Колотовкина (дев.Липина ) Елена Петровна Воспоминания о жизни в с.Александровское Томской области (расшифровка видеоразговора)

Смотреть видео

Первые годы в Сибири. Ссылка из Башкирии в Анжеро-Судженск. Примерно 1929-1930 гг.  С братом Никитой.

Лене Колотовкиной тогда было 9-10 лет. Затем переезд в с. Александровское (после получения Еленой медицинского образования).

Колотовкина Елена Петровна (ЕП):  За сутки собрались, 3 мешка натолкали тряпок. И в лаптях поехали, “кулаки”. Отца посадили. Потом брата посадили. Вот какой закон был... Мать осталась со мной. Пришли и говорят: “Завтра вас увозим”. И всё... Она мешки взяла и давай туда вещи уталкивать. А что там утолкаешь-то?

Сильно богатые были?

ЕП: Да какие богатые... Две коровы да две лошади. Им план дали. Зажиточных. А мы ведь в колхозе были. Из колхоза взяли. Потому что трудились мы честно, вот ведь что. И две семьи нас. А старший брат отделился ещё раньше, жил в другом сельсовете. И его взяли. Разве это законно? Ну кого-то брать надо было... А потом через два года мамин брат (он в сельсовете работал)  пишет: “Никита (старший брат Елены Петровны, был сослан вместе с ней), мы высылаем документы, возвращайтесь обратно. Вас неправильно сослали”. А брат написал: “Большое спасибо. Я лапти больше носить не хочу. Я хожу в туфлях”. Он к тому моменту в шахте работал. Я, бывало, приеду в деревню, девчонки: “Ой, Ленка, ты в туфлях ходишь! А мы всё ещё в лаптях…”. Я им говорю: “Ходите на здоровье. Я же кулачка была, кулачка и осталась”.  В 12 лет (примерно 1932 г - СК) на кирпичный завод пошла работать, помогала  снохе. А она потом говорит: “Ну проведите её приказом, хоть она деньги получит, платье к школе сошьет”. А я высокая была, а он (видимо, кадровик  завода - СК) так смотрит оценивающе: “А сколько ей лет?”. А сноха ему: “12”. “Да вы что! Хотите меня в тюрьму посадить?”. И вот я давай писать дяде (который из сельсовета - СК). А тогда же ни метрик (свидетельств о рождении), ничего у нас не было, окрестили - и ладно... “Дядя Петя, пришлите мне справку заместо метрики. Прибавьте мне два года”. Прибавили. Я вообще-то с 1920-го. Написали с 18-го… И так и идёт по сей день..

Так вы на пенсию раньше вышли, снова закон “обманули”?

ЕП: Да нет, я вышла в 52 года (на Севере на пенсию женщины по закону выходили в 50 лет). Ровно в 50 лет, если  по-правильному. Потом, правда, сноха бригадиру созналась. Но приказом всё равно оформили. Так я хоть денежки немного получила. На платье-то надо. Вот так мы в Анжерке (Анжеро-Судженск, Кемеровская область - СК) жили. А отца через месяц освободили. Освободили и в колхозе оставили. Мы опять пишем: “Дядя Петя, выпустите отца, пусть он сюда едет”. А он: “А у нас в кузнице кто будет работать? Бороны ремонтировать, телеги, сани?”. И так он жил там один.

Так и не съехались?

ЕП: Нет. Потом он приезжал к нам в гости. Потом мать к нему уехала. Я с братом осталась. 7 классов кончила, здесь в техникум (на медсестру - СК) пошла. В общем моя жизнь, как картинка. Детства не было. Не хочется вспоминать - одни слёзы.

Там ( в Анжерке)  в четвертый класс пошла, а тогда 11 лет в школу ходили. Пять классов кончили. И наш весь класс на прополку. Там участки были - где помидоры садят, где свеклу, где морковку. Нам за это по 10, по 15 рублей давали. Но тогда и дешево все было.. Но зато платье новое к школе.. Не сидели.. А из 7-го класса нас даже в шахту один раз загоняли на прорыв. Угля много было, а отбрасывать на ленту - некому. И вот весь класс- туда. Спустили нас.. Лента идёт, широкая, а мы - кидаем. Попробуй сейчас с седьмого класса (смеется), ребенок же он.. Да и вы еще же ребята (авторам записи тогда было по 19-20 лет).

ЕП: Тяжелая у меня жизнь была. У меня однажды спросили уже в наши годы: “Чем вы занимались во время войны?”. Я ответила: “Если бы вы спросили, чем мы не занимались...” Больница дровами отоплялась - ездили, готовили лес. Лето придёт - воскресники. Я была секретарем своей комсомольской организации. Вот звонят: "Собирайте комсомольцев, пришел пароход, привез то соль, то муку, то ещё что-то - нужно выгружать". Никогда не забуду - река, яр крутой. Спуск сделан шириной в 3 доски, муку вытаскивали на носилках. Передний идёт, согнется вдвое, у заднего носилки на плечах лежат. Мешок погрузят - тащим. Помню, с Анькой вытащили - никогда не забудется.. Говорю: "Анька, я устала". Она мне: "Я тоже устала". Говорю: "Давай попробуем на плече таскать" (крупчатка была весом 50 кг). - "Ну, давай", -  говорит она. Спустились с носилками (а там ведь ещё люк). Ну, говорю, давайте ребята, на плечо. Они говорят: "Вы что, сдурели, что ли? Нет?" А  мы им: "Мы с носилок уроним мешок в воду - нас посадят". Ну что. Нагрузили нас. Я спрашиваю: "Ань, как чувствуешь?" Она мне: "Ты знаешь, легче". Мы тогда здоровые были. 50 килограмм.. А сейчас 5 кг понесешь - и спина заболела… То соль придёт. Думаешь: “Много на носилки её положить - тяжело. Мало - как-то стыдно..” А потом военное дело стали изучать. Зимой угонят на пески (несколько километров от села) - роем там окопы.

Зимой???

Да! Вы не верите, но это кошмарное дело было. И никто не откажется. Помню, еще до войны, в сороковом году. Секретарь нас собрал 15 человек, на лыжи поставил - и до Ларино (деревня в 15 км от Александровского - СК). Ночью! А я тогда не знала, где это Ларино. “А где это?". - А вон Ванька вас поведет". Впереди паренек с фонариком “летучая мышь” и взади “летучая мышь” . Ну это разве жизнь была? (смеется). 15 километров до Ларина, если прямиком (ночью.. без проторенной лыжни.. - СК). И как-то не уставали. А я оттуда пришла, и вот у меня рука, помню, отекла. До совхоза дошли, а я тогда жила с одной девушкой, с Марией. Я говорю, знаешь, Маша,  у меня рука - всё. Вот руби её сейчас - я ничего не чувствую. Палец кусаю - не больно. И вроде не мерзла, ничего.. Она говорит - давай, снимем лыжи и бегом побежим. А у нас была дома  с ней сумка "Скорой помощи". Там спирт должен был быть.. Прибежали до людей, она кричит - давай сумку нашу. Нас спрашивают - что такое? - Нам надо спирт - у Ленки рука отмерзла! (смеется..) Взглянули - а там спирта нет. Ребята выпили, паразиты. Сидят, хохочут. - Что вы хохочете? Секретарь тут выходит: “Ну-ка, где ты руку-то отморозила?”. Я ему руку показываю и говорю: "Тащи топор, руби, ничего не чувствую". Он ущипнул - не чувствую. А у меня у кофточки рукавчик был совсем коротенький, выше локтя, резинка тугая-тугая. Он под резинку палец подтолкнул, как рванул: “Что ж ты ещё жгут не наложила!”. И всё.. Вот разве не дураки были?

То ходили, стреляли. Нас вот всё готовили к войне. А тут и война. Тут повестки пошли. Три повестки было (на Елену Петровну). Всё оставляли. Я плачу, что оставляют. Всё хотела сбежать. Всё было. В войну тяжело нам пришлось. 400 грамм хлеба. По чуть-чуть крупы, сахара, масла дадут. Хлеб принесёшь - а ведь мы молодые, здоровые были, - и думаешь, вот эти 400 грамм бы за раз - я бы сыта была. Но нет. Надо ещё на вечер, на утро оставить.

Посылали нас рыбачить. У меня тогда уже комсомольская организация была - человек 5. Дали задание - поймать 5 кг рыбы. Но чем?  А у нас, у девчонок, просто нечем. Хоть подолом иди и лови. Взяли марлю в больнице. Идем к озеру рядом с селом. Идем мимо землянок, в которых ссыльные жили. Видим, на изгороде небольшой невод висит. Посмотрели - никого нет, землянка на замке. Девчонки говорят: “Давайте стащим”.  Говорю: “А вдруг поймают”. Ну договорились - вставайте в ряд, прикройте, а мы будем свертывать. И бегом… Хозяйка- то не увидела. Но соседи-то видели. Пришли, залезли в это озеро, по колено в ил утонули (смеется). Бродили-бродили, но 5 кг поймали. Невод сполоснули. Сами грязные, как черти. Идём обратно, а хозяйка стоит на дороге (смеется). Как она на нас ругала… Ну и я, как секретарь, мне пришлось объяснять да заступаться. Вышла вперед да говорю ей невинным голоском: “Бабуль, мы ж эту рыбу не себе. Мы её сейчас сдадим. Может вдруг вашей родне она достанется. У вас сын есть?”- “Наверное убили уже..” - говорит она. А может быть, он будет есть"..  Еле-еле уговорили. “Развешивайте сушить!” - говорит. Развесили.. Зашли в магазин, взвесили рыбу - есть 5 кг.

Кто лес готовил. Кто дрова. Лесиной один раз чуть не прихлестнуло. С санитарочкой пилим лесину. Лесина такая толстая. Спилили. Она повалилась в одну сторону.  Вроде в сторону от меня пошла. Думаю, упадет, да и всё. А она от корня-то как сыграла, да в мою сторону. Прямо перед лицом. Несколько сантиметров от головы пролетела. Санитарка стоит: “Елена Петровна, вы живые?” -  уже плачет. “Живая вроде”. - “Да ведь вас же лесиной чуть не убило…”. Я посмотрела - и правда, лежит ствол прямо у моих ног. Сели мы на эту лесину, да как мы с ней зарыдали! Остальные сбежались:  “Что случилось?” Cанитарка: “На Лену упала лесина и чуть не убила” - и снова реветь (смеется). Вот шуму-то было.. И всё вручную. Распилили на части. На сани накатали. На лошадях увезли.

На нашу долю много пришлось…Очень много. 

Ещё в больнице хозяйство было, слава богу, большое. Больные не голодали. Мелкий скот.., телята.., овцы были.. 70 голов было. Лошади, коровы. Заимка была, где косили сено. Молоко своё.. Творог свой. Мясо своё.  А выдавали по карточкам. Больной идет в больнице - вырезаешь талон. На продукты, на хлеб. Вот так и прожила.. Ничего, выжила. Может, сейчас уже чужой век живу (смеется).  

Женихи были. Но не судьба. Один, Коля-художник, сосланный с Волги, всё сватал.. Говорю ему: "Не-е, я в командировку уеду". Я одна жила, чуть что - меня в командировку. В Ерганкино немцев прислали (сосланных) - все больны сыпным тифом. Их с Волги прислали в Новосибирск осенью. А весной, как пошли пароходы - их к нам, по районам. Ерганкино - заимка была Криволуцкая. 8 домов - в них 148 человек жили. Нары, солома - и всё. И сыпной тиф. Я там два с половиной  месяца жила. И там дезокамеру построили.. И баню построили. И жарили их, и парили. И вывели вшей. Сколько там было вшей… Оттуда приехала, два дежурства отдежурила - меня на Опытное поле. Там опять вспышка. Туда пешком больше месяца ходила - утром и вечером. Весело прожила. Тиф привезли с Новосибирска. А его трудно остановить. Вшей-то до черта было.

Помню, первый у нас болел в Ларино. Там меня тогда хотели к стерлядям приучить (смеется). Жила на квартире у председателя колхоза, Соснин его фамилия.  Вечером уедет сети проверять, утром полное корыто стерляди. Они в корыте шевелятся... черные. Я как посмотрю, меня лихотит. Я вспомню сразу уральских змей.  У нас там змей много (смеется). А они (хозяева) распорят рыбу, и чушью (сырой) на стол. Картошку отварят. И мне: “Ешьте!”. А я не могу. Да ещё кровь там немножко. А там учительница жила, их родня. “Лен, е-ешь..” - ”Не могу.. там же кровь… они на змей похожи".. Они к вечеру подсолили: “Давай, кушай, малосольная же”. А потом и приучили меня. Домой поехала, мне 4 штуки вот таких дали. Я приехала, посолила их. Научили меня солить к тому моменту.

В Кичаново одни остяки жили в юртах. Как они жили. В 41-м году вода страшенная была. Председатель приехал и говорит: “У нас там остяки. У них вшей много. Присылайте человека”. И посадили меня на облас, как дурочку. И еще один тут паренек с сельсовета ехал. На той стороне берега не видно. Все водой было. Он говорит: “Вот садитесь. За борта руками не беритесь.” - “А что делать?”- спрашиваю. “А вот сложьте так на грудь крест-накрест” (смеется). Перевез, в тальник завез. “Слава Богу!" - говорит. А я-то не знала, где река основная. “Что такое?” - спрашиваю. А он - “Здесь перевернемся, так хоть за палочку можно удержаться”. А здесь Обь - как море было. По тальнику потихоньку выбрались в Кичановскую протоку. Заехали, всё ничего - вдруг ветер подул северный. Он на меня: “Не держитесь! Не лезьте к  бортам!” А тут уже и юрты Кичановские видно. Вот подъезжаем к неводнику первому (неводник- лодка?). Он даже ничего не говорит. Волна. “Держитесь за неводник!” - Поймали неводник. А тут как хлестнет - и полобласка воды. А он: “Ну, тут уж мы не утонем..”. Заскочили в неводник.

А там юрты, землянки . Зайдешь в одну - ничего нет. Сидит бабка косматая. Тут же ребенок сидит на соломе. Во вторую захожу - зыбка из бересты сделана. Заглянула - там опилки или сено ли. И дитё сидит, какой-то тряпчёшкой закрыто сверху. Смотришь и думаешь: “Мы-то бедные. А тут-то что делается"... Посмотрела. Ну что, ясно что вшей-то до черта. Захожу в другую юрту - ну здесь лучше, на стене детское драповое пальто висит. Слава Богу, хоть одну вещичку детскую увидела. У них ничего не было. Они платье износят - снимают, другое одевают. Ближе к пальто подошла - а по нему бе-елые тощие… (вши).  Я оттуда как убежала, пришла в сельсовет. Спрашиваю у председателя: "Что делать будем? Где жарить?".  А он мне: “Ой, Елена Петровна, ума не приложу, я уж об этом думал... У нас есть баня. Топить будем, вешала наделаем. И над каменкой повесим. А они пусть моются". Вот заходят остяки в баню, а я командую,  где что развесить надо.

А в Ерганке мы такую дезокамеру сделали - до 100 градусов нагоняли..

А немцы (ссыльные) сердитые, одна нас матом крыла. Я ей - ты меня не крой матом, я тоже умею (смеется).   Первый раз мы ходили утюгом гладили. Пока дезокамеры не было. Вот гладим, а вши в рассыпную. Голова заболит. Менялись  с Тасей. Утюг был паровой, на углях, угорали от него..

К одной пришли, мать с дочерью - бедненькие такие. На них хлопчатобумажные кофты были. Вши по бороздкам кофты ползут… Вечером придём с Тасей - одна разденется, закроется одеялом, а другая гладит ее одежду. Сначала нас трое было, потом фельдшера отправили в Назино,  потом Тасю забрали, я одна осталась. Ещё пол-месяца жила, следила уже .

А с Ерганкина отправляли в Криволуцк, 7 километров, там церковь была, больница. С нами в  бригаде ехала врач сосланная. Спрашивает: “Девчонки, болели сыпным тифом?”- “Нет”.- говорим. -“Ой, бойтесь, тяжело болеть им, ой, бойтесь.. я проболела лет 15 назад как”. - “Да у вас иммунитет наверное"... Как в воду смотрела. Она заразилась. Увезли в Александровское, и там она умерла. Вот так и ездила всю войну.

То на рыбалку. Пошлют на рыбалку, на подледный лов. А я не знаю - как подо льдом-то ловят? Меня в Ильяк направили. Это до Раздольного 30 километров, и там ещё километров 5 до этой деревни. Пешочком. Я говорю, а куда мне идти-то?" - Ну Пасол-то знаешь?” -"Знаю, - говорю, - мы там косим". -  “Вот по другой стороне идите и никуда не сворачивайте".  Вот я шла. Март месяц был. Фуфаечка на мне, пимы. И шуруешь. Около Раздольного уже, помню, отвернула, а там на лошади ехал пенсионер: “Ты куда идешь-то?”. Я ему: “В город Ильяк” (смеется) - “А ты знаешь, где он?”- “Да откуда же. Но вроде дымок показался, наверное, что-то есть”. “Это Раздольное, садись”. С себя тулуп снимает:

- Одевай!

- Да мне жарко.

- Вот именно, что тебе жарко...

Привез он меня до Раздольного. Завел в контору. И председателю говорит: “Вот, в командировку человек идет, в Ильяк, отвезите её, чтоб пешком не пошла.” А тут уже вечер. К председателю в дом пошли. Там хозяйка чаем напоила. Запрягли кобылу его, отвезли.

Вот живу день, живу два. Приходит председатель, говорит: “Поедем сегодня к рыбакам”. Поехали. - “Давайте костыль (косцырь?) посмотрим” - "Давайте," - говорю. Мы их делать-то делали, а как ставят, как ловят - не знаю. Он вытащил - там мало рыбы, всего с килограмм чебачков. Все-равно - в кошевку их. Едем дальше. “Морду давай посмотрим”. Морду я знала. Морды мы плели.. Достал опять немножко. К рыбакам приехали - только одна избушка. Кругом нары. Говорит (говорят): "Сейчас пойдем долбить, да в озере невод ставить". Пошли. Говорю: “Я с вами”, а он: “Елена Петровна, вы же в пимах. А там как лунку раздолбишь - вода".  Я говорю: “Я знаю. Я что, сидеть буду здесь?”. Ну пошли. Но ведь интересно, как вот эту сеть спустить под лед. Их было 6 рыбаков, по 3 человека, по обе стороны, лунку широкую продолбят, проталкивают жердь, к жерди привязан веревочкой невод. Ну я говорю: “Давайте мне.. Я буду долбить”. - “Да вы же сейчас в воде будете!".. И действительно, чуть отверстие продолбишь, а оттуда как воды хлынет! Вот невод они протащили... Килограмм 10 в тот раз рыбы собрали. А сколько стараний. Пришли в избушку. Председатель такой славный был, прикрикивает на рыбаков: “Ребята, не курите в избушке!”. А там давай уху варить, сварили.. “Всё убрали с печки? - Всё”. Тогда он пошел, лед с моих пимов отдолбил и повесил над печкой. (смеется).

Про поляков. (Из Александрово?)

Освободили - и в Томск. Сухим пайком снабжали. По мешку сухарей им дали и сахара. Масла мало давали - жарко. Июнь месяц. У кого обуви нет - обувью. Телячьи вагоны подогнали. Железная дорога была в самом центре (про Томск). И тут их грузили. Меня давай уговаривать в области - сопровождай до Польши. Я отказалась. Позже встретилась с человеком (встреча с ветеранами была, звали Богданом, видимо как-то приезжал в Ал-во)  из этой партии. Он рассказывал: “Нас до Польши не довезли, до Воронежа довезли, остановили. А в Польшу тогда опять немцы зашли. Мы в Воронеже посидели неделю, нашего брата - молодых, которые уже пригодные, всех в армию взяли. Одели в обмундирование, дали оружие - и на передовую. Семьи тут остались. Позднее их перевезли в Польшу". А его родители в Воронеже остались. И он тут остался. Хороший человек, посылочку потом высылал. В университете работал. Очень грамотный.

Вот так и прожили.  Жизнь хорошая наступила - жить мало осталось.

Помню, эстонцев привезли. Ну у них вещички были. Одна приносит вискозные чулки: “На продукты меняю”. Ну тут рядом стоит медсестра, говорит: “Бери, Ленка." - "Сколько?" - "Вот столько". Я говорю: "Могу только частями отдавать. Если все сразу отдам - голодать буду". -      "Ладно, частями". Частями за них рассчиталась.  

Потом приносит часы. Столько-то. Ой, нет, - говорю: "У меня денег нет". Таисья Петровна, старшая медсестра: “Ленка, я тебе вот столько-то дам..” Ну, у меня было немного. Ну тоже частями рассчиталась. Они (эстонцы) в Тополевке жили. Верили же они нам. Вот так вещички и заводила.. Частями (смеется). Тогда, конечно, у кого были деньги, кто был побогаче, они оделись. Потом ссыльным разрешили посылки получать. И пальто, и платья. Богатые-то тогда набрали. Наш брат  - мелочёвку.

- Откуда богатые-то были?

ЕП: Начальство. У них жены не работали даже. В исполкоме, райкоме...

Вопрос: и в войну не работали?

ЕП: Да, у них отдельный магазин был. Снабжали их хорошо. Туда всё возили. И дешевле. А мы-то в обычный, пустой и дорогой магазин ходили. Хлеб да крупу наберешь, вот и всё.

В войну, помню, меня переводили в исполком, в архив звали работать. Муж подруги предлагал устроить. Там и зарплата большая. Позвал поговорить, предложил. - “Да вы что? Я на медсестру училась, и ей буду работать". - “Дурочка, здесь же в 2 раза больше платим, чем у вас там!” - “Нет, не пойду”. Не пошла.

Без денег, без тряпок. Дали мне квартиру. Когда я в неё зашла -  Боже мой… Печка стоит. Спрашиваю: "Где мне дрова взять?" - "Сейчас привезут". Привез мне пеньками. Говорю, у меня топора-то нет. Наколол мне, стаскал в сенки. Печку затопила, топится. Дня через 3 затопила, и трубу забыла открыть. Дым шурует..

Зимой пришли девчонки-ребята. Я печку-то подтопила,  а ребята: "Труба-то у тебя закрыта! ". Я: "Ничего, нормально  (смеется).  А они мне: "Ты так и живешь?" - "Так и живу", - говорю. Где-то выходил дым, не угорела.

А потом меня за стенку перевели, в двухквартирном доме, в комнатушечку. Койка да тумбочка. Да ещё подселили рядом. Судью. Лидия Ивановна. И их двое. В маленькую комнатушечку. У неё мальчишечка Костя, такой балагур. А она судья, все время в командировках.

В Раздольное поехала. Один год там столько медведей было - страшно. И она медвежатину привезла: “Я медвежатину привезла молодую. Давай сегодня будем жарить”. Нажарили. Большую глубокую сковороду. Судья:”Только ребятам не говори, а то есть не будут”. Наелись. И тут Костя: “Мама, что-то я не пойму - мясо-то чем пахнет?” - “Мясом. Говядина молодая. Закололи.” - “А-а-а... Он, наверное, совсем молодой был, совсем ничем не пахнет” (смеется). Я вышла в свою комнату, хохочу. А он снова: “Лен, ты что ушла-то? Сейчас улыбнется (закончится) сковородка-то” - “Да сковородка-то останется живая. А вот на сковородке - дело другое”. - “Всё съем” -“Ешь на здоровье”. У них и корова была. Потом они поехали в отпуск. Лидия Ивановна говорит: "Молоко хоть куда день, только день - корова-то отелилась. Доить-то умеешь?" - спрашивает у меня. "Умею", - говорю. Утром пойду - чуть не ведерко. Вечером она с пастбища придет - тоже. Столько молока - куда его девать? И раздавала его.. И сметану потом давай снимать… Масло взбивать.. Девчонкам - санитаркам на покос отправляю, они там косят.

На меня оттуда жалоба пришла в милицию. Я оставалась за старшую (медсестру?), требования выписывала на кухню. С поваром договоримся - “Я выпишу вот этого чуть побольше. Останется - туда увезти (санитаркам на покос)”. Ведь голодные были... - “Ну давай,” - он мне в ответ.  Я посылала. А там одна возьми и напиши в милицию письмо. Что вот ворует от больных и присылает нам. И потащили в милицию старшую сестру.. Я прихожу. А там дело повёл один паренек знакомый. Он записал всё, честь по чести.  “Что на покос отправляли?” - "Как что, - говорю, кроме... молочное.... Вот, -  говорю, - больной выписался - хлеб его остался сухой". “Вы отправляете и масло, и сметану, и творог” - “Да, говорю. - Приходите ко мне - я и вам могу”. Заходит этот начальник. - “Откуда это вы берете? Из склада?” - “Да нет говорю, у меня корова есть” - “Какая ещё корова?” - “Обыкновенная, - говорю, - корова. Мне одной не осилить. Молока много. Творог я отсылаю. Сметану отсылаю. Даже иногда масло”. - ”А хлеб?” - “Хлеб, - говорю, - больного выписали, а он отказался. Но я собакам не стала выкидывать. Но он сухой - топором руби. Я его послала туда. Там голодные люди. Косят, работают”.  Допрашивали… “Ну идите”. Через 3 дня опять вызывают... Я уж испугалась. А парень-то знакомый был. - “Ну, ты сознайся" -  Я говорю: "А что сознаваться-то? Ну садите на 3 года. Я отбуду. Я ещё молодая.“ - “Легко сказать, отбудешь" - “Отбуду. - Ну, если брешут.. - “Ну, вот письмо”. -  Дай - говорю - прочитаю. Санитарочка писала..." - По почерку хочешь узнать?”. Я говорю: "Я сразу узнала”. Потом опять Киселёв (начальник) заходит: “Ты же комсомолка.. Что ты делаешь? Воруешь? “ -  “Никогда", - говорю.  Допекали они меня, допекали. А я только одно - ничего не брала, ничего не воровала. “Идите домой”. Ушла. Потом уже Василий, милиционер, разговорились с ним: “А я хотел за ней приухлестнуть.. Жениться хотел..” - “А что-ты  молчал-то? Сожги дело” (это, видимо, был их разговор с начальником.). Всякие страсти-мордасти были.

Косишь - а комаров... Мне голову - лоб - дёгтем девчонки намазали. И мне повестка. В армию. А тогда трудовую книжку на руки отдавали. Комсомольское дело тоже на руки отдавали. Я пошла в райком комсомола. Косыночкой лоб (а его я дегтем сожгла) закрыла. Снялась с учёта.. А собирать-то что? Думаю, тащить ли деревянный чемодан с собой.. Потом опять оставили.

Потом я всё на стогу стояла. Все лучше - ветерок, комаров нет (смеется). Всё смеялись санитарки - ну, нашла выход. Комаров вот уйма была. Дышать нечем было. Они исчезли, когда Стрежевой стали строить.