Добавлено 966 историй
Помочь добавить?
Воспоминания Марии Черновой (Григорьевой), 1898 г.р.

Воспоминания Марии Черновой (Григорьевой), 1898 г.р.

Родословная.

Семен Григорьев (по уличному прозвищу – Каширский) и его жена.

Сын Потап (1859 г.р.) и его жена.

Сын Андрей (1862 г.р. – 1930-е) и его жена

Количество детей и их  наличие неизвестны

Наталия

1896-ок 1975-78 гг.

Имела двух мужей.

Мария

1898-1991

+ Иннокентий Иванович Чернов

1900-1986

Александра

1900-1986 гг.

+

  1.       Медик
  2.       Войтик Петр Дмитриевич

 

бездетная

Алексей – 1923- 1942, погиб под Сталинградом, бездетный.

 

Валентина

1927 – 1993 гг.

бездетная

 

Валентина Иннокентьевна Чернова (1927 – 1993 гг.) + Бусыгин Петр Алексеевич (1928 – 1997)

 

Алексей (1954 г.р.) + Надежда Ивановна

Живут во Владимире.

Александр+

Елена Алексеевна

Лариса (1961 г.р.) +

Владимир Евгеньевич Терентьев

 

Ольга (проживает в США)

Евгений, 1987 г.р.

 

БИОГРАФИЯ,

НАПИСАННАЯ ДЛЯ НАС БАБУШКОЙ,

ЧЕРНОВОЙ (ГРИГОРЬЕВОЙ) МАРИЕЙ АНДРЕЕВНОЙ,

1898 ГОДА РОЖДЕНИЯ,

НАШЕЙ ДОРОГОЙ БАБОЙ МАНЕЙ

 

Стиль и орфография сохранены.

Запись 1-го декабря 1989 года.

Моя родословная.

 

Когда отменили крепостное право? Тысяча восемьсот шестидесятых годов. Мои родичи до этого были батраками у помещиков. Получив свободу, крестьянам давали ссуду 200 руб., и они поехали в Сибирь – там на каждого главу семьи отрезали по 15 десятин земли и на каждого члена семьи мужского пола 15 десятин. Там в деревне у них было прозвище Каширские. Около Москвы есть Каширское шоссе, значит, они приехали из Кашира (так, имеется ввиду г. Кашира – прим. модератора).

Мой отец рождения 1862 г. Так что он в Сибирь приехал младенцем в пеленках. У него был старший брат на три года, имя Потап. Моего отца имя Андрей, фамилия Григорьев.

Они поселились село Халдеево название Библейское Семилуженской волости Томской губернии. Их отец Семен, а мой дедушка, когда уже обосновались, он поехал на Ирбитскую ярмарку за 400 верст на своих двух лошадях с продукцией, наверно, мука, рожь своих полей. В то время там пшеницу не сеяли, она не урождалась, почва ей не подходила. И он не вернулся, где-то погиб, был пьяница.

Когда отец с братом достигли возраста, в армию в то время призывали в 22 года, то Потапа оставили как кормильца матери. Андрея в армию назначили служить во Владивосток город, срок службы в то время был шесть лет, железной дороги в те годы (1884 г.) не было, солдаты шли пешком по 30 верст в день, по рассказам отца. Первые пять верст умеренным шагом, а последующие – быстрым темпом. От г. Томск до г. Владивостока время ходьбы полгода. Муштровки никакой у них на службе не было. Солдаты охраняли пороховые склада. Солдаты группировались и для населения что-то делали. Мой отец был в группе сапожников. Из материала заказчиков они шили обувь, сапоги в основном.

Отец не курил, не пил, и за время шести лет службы накопил денег пятьсот рублей. Мать его очень тосковала о нем и через год, как забрали на службу, умерла.

Отец вернулся из армии, женился и начал торговать. Сперва в своей деревне шилом-мылом, сахаром, чаем и еще кой-чем. Жил в отцовской хибарке. Дядя Потап выстроил себе хороший дом, даже лучшая постройка из всего села.

Деятельность Андрея ему была не по нутру. Он занимался только своим основным крестьянским трудом, а отец - торговлей. Отец купил в Томске поместье. Двухэтажный дом, в котором мы жили, и еще во дворе одноэтажные хибарки три, везде жили квартиранты. В городе в центре были государственные торговые ряды, в аренду сдавали эти постройки. Небольшие помещения. Кто чем хочешь торгуй, и он одну такую 50 кв. метров арендовал и торговал мануфактурой. Один раз ездил в Москву, закупил там, уже железная дорога была построена.

В 1905 году от главной магистрали в Томск была построена 80 километровая ветка за счет Томского купечества. Первоначальный план был составлен так, что г. Томск был на главной магистрали, но купечество обыграло в карты этих руководителей по постройке. И они в отместку им план переиначили. И г. Томск остался в стороне.

Отец, очевидно, поднакопил денег и задумал другой вариант, на задворках жить не нравилось, и чтоб все было при доме - и торговля, и житье. Улица Иркутский тракт была оживленная, на ней было много торговых точек, частных владений, близко и базар. И пожаром у одной старушки сгорел дом, и она продавала это поместье, что-то очень дорого ценила, но место было на бою.

Андрей Григорьев с женой и дочкой Наташей. Примерно 1897 г.

Долго он кряхтел, брать или нет. Она не уступает, и решился купить и построить дом. Построил на кирпичном фундаменте и с жилым помещением. Два этажа деревянные.

Д

Дом Андрея Григорьева, 2017 год.

В каждом этаже по три квартиры примерно по 50 кв. метров. В каждой квартире по три окна в улицу, на третьем этаже балкон, над балконом вензель, и там, в середине, три буквы АСГ, что означает имя и отчество, фамилия владельца этого дома: Андрей Семенович Григорьев.

Вензель на доме Андрея Семеновича Григорьева, 2017 г.

Адрес: ул. Иркутский тракт № 48.

Рядом с домом отца тоже соседа дом 3-х этажей, рядом с ним деревянный одноэтажный дом и переулок.

Дом отца обшит, покрашен - темно-зеленый. В Томске два вокзала, как ехать из станции Тайга на главной магистрали, а по ветке до Томска. Первый вокзал, а мы жили на втором воказле. Сперва идет длинная вокзальная улица, потом направо начинается улица Иркутский тракт. Как идти от вокзала с правой стороны по Иркутскому тракту – Вознесенское кладбище, слева – пустырь, построек не было, ограда. В конце кладбищенской ограды слева водонапорная башня – высокая кирпичная, переулок. От башни – продолжение улицы Иркутский тракт, постройка двухсторонняя. С правой стороны два дома церковные деревянные. Угловой дом двухэтажный, за ним третий дом отца 3-х этажей, рядом соседа 3-х этажей, следующий деревянный – низенький одноэтажный, и переулок.

К чему пишу. Французская революция - там через сто лет, что было национализировано, возвращали предкам (Так! – модератор). Нашей революции 72 года. Может, тоже когда-то будут возвращать.

Моя младшая сестра Александра. Она два раза выходила замуж. Первый раз – за студента, с которым училась в институте. Он учился на втором курсе, она - на первом, закончил раньше ее. Получил назначение на работу и хотел, чтобы она поехала с ним, но она должна была еще год доучиваться. Он был сын священника. Александра заканчивала учебу. За это время он женился на другой. Очень похожа на первую жену.

Наталия (стоит) и Александра Григорьевы. 1910-е годы. 

Александра закончила учебу, и ее назначили на работу в Нарымский край, г. Колпашево, она там вышла замуж за Петра Дмитриевича Войтик. Не регистрировалась с ним, он был преподаватель, имел авторитет партийный. По работе его куда назначат - и она с ним переезжала, последние годы из Томска жили в Новосибирске. Александра, когда работала, каждый год ездила на курорт. Была скупая.

Первый ряд: Петр и Александра Войтик, Иннокентий Чернов. Второй ряд - Наталия Григорьева, Валентина и  Мария Черновы.

Наталья на 2 года меня старше. Вышла замуж за офицера белой гвардии – красивого брунета. Жила с ним недолго, потому что красные пришли к власти. Белогвардейцев уничтожали, сидел в тюрьме год.

Наталия Григорьева с мужем (не установлено, с первым или вторым). 1920-е годы.

 

Она вышла замуж за Александра Умова, детей у них не было, взяли они сироту - мальчика усыновили. Ему было 4 года. Его мать погибла на лесозаготовках – придавило ее бревном. Но муж Наталии был добрый выпивоха. Работал в заготконторе, было что - подходящие условия для выпивки. Родители (его) жили в г. Самара. Когда было гонение на священнослужителей, они приехали в Томск, к сыну. Отец его уже нигде не работал. Когда приемному Володе было 7 или 8 лет, Александр пьяный умер у своих знакомых. В то время они (Наталья) жили с мужем в сельской местности. Мальчика сдала в детдом. Вырос, работал в Новосибирске в гидро… Женился, детей не было. Жена работала, а он в отпуске ухитрялся куда-то уехать и где-то скитаться. В одной местности, где он прохлаждался, какой-то женщине с ребенком надо было найти алиментщика. Она подала в суд и утверждала, что он есть отец. Но, проверив прописку документов, не подтвердилось – в то время жил в другой местности. Вот это дело вылечило его от болезни скитаться по белому свету. Завел кроликов, разжился, обставил обстановкой свою квартиру. Стал жить, первая жена простудилась, умерла, вторая любила в рюмочку заглядывать. Обвинили его, что кроликов выкармливал хлебом, судили, получил 8 лет. Жена осталась жить в его квартире, не знаю, вернулся нет.

Первый муж Наталии женился, было двое детей, но репрессии продолжались, его, как офицера белой гвардии Николая Бердиченко расстреляли. Подвела его родная сестра, чтобы спасти своего мужа, выявила его в жертву.

Наталья похоронила мужа Александра, вот к ней пришел его знакомый. Он мне остался должен. Она рассчиталась с ним, но это повлекло еще кому-то правда или нет должников, находились, она собралась и выехала в Новсибирск к Александре. Володю пришлось отдать в приют. Она вынуждена была уйти от них, жила полгода в кочегарке. Дом был для служащих банка, потом ей дали комнату. Все описываю о них.

О себе. Помню себя с 7-ми лет. Первое сознание, когда отец вез, переезжали из деревни в город, я всю дорогу базланила, как оглашенная. Родители это запомнили. Когда доехали до переезда железнодорожной линии в г. Томск, паровоз на маневрах как свистнул - вот тут-то я закрыла свою глотку.

Отец дом построил 3-х этажей, наша семья занимала три квартиры. В нижнем крипичном одну – там была кухня, и жили там прислуга: няня, кухарка, дворник[, -] и домашняя столовая для всей семьи. Во втором – две квартиры: в одной - лавка, во второй – две спальни: наша девичья и отца с матерью, гостиная и еще одна комната свободная, коридор. Вход – дверь одна парадная, 2-я – кухонная. Обстановка: буфет хороший, трюмо, венские стулья, много цветов. Мать любила цветы. Фикус с пола до потолка, ветвистый, и на окнах цветы. Письменный стол большой, хороший, с ящиками, на полу – линолеум, по которому дорожку от трюмо стерли весь рисунок нашими ногами.

Отец в сберкассу вкладывал деньги на наше имя - каждой дочери. Мы их не получили, все денежные средства были аннулированы государством.

Сестер учили в гимназии. Александра – в казенной, плата в год 50 руб., но попасть трудно, Александре посчастливилось. А Наталья – в частной, 120 руб. в год. А меня в запряжку, три класса прошла - и все. При доме лавка, торговля с заезжими крестьянами, выручка по 500 руб. в день. В лавке мука, отруби, керосин, чай, сало копченое, колбаса, конфеты, папиросы дешевые, махорка. На все это дают денег мне, и я должна сделать заказ, оплатить. Все привезут и выгрузят, чтоб все это было бесперебойно. Спать долго не нежилась в кровати. Сестры в школу, а я в поход. Отец обещал, я тебя не оставлю, наделю. Но, как видно, не пришлось. И сам нищим стал, не воспользовался. Но как-то мать уговорила отца отдать меня на полгода к одной портнихе. У ней было четыре мастерицы. Она шила платья богатым по заказу, и ученицы 4-х бедных родителей, и я, 5-я – за плату, мастерицы - тоже. Она им платила.

Отец жил праздно: с утра на лошадь – и на целый день, на базаре с торговцами знакомыми толкучку любил. Мать в лавке, он никогда не торговал. Осенью закупал кедровые орехи в Нарымском крае, по Оби кедровый лес. Крестьяне того края везут обозами. Он дает адрес: везите - там есть, кому принять. Мать тут орудует, а мне – только денег подности из банка. Вначале кассиры отказывали мне такую сумму, 500 рублей, девчонке. На цыпочки встаю, чтоб рожу свою кассиру показать. Но он договорился, чтоб беспрепятственно выдавали. Потом все меня знали, только жалели – особенно зимой – большие морозы. Хорошая была мода: муфты сейчас вспоминаю с благодарностью – всегда руки теплые. Сумка маленькая, а денег 500 руб. пятерками или тройками. Пока я хожу, банк в центре - далеко, отец еще закупил обоз лошадей десять. Вторично иду. Когда полностью заготовит орех, то я шью маленькие мешочки по 500 грамм кедровых орехов и посылаю образцы в Пермь, Свердловск, Кунгур. Вот кому по душе, делают заказ отправить вагон. Тогда бригада человек пять. Возглавляет один из старших, в основном татары со своими парнями, племянниками. Орехи провеют на ветродуйке, чтоб не было пустых, зашивают в мешки, шпагатом зашивают. Продукция готова. Отправляет вагон по заявке. Квитанция или как тогда называли – дубликат двадцать на тридцать сантиметров: куда, кому, что, от кого. С этим дубликатом я иду в банк, тогда все обслуживали. Я мала, отец малограмотный – в армии научили аз, буки, веди. Умел только расписываться, а если что напишет, какие слова, то и сам потом не может прочитать. Сдаю этот дубликат, там конторчики (так! – модератор) в банке все оформят, и сразу на личный счет дают ссуду, не дожидаясь, пока покупатель переведет деньги. Вот так я у него заправляла торговыми делами.

При доме уже никакой лавки не было, все ликвидировали. Началась война 1914 года. Жизнь изменилась на упадок. Красные от Москвы продвигались медленно, особенно от Перми в наши края. Мануфактуры не было. До этого получали из Москвы. А теперь из города Владивостока. Ездили, я и поехала с одним томичем, пожилой мужчина. Отец дал денег мне и ему. Мы там закупили и отправили несколько тюков. Он уехал, а я осталась и прожила там больше полгода. Деньги у меня были, нужды не было. Товар шел долго, но все в целости и сохранности. В магазинах этого не было, продавали на дому. Материал был простой, для повседневной носки.

Был у меня в те годы друг-приятель -  как бы жених из г. Свердловска. Но дома ему было нельзя жить – были военные годы. Почему, спрашивали, твой сын гуляет, а у нас – в солдатах? Он был купец зажиточный и для него приобрел белый билет, что в армию не годится, лживо болен, а всем в таком возрасте учет в военкомате, в своем родном городе откупился. В новом местожительстве надо изворачиваться, а как? В Нарымском крае, там инородцы большинство, вообще призыва в армию не было. Как спасательный район для него, ну, конечно, не без денег для моего друга. То местное население – а это пришлый. Так что он был бездомник. Любовь любовью, а вот уж мне 22 года стукнуло. Надо окапироваться, семью заводить.

Мой будущий муж Иннокентий кончил техническое железнодорожное училище. Назначили его работать на станцию Юрга, недалеко от дома на станции Тайга. Снимал комнату в Юрге, а там эвакуированная семья, жена офицера. Муж ее где-то воюет, ей 28 лет. Кривая, с одним глазом. Отец его это выведал. Надо парня спасать. На станции Тайга живут давно, с начальством связи есть. Добился перевода из Юрги на ст. Тайга. Наши родители и его когда-то еще в деревне жили и дружили. Вот и приехал за своего сыночка меня сватать. А я в то время у дедушки гостила в деревне, приехала домой, сообщила - согласна.

В пятницу в ЗАГСе оформили документы и решили, будем венчаться в церкви. Ну, ждем воскресенья обряд совершить, что он вспоминал. Мы жили на втором этаже, кухня внизу, там была кровать. Родитель, наверное, предпочел жениха там спать уложить, а по документам он уж мне муж. Он скромный, где положат, там и ладно. Дак вот я у себя в спальне, а он в кухне внизу. Дак мой отец закрыл западню над лестницей и положил 2-х пудовую гирю, которая у него от торговли сохранилась. Вот это он всю жизнь помнил.

Андрей Григорьев. 1930-е гг.

У свекра тоже дом одноэтажный и две квартиры: одна, вторая больше, и во дворе два дома небольшие в один этаж. Нас из этого дома в улицу попросили освободить. Мы перешли на задворки, благо, что там никто не жил. Считалось, как зимовье. Года два там жили, потом мужу дали квартиру в домах железной дороги. Так свекор переживал, не хотелось ему уходить из своего двора. Когда мы поженились, свекор тоже на год раньше женился. Мать мужа умерла. 55 лет ей было, сердечница.

У мужа 7 сестер: 5 замужних и 2 монахини. Жили в Красноярском монастыре. Пришли тяжелые годы, их выгнали. У старшей были средства, она купила небольшой домик. У ней была подруга – живописец. Она чеканила – это тоже церковное ремесло - украшать металлом иконы с красивыми рисунками. Старшую звали мирское имя Иустиния, младшая – Агафия. У ней была специальность ткачиха. В монастырях ткали простые сарпинки для своих нужд, рабочие платья. Ее посылали приобрести эти знания, она научилась ткать.

Иустиния была помощница матери игуменьи в монастыре. С приходом революций там всех выселили – иди куда хочешь, и устроили там стеклянный завод. Были у них которые в преклонном возрасте. Молодые устроились на работу, пожилые – в пошивочные мастерские. Устинья стежила ватные одеяла. Работу брали на дом.

По субботам вечером и в воскресения утром собирались у Устинии и пели молитвы. Церковь была - считалась обновленческая, и монахини ее не признавали.

Когда-то в молодости, живя в монастыре, на Устинью был поклеп, и она со своей подругой-художницей уехали в г. Минусинск. Там строилась церковь. Одна из них рисовала иконы, вторая чеканила. Заработали и жили. Но потом, как разобрались, и пригласили их. Но жить не дали. Устинья жила в своем доме, и ее напарница Феодосия, так как монастырь переоборудовали в государственное учреждение.

Феодосия была собственница. Все, что было в доме и в их квартире - столы, кровати, табуретки, даже на цветочных банках ставила свои инициалы – букву Ф. Чьи деньги пошли на покупку дома – общие, или какой-то одной из них? Я спросила Устинию, почему Агафия, твоя сестра, ей тут нет места, а Феодосия ее не жалует? Она ответила: «Мы смолоду в одной келии жили, а сестра приехала позже в монастырь. А если их мир не берет, я что могу сделать?»

И так Агафия была без своего угла, ездила, где церковь работала, и она там находила пристанище. Но все больше и больше церкви закрывались везде. Временами она приезжала к нам, ходила в Ачинский 3-х престольный храм. Он тоже немного бездействовал. Там был склад сахара, когда его выдавали по карточкам. Так она металась годами. Наконец, купила в селе Ужере (так! – модератор) близ церкви дом, одна квартира за четыре тысячи. Храм работал, милостыню несли, жила подаянием. С ней все время жила подружка, у которой брат жил в с. Шарипово. Было время, когда деньги были пачками. Вот тогда она приобрела себе жилплощадь. Умерла. Я ездила хоронить. Похороны были за счет церкви. За могилой ухаживают селяне. Болела она полтора года, была парализована. Ухаживала ее подружка из Шарипово (Село Шарипово недалеко от Ужура).

В Красноярске с Устинией в одной комнате жила племянница Феодосии, ей сорок лет, работала в пошивочной мастерской, помогала им воду приносить, полы мыла, возможно, обстирывала. Я часто ездила с отчетом по своей работе. Управление наше было в Красноярске. Останавливалась у них, хотя у нас там было общеитие. И вот к ней присватался плотник Андрей – в годах, но не женатый. По возрасту ей ровесник. Дом приходил в ветхость, а он уже подглядел себе подругу и без просьбы, по своей инициативе, кое-что в сенях, в кладовке ремонтировал. Жил поблизости. Ну и она советуется со мной, идти, нет? Возраст такой – детей не будет. Я советую соединиться, вдвоем легче жить. И старухам подмога по ремонту дома, и наследница их дома.

Сошлись, он перешел в ее комнаты. Феодосия, ее тетя, умерла вперед. Когда умерла, от Устинии была телеграмма. Я не поехала. А за неделю до смерти Устиния писала: болею, никто не пишет. Мы перевели ей 50 руб. Этот домик достался племяннице. Все знали, что у них есть брат. Думали, что он будет предъявлять право наследственности на имущество. Все ими приобретенное на людския подаяния, пусть и пользуются люди, кто был ближе к ним и помогал им по хозяйству и в быту, а он даже никогда не помышлял об этом на их имущества.

Жили мы на ст. Тайга. Вдруг неожиданно перевод на ст. Шира. Как ему не хотелось! Ездил в Томск, в управление. Ничего не добился.

Свекра похоронили в Тайге в начале 1931 года. Болел около года, недержание мочи. В начале было закупорка мочи, вызвали на дом врача. Он принес какой-то аппарат и так грубо воткнул, что после этого стало недержание мочи. Болел около года.

Отец мужа, Иван Павлович, он второй раз женился в 1919 году на дородной, приятной наружности крестьянке из деревни, но любила выпить. Была у отца корова, продавала молоко, деньги на эти нужды были. Но с сеном стало трудно, корову отец продал. Стали из дома вещи теряться. Помню одно – исчез медный таз, в котором варили варенье. Муж купил себе пальто осеннее, хорошее. Не успел поносить – бобриковое пальто исчезло. Тогда сын с отцом решили избавиться от нее. Посоветовал сыну – напейся пьян и устрой ругань с ней. В общем, гони, чтоб ее ноги здесь не было. Так и сделал. Не прошло недели, она с базара привела из своей деревни мужчину с запряженной лошадью и собрала свою одежду и уехала к своей сестре в деревню. От первого мужа, с которым жила в молодости и овдовела, детей не было. Иван Павлович с Гликерией прожил шесть лет. Она через год подавала на Иннокентия – платить на содержание. Но ей суд отказал, потому что когда отец на ней женился, ему (Иннокентию - модератор) было 19 лет, что она его не растила.

Старшая сестра мужа Екатерина – злая. Всю жизнь бесплатно жила в одной из квартир у отца во дворе, вырастила своих детей – сына и дочь Тасю, которую против ее воли выдала замуж за партийного. Работал председателем райисполкома, но его за пьянку перевели в сельскую местность. Но и там он немного работал – пил. Переводили несколько раз, заболел и умер. Жена Таисия вышла замуж, жила в Томске. Взяла к себе мать, а отец был машинист на поездной, он ведал маневровыми работами на своей станции, где жил. Умер в первые годы революции. Сын Екатерины Петр куда-то уехал и ничего не писал, так и затерялся. Образование у него 8 классов. Работал в таможне. Это работа ответственная. Многие на ней, если работать нечестно, наживаются…

Тут рукопись обрывается. Подлинник рукописи находится у внучки автора, Ларисы Терентьевой, проживающей в г. Перми.