ему ежемесячно всю им просимую сумму, но что смогу, постараюсь. А так как он просит организовать эту пересылку через Вас, и Вас просит, в видах большей выгодности, [неразборчиво] - пересылать непременно по почте, а не через банки, то прошу позволения воспользоваться в этом случае Вашей помощью для переотправки, а в [тех] случаях, когда у меня не хватит пороху.., и с дополнением лично от Вас. Просит еще посылать ему сало малороссийское и сдобные сухари. Но откровенно говорю, что у меня нет никакой охоты кормить [паяцев], а в благоприятный исход посылки продуктов я решительно изверился. На всякий случай попытаюсь все же прислать сухари, т.к. сала нет. Перестал посылать и табак, т.к. и его нет у самого, курю махорку. Извиняюсь за каракули и бумагу, пишу наспех. Крепко жму вашу руку и желаю всего доброго. Ваш М. Полумордвинов

 

Письмо от Скопина к Полумордвинову от 23 октября 1916 года

Дорогой Миша! Все, что случилось со мной, я описал тебе в 3х закрытых письмах на живые темы. Теперь же, благодаря цензуре и боясь, что ни упомянутые письма, ни многие из открыток не дойдут до тебя, я через день пишу их одного и того же содержания, пока не получу ответа, излагая в них то, что крайне мне необходимо. Во-первых, телеграфируй в полк мой адрес, что я не убит, а ранен и в плену. Мои деньги, хранящиеся у казначея 430 р., пускай по телеграфу переведут тебе, а [неразборчиво] у моей жены еще 570 р. Переведи мне только частями, т.к. сразу такую сумму нельзя переводить. Деньги лучше перевести через Елизавету Алексеевну Иванову, если она в Петрограде, т.к. оттуда это [выслать] легче всего. Предварительно только снесись с ней - по телеграфу. Её адрес: Петроград, Большая Болотная, дом 13 кв. 24, М.П. Никитиной для Е.А. Ивановой. Если же полк знает, что я убит, и мои деньги не высланы мне, то все-таки возьми у жены 600 р. и переведи их мне. Пусть она не волнуется, после войны верну с процентами. Узнай в полку, к какой последней награде я представлен, и прошла ли она? Если телеграфные сношения с нами к этому времени восстановятся, что ты узнаешь из газет, то деньги и сообщение о награде передай. Передай по телеграфу. Кроме того, через каждые две недели отправляй мне посылки 1 фун. табаку ценой 8-10 руб. 1 фунт чаю и фунтов 10 сахару можно также сливочное масло, последние два раза в месяц. Посылки упаковывай возможно тщательнее, т.к. они в дороге разбиваются, и содержимое их теряется. Марии Викторовне передай, что она свободна и пускай устраивает свою судьбу, как находит лучше, т.к. после войны я к ней не вернусь. За истраченные на мои поручения деньги рассчитаюсь по возвращении. Целую крепко Мамочку и тебя. Адрес мой на обороте сего, что подчеркнуто. Пишите мне чаще. Как теперь твое здоровье?

23/10/Х -16 г. Ваш Лев Скопин

 

 

Топонимы:

Ungarn - австрийское название Венгрии

Zalaegerszeg – Залаегерсег (город на западе Венгрии)

Esztergom – Эстергом (город на севере Венгрии)

Kleinmunchen (район в Австрии)