Томилова Мария Ильинична, 1931 г.р.

Краткая справка: Мария Ильинична Томилова - младшая из 12 детей в семье, родилась в 1931 году, проживает в г. Томске. Из всех детей выжило только 6 - 3 мальчика и 3 девочки. 

Родители были крестьянами. Ковалев Илья Васильевич родился в 1881 году (умер в 1942).  

Екатерина Венедиктовна – в 1883 (жила долго, умерла в 1964). 

Жили они в Курской губернии, в д. Жидеевка (Железногорский район Курской области, стоит на р. Усож). Братья и сестры: Александр, 1909 года рождения, Степан - 1912, Михаил - 1915, Анна - 1919, Александра - 1922, Мария - 1931.

В браке была дважды - за Александром Томиловым и за Петром Брагиным. От первого брака имела сына, который умер в младенчестве,  от второго  брака - дочь Екатерину. 

Интервью.

Родители мои, Илья Васильевич и Екатерина Венедиктовна Ковалевы, родились в Курской губернии, деревня Жидеевка. Когда они приехали в Сибирь, я не знаю, но старший брат родился в 1909 году уже тут, в дереве Ново-Михайловке. О том, какое было хозяйство, я не знаю, знаю только про дом, потом клуб из него сделали, потом его кто-то сжег. Они переехали в Томск. Я родилась уже в Томске, в 1931 году. Маме было 49 лет, потом ее сестра (получается, также приехавшая в Томскую губернию? – Т.Н.) говорила, что мама очень сильно боялась, что она меня не вырастит. А вышло так, что она не только меня вырастила, но и с дочкой мне очень сильно помогала.

Папа у меня не пил и не курил. Он работал на хлебозаводе… как сказать? - возчиком (шофером и экспедитором – Т.Н.). Машина была, и на ней развозили хлеб по магазинам. Он очень много времени проводил на работе, все дни. Был ли он строгим? Он был и строгим, и добрым. Например, мне запомнилось, как мы однажды сидели за столом с подружкой. У нас в гостях. Сидели мы за столом, и я что-то к подружке обратилась, и он строго так на меня: мол, за столом никаких разговоров, надо заниматься делом. Но вот только это мне запомнилось <как пример строгости >. А что добрый… Он меня любил.  Если его кто угостит: конфетка, или кусочек колбаски, он затаскает и принесет мне. (Плачет).

- Это из-за того, что его обвинили?

Это вы знаете как, это вообще ужас! Мы на Мамонтова жили, деревянный дом, двухэтажный. Он и сейчас стоит. Две входные двери. И на первом этаже жили соседи. Лида Ефименко, прости ее господи. Не говорят плохо о мертвых. Она такая была: когда в глаза, то такая ласковая вся, а за глаза пакостила. Она и донесла. Мол, что папа ворует хлеб. А мама всегда все, что есть, на всех делила. Папу задержали. И у него недостачу обнаружили не то тридцать грамм, не то триста. Я сейчас не помню точно, помню, что три было в цифре. А прокурор был, он раньше дворником работал:, он все кричал, дескать: «Вот он не будет сидеть, а надо, чтоб другим неповадно было воровать!» А отец - он никогда в свидетелях-то не был, а тут судят его. Ну, правда, защитник был, Кротов, славился. Он сказал: «Не будет сидеть!» И вот отец сидел до суда месяц и после суда. А с суда его уже под руки привели. Он сильно болел. Потом действительно его освободили, привезли на лошади, на санях. И все, так он не встал, у него был рак желудка, так он и не поднялся.

Мама, Екатерина Венедиктовна. Двенадцать человек детей родила. Живые остались только шестеро. Когда у меня сын умер, я думала, тоже уйду в мир иной. А мама мне говорит: «А как же я? У меня сколько умерло!» И всем уже лет по пять, по шесть. От болезней, наверно, тем более в деревне. Мама прожила долгую жизнь, умерла, кажется, в 1965. Пока скорая приехала, она умерла. У нас все гипертоники, все быстро умирают.

Мама у меня была человек верующий. Я тоже считаю, что Бог есть. Но по молодости помню, мама в церковь сама ходила. Никогда я не помнила, чтобы она заставляла меня в церковь ходить, пост соблюдать. Я к богу пришла сама, для меня это естественно. А мама в церковь ходила.

Мама про старину никогда ничего не рассказывала. Только вот тетя проговорилась, что не вырастит меня. А сама никогда ничего не рассказывала.

Что я могу о ней рассказать? Одевалась она совсем все просто. Всегда носила кофту и юбку. Ни одного платья я у нее не помню. Кофта поверх юбки, навыпуск, я не помню, чтобы фартук был. А может и был. Волосы она носила длинные, делала сзади шишку, и всегда в платочке. Каких-то особенностей лексики, произношения я за мамой не вспоминаю. Грамотной она не была, ни читать, ни писать не умела.

Готовила она очень вкусные печенья. Месяц могли храниться, свеженькие. Пельмени. Мясо не через мясорубку, а в корытце таком рубила, сечкой. Сечка была старая, деревянная чашка, кругленькая такая, типа корыта. Помню, раз пельмени настряпали, много. Кладовка была. А зима. Вынесли туда, чтоб замерзли, а сосед через чердак все утащил. Это не те соседи, которые на отца донесли. Там дом на четыре квартиры был. Вообще с соседями мы со всеми жили нормально, даже с той, которая такое нам сделала, я с ней потом спокойно общалась.

Каких-либо примет, поверий, обычаев я за мамой не вспоминаю. Разве что на ночь она приходила меня крестить.

Она была очень добрый человек. Помню с мужем моим, Томиловым, я уже не жила, но он проживал недалеко. И он заболел. Мама узнала, что он болен, и начала меня стыдить: «Как можно, человек болеет, а ты ему не поможешь ничем!». Соседи, ребятишки соседские, были голодные. От голода  до 5 лет не ходили и не бегали. А рядом с нами, с квартирой нашей,  была площадка для сена: и вот в выходной (тогда ведь один выходной был) залезут на эту площадку и  начинают: «Ба-аба Катя, есть хотим! Ба-аба Катя, есть хотим!» Она их кормила. 

Она никогда ни с кем не ссорилась, не скандалила. Семья вообще была спокойная, уравновешенная.

- Можно ли сказать, что ваш характер похож на мамин?

Не знаю. Наверно.

Мама в Томске нигде не работала, она хозяйство вела. Хозяйство какое? Да никакого особого. Ну, квартира была трехкомнатная. И кухня. Дом был деревянный, двухэтажный, он и сейчас сохранился, там живет моей старшей сестры внучка. В этих трех комнатах жили папа, мама, я и моя средняя сестра Александра, старшая в Киселевске жила. Братья все старше. Первый, Александр – жил в Ташкенте, средний потом жил в Брянске, а Миша на Почтовом. Ну, это после войны, разумеется. А до этого жил в Томске, там, где художественная школа, а во дворе был домик деревянный. Старший воевал с басмачами, есть фотография, где он на коне. Средний брат в Брянске оказался после войны, а до войны тоже в Томске жил. Как старший брат попал в армию – не скажу, не знаю. Он в Управлении работал.

Мебель в доме была тоже никакая. Стол у меня сохранился – круглый, раскладной. Был сундук, я его выбросила, теперь жалею. Его как открываешь, почему-то всегда яблоками пахло. Яблоки-то тогда были не такие, как сейчас. Стулья – кругленькие такие. Кровати было три. Одна стояла в маленькой комнатке, в зале - там моя, а в первой спали мама и папа. (То есть младший член семьи не имел «своей» комнаты - Т.Н.). Внучка сейчас все перестроила, отопление, ванну поставила. На кухне я не помню, был ли стол, но там была русская печка. Эта печка, разумеется, не сохранилась. Икона в доме была – она и сейчас у меня. Она висела на кухне, там была полочка. Украшений, вроде салфеточек, не было (в доме есть вышитые хозяйкой салфетки-дорожки, собственные рукоделия – Т.Н.). Обстановка была предельно скромная. Сестра работала – в Управлении, не помню, правда, она с какого года работала  (когда семья переехала в Томск, ей было 9 лет, работать она начала во время войны).

Хватало ли зарплаты на жизнь? Голода я не помню, чтобы до войны, не было большой нужды. Наверно, так: жили скромно, но на все хватало. Тогда потребности-то не такие были у всех.  Одежда? Перед войной мне купили ботиночки. На всю жизнь запомнила эти ботиночки. Я в школу ходила в чунях. Это вроде как шубенки и резиновые галоши. А тут мне купили ботиночки, и я в марте вышла на улицу. Чтоб все видели, что я в ботиночках. Это папа еще жив был. По-моему, даже до войны. Платье? Я даже не помню, что у меня было. В школу я ходила в форме. Тогда же форма была единая. Так я приходила, сразу снимала ее и вешала. Форма была шерстяная, платье коричневое, а фартук черный. Ходила я в школу № 5, там потом была прокуратура, сейчас не знаю, что там. Наверно, я была старше 7 лет.

Когда война началась, я не помню. А как кончилась – помню. Мы с соседкой пошли, дождь был, потом солнце и радуга, и люди все…

Во время войны я кисет шила для фронта. Потом гоняли нас на пристань, там какие-то бревна таскали.

- Маленькие дети, девочки?

- Ага.

Что ели? Я к хлебу всегда была равнодушна, что он есть, что нет. Сахар. Я нож оближу, намочу, макаю в песок и облизываю. Во время войны - мама ни разу не легла спать, чтобы детей не накормленных положить. На поле ходила, собирала там мороженую невыкопанную картошку. Драники эти делала… Ой…

Братья у меня воевали. Старший, по-моему, не был на фронте, а на фотографии в книге Г.К. Жукова есть мой брат Михаил. Это снимок в Берлине. Самый высокий из военных, стоящих сзади. Он служил в спецвойсках (в Особом отделе). Михаил привез с фронта жену, Клавдию, но потом он с ней разошелся. Она любила погулять - поэтому. Он работал в органах ГБ, в основном здесь, был на Пятом почтовом.

Когда война закончилась, мне было 14 лет. Я закончила 7 классов. Была я трусиха, всего боялась, стеснялась, и пошла поступать в фармацевтическое училище с подружкой Тамарой. Она очень хотела. Самое смешное, что она не поступила, а я поступила. Нам платили стипендию, но одежду, форму, не давали. Стипендию, я не помню какую, но  давали. Копейки, наверное. Я чаще всего голодная ходила. Мама не имела понятия, что ты опаздываешь, что тебе надо к определенному времени быть. «Погоди, сейчас чай вскипит!», а мне уже некогда, я так ухожу. Подруга у меня была, родители – начальник Райпотребсоюза, у нее все было, и жареное, и пареное, а у меня даже на буфет не было мелочи.

Закончила я в 1950 году, вначале меня оставили при школе, я работала лаборантом, потом на Почтовом в Управлении лагерей. Я в зоне, заключенные, я шла, боялась головы повернуть. Потом, в 1953, была амнистия, лагерь закрыли (лаготделение, сам ИТЛ «ГХ-5» был), и я в аптеке была.

С почтового я уехала, кажется, в 1958 году. Не помню точно. Уехала, потому что разошлась со своим мужем, Петром Брагиным. Он пару лет назад умер. Я тогда оставила ему квартиру, все.

Мужа было два. С одним мы жили на Черемошках, с Александром Томиловым. У меня был от него ребенок, сын, но он умер. Это было так тяжело. Если своих детей нет, этого не понять, племянники – это не то совсем. Я не в себе была какая-то и рассталась с ним. Сразу же ушла, мне никто не нужен был, я видеть его не могла почему-то. Я так хотела ребенка, и вдруг потеряла! Без мамы я бы скончалась.

Второй муж – на Почтовом, Петр Брагин. Нормировщик был, штатский. Вышла я за него по-смешному. Я когда жила на Почтовом, то жила на квартире подруги у одной женщины, фармацевта. Он с другом пришел в гости. Они пошли, а я решила пойти к брату Мише. Но он увел меня в Иглаково, он там жил с родителями в бараке. И я осталась с ним. Я не собиралась за него замуж, но вот вышло. Дочка, Екатерина Петровна (1953 год) – от него. А разошлись – честно, я его просто не любила, и стало все раздражать в нем. Я, наверно, Томилова очень любила.

Я уехала с Почтового и дочку воспитывала одна. Я работала в 46-й, потом во 2-й аптеках. Дочка училась в школе № 5. Потом в пединституте. Два высших образования – химия и психология.

Когда Катя разошлась с первым мужем, сын ее, Святослав, остался в Томске, а потом уже уехал к маме, ему лет 7 было. А сестра моя, Александра, которая была одинокая - ни детишек, ни замужем не была – мы с ней в Канаково часто ездили. Поддерживаем отношения с дочкой.

й.