Всем было не сладко.
Прожив долгую жизнь, 91 год, решилась написать о нелегкой жизни нашего поколения, чтобы молодые знали об этом, знали историю страны, народа и как можно меньше ошибок допускали. Чтобы простой обычный человек считался человеком, а не подопытным кроликом.
Отец мой, Трубачев Никифор Дмитриевич, родом с Алтая. В годы первой мировой войны 8 лет отслужил на защите Родины. Мама, Наталья Степановна, приехала на Алтай с семьей ребёнком. Вскоре осталась сиротой и росла у тётки.
Семья родителей была многодетная, работящая. Жили своим хозяйством, имея 2 лошадей, 2 коров, да кое- какую мелкую живность. Самым большим богатством была пасека в несколько ульев. Отец очень любил пчёлок, называя их большими труженицами. Разговаривал с ними.
Никогда наёмных рабочих не было, всё абсолютно делали своими силами. Дом, в котором жили, тоже не представлял собой ничего особенного. Обычный небольшой деревенский пятистенок. Жили, как и большинство в селе. Но власть признала кулаками.
Описали и отобрали у родителей всё, выгнали из дома. Отца забрали, а нас с мамой и детьми выпроводили с родных мест в дальний путь. На сани погрузили малышей, укутав одеялами и подушками. Родственников, остававшихся там, даже не подпускали попрощаться. В Барнауле к нам присоединился отец. Целые обозы шли с «кулацкими» семьями. За дорогу немало детей умирало, их оставляли, не схоронив.
Привезли и бросили. Выживайте, если сможете. Как выжили – без слёз не вспомнить. Жить негде, есть нечего, одеть нечего. Кому удалось привезти что-то с собой, меняли на чашку муки, заваривая её и тем спасаясь от смерти. Умирали целыми семьями. В Гришкино в те годы находился детский дом. Много детей было сюда привезено тех, кто был оставлен в пути родителями в надежде, что их подберут, и они выживут. В одном классе могли учиться дети 10 и 16 лет. Местные жители помогали, чем могли. А у самих-то что было?. Из старых шуб шили на ноги что-то в виде мешков, чтобы согреть ножонки, да до столовой добежать не босыми.
От выселки помаленьку стали оправляться, так новая напасть – начали искать врагов народа. Появились стукачи, доносившие о каждом не так сказанном слове, подозрительных делах. По ночам приезжали крепкие мужики в полушубках, их называли «чёрными воронами», забирали хозяина без всяких объяснений. Сколько умных, порядочных людей было уничтожено.
Я училась в 4 классе, когда во время одного из уроков в класс заходят двое молодчиков в гимнастёрках, подпоясанных широким кожаным ремнём, и уводят учителя. Мирошников Пётр Александрович был хорошим учителем, хорошим человеком.
Мы до берега реки бежали следом, не решаясь приблизиться. И он, как онемевший, шел, не смея раскрыть рта, попрощаться с нами.
Дети, хоть и знали учителя как хорошего человека, всё-таки верили, наверное, советской власти. Сына учителя Веню ребятишки стали обзывать врагом народа, как и отца. На перемене забьётся мальчишка в угол и стоит в одиночестве, ребятишки с ним не общаются. Вот такую школу жизни прошли мы в детстве, насаждённую нашей родной властью.
Известен трагедией Бабий Яр, где гитлеровцы расстреляли сотни русских людей. Широко известен и Колпашевский яр – место захоронения жертв сталинских репрессий. В городе располагалась окружная тюрьма НКВД – место массовых расстрелов. Сколько заключённых этой тюрьмы были здесь убиты? Только из Чаинского района там были лишены жизни почти 500 человек. Десятки трупов плыли по Оби, вымытые катером. И не нашлось у нашей власти уже в 1979 году средств, а, главное, совести, чтобы достойно захоронить безвинно убиенных.
Я хорошо помню, как через Гришкино этапом вели под конвоем «врагов» народа, как везли их на закрытых баржах в Колпашево, а из глубины доносились стоны и просьбы «хлеба, хлеба».
После тяжёлой дневной работы молодёжь собиралась на «вечёрки». Пели протяжные горемычные песни: «Сижу за решёткой», «Чёрный ворон», «Ах, зачем меня мать породила» и ещё много грустных песен. Пели про войну, от них сердце сжималось. Активист Никита Потанцев, выходя на круг плясать, выгонял плясунов-«кулаков», напевая частушки:
Кулаки вы, кулаки,
Вы пузаты черти.
Вы лежите на печи,
Дожидайте смерти.
Кулаки вы, кулаки,
Спецпереселенцы.
За капустные листы
Меняли полотенца.
Да, приходилось менять, чтобы выжить, этим и спаслись.
В ноябрьском номере «Земли чаинской» за 2015 год помещена статья о человеке, которого я знала, с которым общалась во время его прежних приездов в Майгу - это Пётр Александрович Полонский. Туда была сослана их семья, там обустраивали поселок спецпереселенцев. 13 февраля 1938 года были арестованы сразу 13 человек, в том числе отец и два его брата. Расстреляны они были 9 апреля 1938 года в тюрьме НКВД.
В возрасте 80 лет Петр Александрович приехал на место прежнего посёлка, чтобы посетить могилы родных. Оказалось, что там он нашел своё последнее пристанище. Не вынесло, видимо, сердце человека воспоминаний далёких лет, того, что пришлось испытать в детстве, тех несправедливостей, что выпали на долю его поколения.
1941 год. Снова беда – наводнение. Все поселки с низин были вывезены на гору в Тоинке. Но ещё страшнее испытание – война. Детей спецпереселенцев и «врагов народа» сначала не брали в армию. Когда положение на фронтах стало критическим, сгодились и они. Как воевали сибиряки, известно всем. Кидали их туда, где создавалось безвыходное положение. Поэтому и осталось их в живых не больше половины призванных на фронт. Остались дети сиротами. Матери целый день в поле, а голодные детки ждут, что мама принесёт съестного. Это были пучки, саранки, иногда украдкой собранная горсточка гороха.
Соседский мальчик Петя нянчился с двумя младшими сестрёнками, одна была ещё в люльке. Девочка умерла от голода. Похоронить её не было возможности. До сих пор без слёз не могу вспоминать, как я помогала матери похоронить ребёнка. Сколотили плохонький ящик и понесли к кладбищу на перекинутом через плечо полотенце. Выкопали неглубокую ямку, а крест сколотили ржавым гвоздём из отпиленных от изгороди жердей. Отец в это время воевал с врагом и был убит. Такая жизнь, такое детство выпало на нашу долю.
Некоторое время я работала избачом, и меня комендант Фёдоров брал с собой для переписи. К нам тогда было немало сослано эстонцев, литовцев. Ох, и досталось же им тогда! Приехали, не привезя с собой ничего, не зная русского языка. Комендант их спрашивает, а они «я, я», что по-немецки означает «Да, да». И комендант мне: «Пиши - полицай, фабрикант». А они, может, и рядом-то с такими не сидели. В колхоз в Андреевку приедем - ему в кошёвку несут ящик масла, в Добро и Татаринск - мешок пельменей. Колхозники последнее отдавали для фронта, но часто видела, что шло это в дома местной власти. Приедут районные молодчики, им забивают тушку, а для отчёта пишут «вынужденный забой». Растаскивали колхозы, как могли. Идут утром женщины из Гришкино через речку Чая 5 километров до кульстана, где им выдают по 500 г хлеба домашней выпечки. Как их поделить? Самой, уработавшись за весь день, съесть кусочек, или нести голодным детям, ждущим его как спасение.
Собранные для фронта тёплые вещи тоже можно было видеть на родственниках «хозяев жизни». А ведь люди отдавали последнее, сами ходили полураздетыми, да в старых обносках.
Мне, как и многим подросткам, пришлось выполнять самые разные тяжелые работы: на лесозаготовках, в поле, на заготовке кедрового ореха, добывая шишки из-под снега - в ту осень он выпал очень рано. Нас из Чаинского района в Александровский тогда увезли целую баржу. Молоденькие девчонки попростыли так, что некоторые не смогли иметь детей.
Учиться после Гришкинской 7-летки комендатура не отпускала. Кто очень стремился к учёбе, всякими правдами-неправдами всё-таки уезжал. Самое ужасное, с чем пришлось столкнуться в те годы – отречение от мужа, отца - «врага народа», чтобы сохранить свою жизнь, дать детям возможность получить образование.
Много горя пришлось хлебнуть нашему поколению, да и сейчас многим приходится несладко. И не только потому, что здоровых среди нас давно уже нет. Почитаешь газету, посмотришь телепрограмму - и берёт тревога за будущие поколения. Разве было прежде такое отношение к родителям, чтобы из-за квартиры, из-за денег (часто на выпивку, наркотики) избивали, убивали родителей. Конечно, это только исключение из общепринятых норм жизни, но сейчас они воспринимаются нами особенно остро. Да, сегодня мы одеты, хорошо едим, в тепле живём, но скребёт тревога за будущее детей, внуков, правнуков. Духовное богатство человека заменяется материальным. Обращаются к Богу лишь в трудную минуту, ходить в церковь для многих стало просто модой.
Вот такие грустные получились воспоминания. Но это жизнь многих, и хочется новым поколениям пожелать знать её лишь как кусок истории нашей страны, но никогда уже больше не вернуться к этому.
Рябчикова Феоктиста Никифоровна.