Старожилы и переселенцы на томской земле. Часть 2. Переселенцы

Переселенцы.

Пореформенные переселенцы, у которых деды, отцы или они сами переселились в Сибирь со второй половины ХIХ в. из самых разных мест Европейской части России, в отличие от старожилов, как правило, помнят о местах выхода своих предков, вплоть до названия уезда или села. Более того, эта память нередко сохранялась в названии новых селений или их частей – улиц, концов, краев: д. Виленка – из Виленской губернии, Казанка – из Казанской, Виленский и Витебский края в с. Новиковка Асиновского района и т.д. Например, д. Сухарева близ с. Петухово, по рассказам жителей, была основана в конце ХIХ в. выходцами из д. Сухаревой Уфимской губернии.

Изучение топонимики дает богатый материал не только о коренных обитателях мест, но и по истории более позднего заселения. Например, в книге Флигинских Н.И. (2011, с. 23-82) приведено немало примеров по истории названий переселенческих поселков Зырянского района. Так д. Яранка, возникшая в начале ХХ в., была названа в память о реке Ярань Яранского уезда Вятской губернии, откуда были родом переселенцы (Там же, с. 82). Село Иловка впервые упоминается в 1852 г. и названо так крестьянами переселенцами из с. Иловка Бирючинского уезда Воронежской губернии (Там же, с. 39). Село Дубровка Зырянского района, основанное в 1852 г. переселенцами из Калужской губернии, первоначально называлось деревней Калуцкой (Там же, с. 35). Село Берлинка основано в 1890-х гг. переселенцами из Курской и Пензенской губерний (Там же, с. 27). В селе Зырянском одна из частей села называлась Хохловкой, так как была заселена переселенцами с Украины (Там же, с. 77). Село Вамбалы, Линда, Березовка, д. Слободинка были основаны в начале ХХ в. эстонскими переселенцами (Там же, с.29, 66). Хутор Петрашкевича и Адолькин высел основаны поляком Петрашкевичем в начале ХХ в. (Там же, с. 23, 61).

С 1864 по 1914 гг. в Сибирь переселилось 3 687 тысяч человек (Русские старожилы, 1973, с. 125), среди которых преобладали (80,9 %) выходцы из южной России (История Сибири, 1968, т. 3, с. 23). В Томскую губернию за эти годы переселились выходцы из Курской, Тамбовской, Орловской, Тульской, Рязанской, Полтавской, Черниговской, Харьковской, Воронежской и других губерний (Соловьева Е.И., 1981, с. 84; Лебедева А.А., 1974, с. 204). Кроме русских в числе переселенцев были украинцы и белорусы, внесшие свою лепту в формирование современного облика сибиряка. В пределах Томской области больше всего переселенцев осело в центральных районах, где население в начале ХХ в. на 70-90 % состояло из переселенцев (Александровский М.Г., 1925, с.72-85). Пригородный томский район со старожильческими селениями, кроме Нижнего Притомья, сравнительно мало был затронут этим движением, еще меньше оно коснулось отдаленного и сурового Нарымского края. Многие из потомков переселенцев вспоминают рассказы предков, как ходили ходоками и выбирали место для переселения, что «ехали на вольные земли, при царе», когда разрешили ехать, давали ссуды на обзаведение, как рассказывали, что в Сибири калачи на березах растут и пр.

При всей пестроте переселявшихся они нередко составляли компактные группы выходцев из одних мест, селившихся или отдельными поселками, или улицами – концами в селениях старожилов. Например, в с. Баткат Шегарского района наряду со старожилами жили тамбовские, курские, смоленские и витебские переселенцы (Сафьянова А.В., 1979, с. 28). Нередко в соседних селениях жили выходцы из разных мест, например, в с. Ново-Кусково и Митрофановке Зырянского района поселились воронежские переселенцы, в д. Дубровке – калужские, в д. Мишутино – пензенские, а в д. Казанке – из Казанской губернии (Сафьянова А.В.. 1979, с. 28). По нашим материалам, в селениях Нижнего Притомья в конце ХIХ – первой половине ХХ вв. был очень смешанный состав жителей, куда входили русские старожилы, старообрядцы, пореформенные переселенцы - русские, белорусы, украинцы, поляки, латыши и др. Среди жителей были потомки крещеных и обрусевших коренных народов, которых называли ясашными и помнили, что их в царскую армию не брали, и татары - мусульмане (Бардина П.Е., 2000, с. 47-50).

При этом нередко происходило перемещение жителей в пределах одного региона. В Кижировском выселке (д.Кижирово), возникшем в конце ХIХ в., к началу ХХ в. жили старожилы и переселенцы «со всех концов империи, даже из далекой Варшавской губернии» (Бузанова В.А., 2000, с. 57). Деревня Песочная была основана в 1882 г. переселенцами из Елгайской и Богородской волостей Томского уезда, и название свое получила, скорее всего, в память о деревне Песочно-Горельской, из которой было большинство жителей (Бузанова В.А., 2000, с. 457). По рассказам жителей (МЭЭ МГС, 1996 – 2003, сборы П.Е. Бардиной) и опубликованным данным (Гончарова Т.А.. 2006; Бузанова В.А., 1996) так примерно выглядел состав населения Притомья и прилегающих территорий в первой половине ХХ в.

Состав населения:

Белобородово – русские старожилы и переселенцы.

Больше-Брагино – русские старожилы, в основном Брагины.

Виленка – переселенцы, преимущественно белорусы и поляки из Виленской губернии.

Витебский – латыши.

Владимировка – белорусы.

Горбуново – ясашные (крещеные томские татары) и русские старожилы.

Гродненка (Датковка) – переселенцы поляки, русские и латыши. Было 2 кладбища – православное и католическое.

Дубровка – в основном переселенцы белорусы.

Жуково – русские старожилы.

Заимки (Устинова, Щеглова, Гужихина, Юрьева, Мясникова и др.) недалеко от д. Ольго-Сапеженки – староверы.

Иглаково – старожилы, в основном - Иглаковы.

Иштан Нагорный – русские старожилы.

Кижирово – преимущественно старожилы, есть переселенцы.

Киргизка – в основном русские старожилы, часть – переселенцы.

Козюлино – русские старожилы, переселенцы, потомки ясашных из д. Горбуново.

Конинино – русские старожилы и переселенцы, есть белорусы.

Кривошеино – русские старожилы, много Кривошеиных.

Кудрово – русские старожилы, переселенцы, белорусы, поляки. Было 2 кладбища – православное и католическое «польское» кладбище.

Кузовлево – русские старожилы, переселенцы, с середины ХХ в. - белорусы, чуваши и др.

Луговая – татары-мусульмане и русские старожилы. Было два кладбища – русское и татарское.

Малиновка – «одни поляки жили».

Михайловка Шегарского района – «хохлы и минцы».

Мостовка – переселенцы русские и белорусы.

Наумовка – в основном русские переселенцы и старожилы, «даже, кажется, украинцев не было», был один поляк Мусялов Осип.

Ново-Киевка – переселенцы украинцы и белорусы.

Ново-Рождественка – преимущественно переселенцы украинцы.

Ольго-Сапеженка (Силантьевка) – русские переселенцы, старообрядцы, белорусы, украинцы.

Орловка – русские старожилы и переселенцы, есть украинцы.

Песочная – переселенцы и старожилы.

Петропавловка – «разный народ, и хохлы, и русские, и поляки»; русские старожилы, вятские переселенцы.

Покровка – «всякие жили», русские переселенцы, староверы, белорусы, поляки.

Попадейкино – старожилы, в основном Попадейкины.

Постниково – в основном старожилы, много было Постниковых. Позднее (с середины ХХ в.?) – немцы, чуваши, мордва, литовцы.

Пушкарево – русские старожилы.

Реженка – латыши.

Салтанаково – обские татары.

Семиозерки - преимущественно староверы, есть переселенцы.

Спасское (рядом с Троицком) – переселенцы.

Троицк – в основном переселенцы.

Успенка – русские переселенцы, белорусы.

Чернильщиково – преимущественно старожилы, частично переселенцы.

Большинство из этих селений в настоящее время исчезло, а жители переселились в крупные селения и города Томской области.

Наиболее смешанный состав населения был в крупном поселке судоремонтников – Самусьском Затоне, как говорили «народ наездной». Там жили русские старожилы, выехавшие из соседних старожильческих селений (из Брагино, Кижирово, Кривошеино, Поздняково, Трубачево и др.), русские переселенцы с Вятской губернии (специалисты – водники, капитаны) и других мест, староверы из Семиозерок и лесных заимок, татары – мусульмане из д. Луговой, потомки обрусевших ясашных из д. Горбуновой, потомки украинских, белорусских и польских, латышских переселенцев из окрестных селений. В годы ВОВ в п. Самусь и окрестные селения были сосланы семьи немцев из Поволжья.

Язык и самосознание.

При первых контактах между старожилами и переселенцами в первую очередь обращалось внимание на различия в языке и одежде. По мнению старожилов, «их, россейских, бывало не поймешь, чё говорят». «У них разговор другой» - говорили об украинцах. «Вятские были со своим наречием». За особенности говора одних переселенцев называли «цовокалками», другие - «чёкали», «чёкалки». Старожилка Литусова (Кривошеина) Н.Е., 1910 г.р. из д. Жуковой Кривошеинского района вспоминала: «Наши говорили «чаво», только двое «чёкали». В языке обрусевших потомков украинцев и белорусов сохранялись некоторые слова из языка предков: «ганок» - крыльцо; «праник» - валек; «рубец» - рубель; «богатка» - цветок; «фортка» - калитка; «опричь» - отдельно; «рошина» - закваска; «полевка» - суп; «исты» - есть; «дробинка» - лестница; «добре» - хорошо; «була» вместо «была»; «у мэнэ, у тэбэ» - у меня, у тебя; гарна дивчина; батька, хата, робить, крычыт и др. (МЭЭ МГС, 1996-2003). Большая часть этих слов без перевода понятна окружающему русскому населению.

Потомки белорусов и украинцев очень часто записывались и считали себя русскими. Так житель п. Самусь Хорошавцев Я.Н., 1926 г.р., (родился в Ново-Рождественке) вспоминал, что родители дома между собой говорили по-украински, а записывались русскими. Сам он уже не знает украинский язык и считает себя русским (МЭЭ МГС, 2000, тет.1, лист 28). Жительница п. Самусь Богданова (Повалкович) О.К., 1928 г.р., родилась в д. Мостовке, деды приехали из Виленской губернии. Пишется белоруской, говорит по-русски без акцента, вспоминает, что из родственников, «из наших», пишутся кто - русским, кто – белорусом (МЭЭ МГС, 2000, тетр. 1, лист 47). Воронецкая (Усова) Е.Ф., 1926 г.р., родилась в д. Ново-Киевке Кривошеинского р-на, себя считает русской, дед и бабушка по отцу были украинцами, жила в детстве с бабушкой в д. Михайловке среди украинцев, знает несколько слов из украинского языка. По матери дед и бабушка были из русских старожилов - Поздняковы (МЭЭ МГС, 1997, тетр. 1, лист 23). Еще один рассказ от Еремкиной Мальвины Игнатьевны, 1900 г.р., пишется и себя считает русской, а предки были поляки. Она родилась в д. Силантьевке, родители приехали из «какой-то Волоковыльской области». Сначала послали ходоков – два брата съездили в Сибирь, облюбовали место в тайге, затем переселились. В этой деревне было много поляков, даже больше, чем русских, все из одного места переселились (МЭЭ ТГУ, 1976, тетр. 1, лист 28).

Иногда вырисовываются довольно сложные схемы смешанных браков, возможные, наверное, только в наших сибирских условиях, при совместном проживании народов многих национальностей. Так у Чиблиса Н.Ф., 1944 г.р., поляка, родители переселились в пос. Самусь из с. Белосток Кривошеинского р-на, где «всё село было из поляков», и его предки приехали туда «еще при царе» (МЭЭ МГС, 2003, тетр. 1, лист 12). Сам он польский язык знает плохо, но пишется и считает себя поляком, мать была полячкой, одна бабушка была русской, а дед - литовцем. У Нестеровой (Чащиной) Ф.Г., 1925 г.р., дед по отцу был русский из Вятки, а по матери – поляки с непривычными именами: дед - Симонович Альфонс, мать – Мальвина Альфонсовна. Себя Ф.Г. считает русской. В похозяйственных книгах сельских советов жителей, чаще всего даже без спроса, записывали русскими, а иногда, например, в д. Кудрово, Скутель в одной книге был записан русским, в другой – поляком.

Одежда.

Наиболее заметными различия между старожилами и переселенцами были в одежде. Старожилы, особенно в пригородных томских селениях, в конце ХIХ – начале ХХ в. сравнительно мало выращивали лен и коноплю, в основном только на нитки для плетения сетей, и практически не ткали, имея возможность купить готовые ткани и готовую одежду в городе Томске. Одежда переселенцев отличалась от одежды старожилов преобладанием домотканой одежды, наличием вышитых изделий, особыми видами верхней одежды из шерстяной домотканины, наличием лаптей и пр. Нередко старожилы приобретали или обменивали на продукты красивые тканые изделия, вышивку для мужских рубах и вышитые полотенца у «россейских мастериц». Известный писатель Г.И. Успенский, занятый в 1888 - 1889 гг. делами по обустройству переселенцев в Сибири, метко подметил отличия во внешнем облике томских сибиряков и курских переселенцев. Он писал: «…если вы видите на работе человека высокого роста, в картузе, красной рубахе, черных плисовых или розовых ситцевых штанах и кожаной обуви – это сибиряк. Если же перед вами … маленький человечек, всегда без шапки, всегда в белой домотканой рубахе и вообще весь одетый, обутый и обмотанный в продукты всякого рода растительности: лык, мочал, пеньки, - то это наш курский» (Успенский Г.И., 1952, т. ХI, с. 81). Преобладание у переселенцев домотканой холщевой одежды в некоторой степени было связано и с экономическими трудностями первых лет переселения, когда они «копили деньги» на хозяйственное обзаведение. Однако, как показали исследования историков (Горюшкин Л.М., Миненко Н.А., 1984, с. 147), состав переселенцев был очень неоднородным, и далеко не все из них были бедняками. Среди переселенцев было много деятельных, предприимчивых людей, которые перед переселением выбирали место, ходили ходоками, имели средства для первого обзаведения, за счет продажи своего имущества на месте выхода, или зарабатывали средства, нанимаясь в работники к старожилам. (Григорьев В.Н., 1885, с. 4-5).

Исследователи также отмечали, что с прибытием переселенцев увеличились площади посевов льна, ими были привезены семена льна лучшего качества (Бородкина М., 1927, с. 5; Кауфман А.А., 1892, с. 37). У переселенцев была более развита техника ткачества – шире холст за счет применения более широких берд, которые они привозили с собой, применялось узорное и бранное тканье, тогда как у старожилов ткали узкий холст и белые бранные скатерти с одним утком. Выращивание, обработка льна и ручное ткачество было очень трудоемким делом, поэтому среди переселенцев бытовало мнение, что одежду из покупных тканей «носят только лентяи», которые не хотят выращивать лен. Устойчиво сохранялись различия между старожилами и переселенцами в орудиях труда по обработке волокнистых растений. Преобладающие лопатообразные прялки сосуществовали с южнорусскими гребнями. Даже в одной семье свекровь могла чесать лен на гребне, а сноха – на горизонтальной щетке, как была приучена у своих родителей из старожилов (Бардина П.Е., 2009 а, с. 115). При перемотке пряжи у старожилов использовались более длинные мотовила, чем у переселенцев. Дело в том, что длина мотовила или тальки определяла количество пряжи в мотке, и в Европейских губерниях строго регламентировалась помещиками, хотя и не везде была одинаковой (Лебедева Н.И., 1956, с. 491). А в Сибири такой регламентации не было, и размеры мотовила определяли индивидуально, по размаху рук хозяйки для удобства перемотки пряжи (Бардина П.Е., 2009 а, с. 116). В письмах переселенцы писали о том, какую одежду носят в Сибири и что нужно взять с собой. В письме, опубликованном в работе Григорьева В.Н. (1885, с. 189), из Бийского округа сообщается: «…Бабьи обряды: в платках ходят, в ковегах, в пальтах; сощуны [шушуны?] не нужны здесь, их не носят, запанья тоже. Юбки по две возьмите с собой, а остальные, какие получше, продавайте; башмаки свои захватывайти; аршин по 5 сукна захватите…захватывайте с собой гребенок, гребней, захватывайте свои берды». Гребни и гребенки (с короткой ручкой) для чесания льна и берда для ткацкого стана были большой ценностью в хозяйстве, поэтому их велели брать с собой при переселении. Дело в том, что эти орудия труда для обработки льна и ткачества были довольно сложны в изготовлении и требовали особой породы дерева.

Разные группы русского населения Томского края особенно колоритно отражала верхняя одежда, в которой проводили большую часть времени года на виду односельчан и при поездках в город. Сибиряка-старожила нарымских селений можно было узнать по пестрой собачьей дохе, таким же огромным рукавицам – лохмашкам, шапке и добротным кожаным чиркам. На томиче старожиле, по описанию одного наблюдателя начала ХХ в., наиболее типичной была такая одежда: «…черная овчинная шуба-барнаулка, серая шапка-татарка, бледно-розовые пимы с кирпично-красной зубчатой каемкой» (Алтайский Б., 1906, с. 64). Одежда разных групп переселенцев также различалась и между собой в зависимости от мест выхода. Своеобразие одежды переселенцев отмечала Е. Орлова (1926, с. 202): «…мелькают пестрые паневы и вышитые рубахи из-под желтых дубленых полушубков. Это не сибирская серость – пензенские переселяются». Комплекс русской женской одежды из рубахи и поневы считается исследователями более древним по сравнению с комплексом из рубахи и сарафана, но к концу ХIХ в. поневы были распространены только южнорусских губерниях (Лебедева Н.И., Маслова Г.С., 1967, с. 212-213). Переселенцами из этих губерний понева была принесена и в Сибирь, но распространения здесь практически не получила. Сам термин «понева» у старожилов Томского края был известен не только как название широкой юбки, но и в качестве бранного слова «Ах, ты, понява!» (Словарь, 1975, ч.2, с. 105-106). Подобное же значение этот термин имел в севернорусских губерниях и в Приуралье, где также не был распространен комплекс с поневой (Маслова Г.С., Станюкович Т.В., 1960, с. 103; Даль В.И., 1994, т. 3, с. 750). По-видимому, этот термин попал в разряд бранных слов потому, что понева, несмотря на богатую орнаментацию ткани, имела простейший покрой и, с точки зрения носителей другой одежды, придавала фигуре мешковатость и неуклюжесть, тем более, что ее носили, подтыкая подол за пояс. По этой причине комплекс с поневой не получил распространения в Сибири даже у самих переселенцев. Старожилы вспоминают, что переселенцы приехали в лаптях, носили холщевые вышитые рубахи и рассказывали, что у них стариков хоронили только в холщевой одежде (МЭЭ ТГУ, 1975, тетр. 1, лист 25, д. Кудрово).

При дальнейшем совместном проживании отличия в одежде довольно быстро сглаживались, причем чаще всего переселенцы переходили на сибирскую одежду – парочки из кофты и юбки, кожаную обувь, меховую верхнюю одежду и пр. В 1914 г. М.В. Красноженова (1914, с. 67) отмечала, что в д. Покровке Томской губернии переселенки еще носят сарафаны с белыми рукавами, а молодежь начинает одеваться как сибиряки. Но и переселенцы оказывали влияние на одежду старожилов. Под влиянием переселенцев у старожилов стали популярными вышитые и тканые с узорами изделия – мужские рубахи, полотенца, скатерти и др. В целом, в обеспечении себя одеждой, в обработке растительных материалов для одежды и обуви у старожилов и переселенцев в Томском крае при общерусской и общеславянской общности имелись некоторые различия в уровне развития ткачества, в орудиях труда и степени освоения местных материалов. Для старожилов было характерно сохранение некоторых архаичных приемов и орудий труда при одновременном исчезновении самих традиций ручного ткачества. Переселенцы принесли новые областные различия в орудиях труда, сложные виды ткачества, самопрялки и развитый опыт льноводства. (Бардина П.Е,, 2009 а, с. 111 – 131).

Более устойчиво, вплоть до середины ХХ в., сохранялось своеобразие в одежде и внешнем облике у старообрядцев: ношение бороды и рубахи навыпуск, подвязанные тканым поясом у мужчин, головной убор, сарафаны и рубахи у женщин, сохранение домотканой одежды. Таким образом, в первой четверти ХХ в. во многих томских селениях уже по внешнему облику жителей можно было «прочитать» историю его формирования.

Отличия в одежде со временем исчезали, тогда как языковые особенности устойчиво сохранялись и поддерживали память о предках. В зависимости от мест выхода и некоторых языковых и бытовых особенностей распространены были взаимные прозвища и незлобливые поддевки: старожилов переселенцы называли чалдонами, украинцев все называли хохлами, переселенцев из Воронежской губернии – воронами, вятских – синекафтанниками, «вятскими лаптями», русских – кацапами, старообрядцев – кержаками. Старожилы называли переселенцев лапотниками, новиками и россейскими, как будто забыв, что их предки тоже переселились из России. Однако при этом старожилы считали себя чисто русскими, а о переселенцах говорили «Он обрусел теперь», если тот перенимал сибирские обычаи (Андреев Я., 1860, № 52). При этом, по многим воспоминаниям, выходцы из разных мест жили между собой дружно, «ворота никогда не запирали», замков не было, «прутик воткнешь и уходишь по воду на речку, никто чужой не зайдет». Даже представители разных конфессий (православные и католики) благополучно уживались друг с другом. Например, в Гродненке, по рассказам, «русские свою Пасху справляли, а поляки – свою, в другое время». Были даже смешанные семьи, например, у Хрулева П.В., 1013 г.р., русского православного, деды приехали в Сибирь из России, жил в д. Ольго-Сапеженке, жена была польская католичка Амалия Станиславовна Скирюха из Гродненки. Она ездила молиться в Томск в католический костел. А дома праздновали и её католическую Пасху, и православную (МЭЭ МГС, 1999, тетр.1, лист 56).