Советские немцы – «наказанный народ». Интервью с Флорентиной Зауэр. 1996 год. Часть 1.
Интервью с немкой-спецпереселенкой Флорентиной (Валентиной) Михайловной Зауэр (в девичестве Гиберт). Годы жизни: 21.05.1925. – 3.01.2009. Записано 08.07.1996 в п. Саровке Колпашевского района Томской области. В кадре – Я.А. Яковлев, за камерой – Ю.К. Рассамахин
ЯКОВЛЕВ: Валентина Михайловна Зауэр – жительница пос. Саровка. С давних пор, наверное, да?
ЗАУЭР: С 1957 года.
ЯКОВЛЕВ: В Саровке живёте?
ЗАУЭР: Да.
ЯКОВЛЕВ: А сами родом откуда?
ЗАУЭР:Я сама родом с Украины, со Сталинской области.
ЯКОВЛЕВ: А сейчас это какая?
ЗАУЭР: А сейчас это Донецкая область… В 1937 году у нас забрали отца и двух братьев, а в 1941 году нас собрали всех за 6 часов, 1 сентября.
ЯКОВЛЕВ: В сентябре… Война уже началась…
ЗАУЭР: Эти военные заводы всё… Ну, а потом привезли нас в Новосибирск.
ЯКОВЛЕВ: Валентина Михайловна, а Вам сколько лет было?
ЗАУЭР: Мне было 16 лет.
ЯКОВЛЕВ: Вы, и ещё кто у вас?
ЗАУЭР: Осталась младше меня и две сестры старше меня, и мать.
ЯКОВЛЕВ: 6 человек.
ЗАУЭР: Младший [брат] мой, за мной был, умер… Он поехал в лагерь, жарко было. Первое место занял, пробежал. А пионервожатая была молоденькая, дала ему мороженое… (непонятно). И наша семья вся пошла под откос… Ну, и вот, приехали мы в Новосибирск, там сколько прожили.
ЯКОВЛЕВ: На чём везли?
ЗАУЭР: На поезде. Целый месяц нас везли.
ЯКОВЛЕВ: Осень уже.
ЗАУЭР: Да. С 1 сентября до 1 октября. Потому что сперва хотели нас в Казахстан, до Казахстана довезли, там уже забито было.
ЯКОВЛЕВ: Там же тоже ссыльных много было.
ЗАУЭР: Да, там шибко много было. Ну, а потом повезли в Новосибирск. Когда мы приехали, люди все выскочили [из здания вокзала], и давай смотреть на нас, говорили, немцев привезут, они с одним глазом (смеётся).
ЯКОВЛЕВ: Как на диковинку.
ЗАУЭР: Да, как на диковинку. Ну, когда мы слезли [вышли из вагонов], они говорят: «Они такие же, как мы». Ну, там, правда, нас не обижали… Они наоборот... Там был бригадир. Он говорил: «Я за одного немца три русских отдам. Немцы работящие. Я был в Германии в плену. Я знаю это».
ЯКОВЛЕВ: Это ещё в Первую мировую?
ЗАУЭР: Да-да. Ну, а потом отправили нас. Мы там уже посадили огород, всё... Опять собрали нас.
ЯКОВЛЕВ: Это уже в 1942 году получается?
ЗАУЭР: Да-да. В 1942-м опять собрали нас и – сюда.
ЯКОВЛЕВ: «Сюда» – это куда?
ЗАУЭР: В этот (непонятно), куда привезли нас в Коломино. В Коломино выгрузили, там лежали мы неделю на пристани, прямо под открытым небом. А потом уже приехали на лошадях, увезли нас. Ну, что? Приехали мы в совхоз, пошли сразу работать.
ЯКОВЛЕВ: Куда привезли?
ЗАУЭР: В Абрамкино. Это тут...
ЯКОВЛЕВ: Это Староабрамкино.
ЗАУЭР: Да-да… Оттуда я.
ЯКОВЛЕВ: Понятно. Это с 1942 года вы были в Абрамкино и до какого?
ЗАУЭР: До [19]49-го.
ЯКОВЛЕВ: До [19]49-го… А, скажите, что из себя деревня тогда представляла? Сейчас этой деревни совсем нет. Какой она была?
ЗАУЭР: Ой, там было четыре деревни рядом. Четыре колхоза рядом. Один, другой, третий…
ЯКОВЛЕВ: А назывались как?
ЗАУЭР: Это Малиновка была (это наш колхоз «8-е марта»), это Сергушино была, а там Сугот… А сейчас ничего нет.
ЯКОВЛЕВ: Сугот ещё стоит.
ЗАУЭР: Да, Сугот ещё стоит. Но наша «8-е марта» – тоже несколько домов. А Сергушино такая большая деревня была. А сейчас ничего нет. Мы ездили, [и я видела]. Вот такая большая деревня была, у нас же мать там похоронена.
ЯКОВЛЕВ: Сколько домов было, сколько жителей, когда вы приехали? Примерно хоть…
ЗАУЭР: Там большая деревня была, разве я знаю, сколько домов было, миленький? Я уже зиму прожила там, в Абрамкино, а ещё деревню всю не видела. Потому что утром темно, [а] мы идём на рыбалку, вечером иногда в 12, в 11 приходим.
ЯКОВЛЕВ: А вас в колхозе как по бригадам расписали? Чем вы в колхозе занимались?
ЗАУЭР: Там хлеб сеяли. А мы были как мобилизованные, это как трудармия рыбацкая.
ЯКОВЛЕВ: И Вы были прикреплены к бригаде рыбаков?
ЗАУЭР: Да-да. Мы каждый получали каждую пятидневку вот такую бумажку – «Боевое задание». Вот столько-то килограмм рыбы сдай. Хоть из-под земли вытаскивай. День прорыбачил, [и если] не поймал – в ночь идёшь опять.
ЯКОВЛЕВ: Да, а выходные хоть были?
ЗАУЭР: Нет! Ну, что ты! Кто думал про выходные?
ЯКОВЛЕВ: 5 дней – задание, 5 дней – задание, 5 дней – задание…?
ЗАУЭР: Это так и было написано – «Боевое задание». В углу каждого было написано: «Каждый ёрш – патрон [по врагу]».
ЯКОВЛЕВ: Да, в войну так было.
ЗАУЭР: Ну, что? Так работали. А потом, когда мы уже там получали рулоны, выгодно было.
ЯКОВЛЕВ: «Рулоны», это что?
ЗАУЭР: Это [нас] отоваривали. Нам рулоны выдавали. Муку покупать, все это вот (непонятно).
ЯКОВЛЕВ: Валентина Михайловна, слово какое-то интересное: что это? Талоны?
ЗАУЭР: Нет, рулоны.
ЯКОВЛЕВ: Рулоны?
ЗАУЭР: Рулоны их называли. Как эти талоны, так и рулоны. Вот нам давали эти рулоны. На муку, на сахар, на табак, на соль, на всё.
ЯКОВЛЕВ: Деньги не давали?
ЗАУЭР: Нет. Деньги-то откуда?
ЯКОВЛЕВ: А жили где?
ЗАУЭР: Ой, знаешь, мы жили в бане.
ЯКОВЛЕВ: Ну, хоть семьёй жили, или вместе с чужими, вперемешку?
ЗАУЭР: А как же? Сперва жили у чужих. Потом там стояла баня большая, колхозная. Там лён сушили в ней. А мама всё говорит: «Ребятишки, девки, спросите у председателя эту баню. Мы оштукатурим её…».
ЯКОВЛЕВ: А кто был-то? Значит, матушка, Вы…
ЗАУЭР: Да, [ещё] три сестры и…
ЯКОВЛЕВ: Один брат?
ЗАУЭР: Нет, второй брат уже в Новосибирской области умер. Племянница ещё была.
ЯКОВЛЕВ: То есть, одни женщины?
ЗАУЭР: Одни женщины. Ну, мы привыкли.
ЯКОВЛЕВ: А к этим годам – к 1942–1943–1944-му – про старших братьев с отцом хоть что-то известно было?
ЗАУЭР: Нет, их как забрали, мы больше ничего не знали. Нет. Нет-нет. Ну, это... Мы баню эту оштукатурили, мама печку сложила, полы вымыли… И жили. Мы были прямо самые богатые. Потому что у нас свой угол был.
ЯКОВЛЕВ: Своя семья.
ЗАУЭР: Все собираются, все к нам идут. Это уже как (непонятно). Когда на квартирах стоим, Шибко-то люди не хотят, чтоб к ним ходили.
ЯКОВЛЕВ: Конечно.
ЗАУЭР: Ну, вот… И все собираются…
ЯКОВЛЕВ: А у вас свободно?
ЗАУЭР: У нас свободно. Иногда, как наберутся – дышать нечем. Ну, потом у нас в [19]46-м году сестра средняя… Вот отправили… Знаешь, она никогда не работала на физической работе. Она работала всё время в конторе. И отправили [её] на заготовки. На второй день…
ЯКОВЛЕВ: На заготовку леса?
ЗАУЭР: В Чалково. И там она попала под лесину. Под лесину попала.
ЯКОВЛЕВ: Постарше вас?
ЗАУЭР: Да-да. Я самая младшая… Под лесину попала. И пока мы узнали, уже две недели прошло, тогда только узнали, что она [травмирована] и [её] увезли в Колпашево. Ну, мама, как известно, мать...
ЯКОВЛЕВ: Конечно…
ЗАУЭР: И пока мы узнали, живая она или нет… Нам же надо было пропуск [на поездку в больницу], [просто] так же нельзя.
ЯКОВЛЕВ: В комендатуре оформлять.
ЗАУЭР: Да, коменданта как раз не было. И пока мы узнали, пока комендант приехал… Приехали [в Колпашево], она уже в память вошла, она была без сознания чуть не месяц… Ну, она приехала [домой]. Она была ненормальная. У неё тут (показывает пальцем) череп пробит. Она была – сколько? – ну лет 15, наверное, – на пенсии. Ну, когда она в Душанбе-то уехала, там профессор её лечил, ей мозг брали с позвоночника, она стала нормальная. Она работала, пока в Душанбе не уехала.
ЯКОВЛЕВ: Ну, вот. Пока вы до 1949-го там жили… В 1949 году сколько лет вам было?
ЗАУЭР: Мне 24 тогда почти что было.
ЯКОВЛЕВ: Ну, вот – работа, работа… Всё равно молодость своё берёт. Как-то веселились или нет?
ЗАУЭР: Миленький, намного веселее было, чем сейчас.
ЯКОВЛЕВ: Ну, вот, чем занимались?
ЗАУЭР: Песни пели, знаешь. Мы на рыбалку поедем, в избушке ночуем… Да, приедем туда на заимку, там избушка такая стоит. Печку железную затащим, солому туда затащим…
ЯКОВЛЕВ: Сейчас вот я Вас перебью. А в бригаде только девушки были или и парни, и девчонки?
ЗАУЭР: Нет, мужики все прятались, их же не брали в армию.
ЯКОВЛЕВ: Поэтому?
ЗАУЭР: Они как мобилизованные были
ЯКОВЛЕВ: То есть в вашей бригаде рыболовецкой одни женщины были?
ЗАУЭР: Нет. 18 мужиков и 6 женщин.
ЯКОВЛЕВ: И мужчины были?
ЗАУЭР: Ну, и это… Они большинство туда прятались. Потом это… Затащим сено туда, печку затопим, песни поём. Думаешь, крыша поднимается [от громкого пения]…
ЯКОВЛЕВ: Все вместе, хором?
ЗАУЭР: Все вместе. Как поросята, выложимся в один ряд [и спим]. А с песнями всю жизнь...
ЯКОВЛЕВ: Михайловна, может быть, что-нибудь вспомните?
ЗАУЭР: Что вспоминать?
ЯКОВЛЕВ: А какую песню тогда пели? Поди, какую-нибудь помните хоть одну?
ЗАУЭР: Ой ты, боже мой!
ЯКОВЛЕВ: А что?! С молодости хорошо запоминается в голове.
ЗАУЭР: Не надо.
ЯКОВЛЕВ: Не хотите?
ЗАУЭР: Мы пели тут в клубе, когда тоже собирали нас. Ну, это… Ну, в 1949 году я приехала сюда на заготовки. Я выпросилась…
ЯКОВЛЕВ: «Сюда» – это куда?
ЗАУЭР: В Саровку.
ЯКОВЛЕВ: В Саровку уже?
ЗАУЭР: В Саровку. Я не хотела больше рыбачить. Знаешь, невыгодно было. Ну что, целый день лазишь по грязи, а ничего не получали. Тогда хоть, знаешь, получали муку. Продашь килограмм муки, [на вырученные деньги] остальные продукты выкупишь. А потом было всё свободно. Я хотела вырваться. А наш председатель как раз уехал в Томск на обучение что ли. А там замещали его. Приехали отсюда [из Саровки] уполномоченные вербовать в это… На склад. А мы две девчонки-то были. А та была уже здесь, работала. Ей шибко тут понравилось. Это она говорит: «Пойдем проситься, чтобы нас на склад взяли». Ну, пойдем. Он нас отпустил. А колхозники-то разуты все, а нас одевал (непонятно) Колпашевский. Мы рыбачили от него. Ну и это… Говорит: «Кожи выделаем, оденем их». А потом рыбаков надо обратно же [возвращать]. Тут [в Саровке] как раз атармы [большие рыболовные запоры поперёк реки. – Я.Я.] стояли. Неводить нельзя было. Нечего делать было. «Потом мы отправим рабочих, а они приедут домой» – [рассуждало начальство]. А я всё думала: «Мне лишь бы уехать!».
ЯКОВЛЕВ: «Босиком уеду!».
ЗАУЭР: Ну, мы приехали сюда. Правда, тут мастер сразу, с первого дня уговаривал меня оставаться. Я сперва: «Нет. Сестра там будет, а я тут?».
ЯКОВЛЕВ: А матушка к этому времени уже умерла или ещё живая была?
ЗАУЭР: Да, умерла.
ЯКОВЛЕВ: Умерла… То есть сестрёнка только была?
ЗАУЭР: Пока сестренка из больницы приехала, она уже умерла. Ну, что вы думали-то?
ЯКОВЛЕВ: А какая Саровка из себя тогда была? Как вы приехали в 1949 году?
ЗАУЭР: Саровка была… Вот 2 дома – тут был конец.
ЯКОВЛЕВ: по [улице] Береговой?
ЗАУЭР: Одни землянки. Там ничего не было.
ЯКОВЛЕВ: Те есть землянки по берегу – и всё?
ЗАУЭР: Да-да.
ЯКОВЛЕВ: А жил, в основном, кто? Ссыльные?
ЗАУЭР: Ну, конечно,
ЯКОВЛЕВ: А остяков не было?
ЗАУЭР: Нет, остяков не было. Остяки жили в Тискино, в Тундрово – вон там.
ЯКОВЛЕВ: То есть Саровка возникла от спецпереселенцев? Прямо одни землянки и ни одного сруба, ничего не было?
ЗАУЭР: Были, ну, которые мало-мальские избушки, одна комнатка вырублена. А большинство – землянки. Тогда-то не было плах. Это всё надо же было вручную.
ЯКОВЛЕВ: Правильно.
ЗАУЭР: Лес-то был.
ЯКОВЛЕВ: Продольной пилой.
ЗАУЭР: Мы с дедом сами хату строили, дом. Мы сами с ним на распиловке. Сама я этой пилой пилила.
ЯКОВЛЕВ: До «деда» мы ещё не дошли. Пока вы только в 1949 году сюда приехали, деда-то ещё не знали.
ЗАУЭР: Нет.
ЯКОВЛЕВ: Ну, вот.
ЗАУЭР: Приехала. Ну, я проработала на сплаву, потом они там ребятишков обули, прислали за мной, чтобы ехать домой. Нет, у меня был мобилизационный листок – «Я останусь до 20-го». Ну, когда 20 августа подошло, директор леспромхоза меня уговорил: «Оставайся». Я согласилась. Ну, поехала я домой. Когда я приехала домой, председатель, я даже [ещё] не успела [до дома] дойти, уже узнал [о моём приезде]. Председатель послал за мной. Я пришла в контору. «Почему Вас так долго не было?» Я говорю: «Да нас не отпускали». А у меня была справка, что я в отпуске, что я кадровая.
ЯКОВЛЕВ: Но вы ещё были к комендатуре прикреплены?
ЗАУЭР: Да-да. Под комендатурой. Ну, это… Я говорю: «Так я вообще остаюсь в кадровых». Ты знаешь, как я это сказала, он меня вот голой вот так [показывает, что без тёплой одежды], попёр на кульстан, и целый месяц держали [там], даже не пускали домой одеться [в тёплое].
ЯКОВЛЕВ: На комарах. На кульстане.
ЗАУЭР: Даже не на комарах, там мороз.
ЯКОВЛЕВ: Да, осенью.
ЗАУЭР: Да, уже убирали хлеб. Потом всё же привезли наши шмотки. И тут – ой! он приехал тут. Я тут с одним парнем гуляла. Он приехал.
ЯКОВЛЕВ: В Саровке?
ЗАУЭР: Да. Он приехал меня туда сватать. Но я же не хотела замуж выходить, я же уехала оттуда [из Саровки]. Он туда поехал. Я ушла на кульстан. Он заявление подал коменданту, чтобы меня туда перевели.
ЯКОВЛЕВ: Сюда в Саровку?
ЗАУЭР: Да. Я когда…
ЯКОВЛЕВ: Ну, он-то тоже ссыльный?
ЗАУЭР: Ну, конечно, под комендатурой, тоже немец был. Ну, ладно. Когда я неделю отработала… А сестра была уже свинаркой тогда. Я неделю отработала, пришла… Я говорю: «Мне надо переодеться [в тёплое]». В ночь машину направляет, будем молотить. А сестра говорит: «У тебя там документ лежит, что ты снята с комендатуры. Сашка за тобой приехал». Боже мой!
ЯКОВЛЕВ: То ли радоваться, то ли печалиться?
ЗАУЭР: Да ты что? Какой радоваться? Я испугалась. Она говорит: «Да ты не бойся. Ну, если не хочешь, не ходи».
ЯКОВЛЕВ: Главное, из комендатуры выйти.
ЗАУЭР: Да всё равно комендатура – что тут, что там.
ЯКОВЛЕВ: То есть, перевод в Саровскую комендатуру.
ЗАУЭР: Ты хоть картошку выкопаешь, так же не оставляли дом. Я картошку выкопала, всё убрала. Никто не гоняет. Мне стыдно. Старух собирают, на телеге [на работу] везут, а я иду как барыня (смеётся).
ЯКОВЛЕВ: Свободная.
ЗАУЭР: Ну… А комендант велел мне сразу прийти, пятого уже, через три дня, чтобы я пришла туда, в Могильный [Мыс], перевод взяла. А я пока картошку не выкопала, не пришла. Я же не хотела идти. Туда пришла. Ой, а сестра там жила: «Ну, он тебе даст». Он был страшно злой, комендант. Он мне раз…
ЯКОВЛЕВ: Потому что уходите оттуда?
ЗАУЭР: Он меня раз с пистолетом гонял. Я боялась его, не дай бог.
ЯКОВЛЕВ: А фамилия как?
ЗАУЭР: Вялов.
ЯКОВЛЕВ: Вялов… Ну, распространенная здесь фамилия была, чалдонская.
ЗАУЭР: Ой, какой страшный был комендант. Вот знаете… Вызвал он меня это за парня… Вот это… Он сказал: «На рыбалке… Так, что у вас за разговор был в июне месяце на рыбалке?» А это [вопрос коменданта] уже на второй год уже осенью было. А я… Господи, у меня всегда рот до ушей был. Я никогда не унывала, я всегда хохотала. Он мне говорит, комендант: «У тебя, наверное, никогда горя не бывало?». Ну, если бы я плакала, Вы помогли бы?
ЯКОВЛЕВ: Легче бы было?
ЗАУЭР: Я расхохоталась и говорю: «Да я не знаю, что сегодня разговаривали, а не то, что в прошлом году». Он как стукнул по столу! «Ты с кем разговариваешь?! Ты думаешь, я тебе – Филимонов (это бригадир наш)?!». Ну, что, я напугалась. А потом вот: «Я не знаю», «Не знаю», «Не знаю». А он говорит, чтобы я такого больше не говорила – «Не знаю». Ну, я тогда совсем молчала, совсем не могла говорить. А он тогда пистолет вытащил: «А это знаешь?». Я затряслась. Вот так, я даже слова не могла выговорить. «Что, затрясло тебя? – говорит, – Выйди на улицу». Я посидела там может полчаса, воды выпила, посидела, пока солнце не зашло, и отправилась на работу.
ЯКОВЛЕВ: А вспомнили, что говорили, из-за чего всё было?
ЗАУЭР: Ну, что он сказал, что накладывает… Я потом ему: «Вы говорите, я же не знаю». [Я будто бы говорила, что] он вроде бы сказал, что накладывает план на нас много.
ЯКОВЛЕВ: Чересчур большой?
ЗАУЭР: Да, и [что] голыми, разутыми гоняет работать.
ЯКОВЛЕВ: Кто-то уже пошептал.
ЗАУЭР: Да, кто-то уже доложил ему. Ну, а я-то откуда знаю? Может, он и сказал. Я не знаю. Ну, я, господи… Что [только] люди ни говорили…
ЯКОВЛЕВ: Конечно.
ЗАУЭР: Да и это не шибко страшно. Правда, конечно.
ЯКОВЛЕВ: Ладно, приехали вы в Саровку – и...
ЗАУЭР: Да.
ЯКОВЛЕВ: В 1949 году?
ЗАУЭР: Да.
ЯКОВЛЕВ: Что дальше? Про Кальджу интересно. Тоже ведь деревни нету.
ЗАУЭР: Мы в Кальдже жили. Мы там с дедом сошлись, мы же жили на Плотбище.
ЯКОВЛЕВ: А-а-а-а… Кальджа Плотбище есть ещё. То есть Кальджа Трёхустье, Кальджа Мысовая, Кальджа Плотбище.
ЗАУЭР: Там была…
ЯКОВЛЕВ: Тоже посёлок был?
ЗАУЭР: Там небольшой посёлок был. 20 с чем-то хозяев.
ЯКОВЛЕВ: Домиков 5–6?
ЗАУЭР: Ну, нет; 20 домов.
ЯКОВЛЕВ: 20 домов?
ЗАУЭР: Да-да, 20хозяев.
ЯКОВЛЕВ: Тоже ссыльные?
ЗАУЭР: Ну, эти же самые – немцы, русские…
ЯКОВЛЕВ: Кстати, я Вас перебью. Интересно, а вот на спецпереселенческих посёлках немцев от русских ссыльных отделяли, или жили черезполосно – и русские ссыльные, и немецкие? Комендатуры не разделяли?
ЗАУЭР: Нет.
ЯКОВЛЕВ: Судьба одинаковая – хоть немец, хоть русский. Ссыльный, значит, не человек.
ЗАУЭР: Да-да.
ЯКОВЛЕВ: Понятно.
ЗАУЭР: Да-да нас не разбирали. Ну, это… Приехали туда. Они жили на казённой квартире. Была, знаешь, пятистенка. Ну, маленькая такая комнатушка. Мы 20 марта сошлись с дедом-то, а…
ЯКОВЛЕВ: Какого года уже?
ЗАУЭР: [19]49 г.
ЯКОВЛЕВ: [19]49-го. Быстро Вы познакомились.
ЗАУЭР: В июне месяце. Да мне необходимо было выходить замуж, меня опять погнали бы в колхоз. Да я говорила: «Я хоть за старика вышла бы, лишь бы остаться». А так бы я не вырвалась бы. Ну, и это… Мы сошлись в марте, а в мае приехали к нам, сломали этот дом.
ЯКОВЛЕВ: На Плотбище, который?
ЗАУЭР: Надо переехать в Саровку. А мы не хотели туда ехать. И мы жили там, где ночь пристигнет. Хорошо у нас ничего не было. Один матрац. Высыпем солому, подушку, одеяло туда [в матрацовку]...
ЯКОВЛЕВ: Свернули – и пошли…
ЗАУЭР: И мы всё лето так жили.
ЯКОВЛЕВ: Не немцы, а цыгане.
ЗАУЭР: Ещё хуже. Цыгане были с кибитками, а у нас ничего не было. Ну, что? Стаечка [небольшой хлев] такая была; там корову выгоним – спрячемся. Потом магазин убрали – мы там переночуем. Магазин тоже разломали. Ночевали…
ЯКОВЛЕВ: Но уезжать не хотели. Чем там понравилось? Спокойно? Комендатура далеко?
ЗАУЭР: Ой, нет. В Саровке был нехороший народ. Я не хотела туда. Ни в какую не хотела. Ну, и это… Ну, к осени. Один уехал старик, мы купили [у него] избушку. Она была вся гнилая. А потом, в 1952 году, мы выстроили с дедом дом.
ЯКОВЛЕВ: Где?
ЗАУЭР: На Плотбище.
ЯКОВЛЕВ: На Плотбище… Деревня хоть разрослась маленько?
ЗАУЭР: Она такая и осталась. Кто уехал, остальные остались.
ЯКОВЛЕВ: Примерно так же?
ЗАУЭР: Да, так и осталась. Ну, что? Сколько ни бились, всё равно гоняли нас. А потом старшей дочери Ане надо было в школу, надо отправлять.
ЯКОВЛЕВ: Школа нужна.
ЗАУЭР: Пришлось.
ЯКОВЛЕВ: Занимались чем? Лес валили?
ЗАУЭР: Лес валили, сплавляли. Да, летом сплав, там речка идёт. По этой речке мы сплавляли.
ЯКОВЛЕВ: А речка какая?
ЗАУЭР: Кальджа.
ЯКОВЛЕВ: А-а-а-а… Кальджа и есть?
ЗАУЭР: Вы не ездили туда?
ЯКОВЛЕВ: Я в Трёхустье был.
ЗАУЭР: Через мост когда поедете, вот она была, хорошая.
ЯКОВЛЕВ: Она маленькая совсем.
ЗАУЭР: Ой, там такая речка была хорошая, такая стрежь [бурное течение – Я.Я.] была страшная.
ЯКОВЛЕВ: Ну, если сплавлялись, конечно, хорошая.
ЗАУЭР: Стоишь на плитке [связка брёвен – Я.Я.], она бьёт, того и гляди разобьёшься.
ЯКОВЛЕВ: А сплавляли мулём [молевой сплав – способ доставки брёвен россыпью, несвязанными между собой – Я.Я.] или плотами?
ЗАУЭР: Плотами. Сперва плотами, но плотами ничего не получалось, их разбивало. А потом мулём гоняли до самой старицы, а со старицы спускали, таргой (непонятно) грузили.
ЯКОВЛЕВ: И когда вы в Саровку перебрались? Когда дочке в школу надо было идти? Это в каком году?
ЗАУЭР: Да-да. В 1956 году осенью переехали туда. [Бывшие хозяева дома] уехали, тогда уже многие уезжали. В Казахстан. Они [уже] сруб срубили, а так был неготовый дом, мы его купили. Достроили.
ЯКОВЛЕВ: Вот этот, в котором живёте? Он не маленький дом.
ЗАУЭР: А мы прирубили. Там были кухня и комната, потом ещё комнату мы прирубили в 1963 году.
ЯКОВЛЕВ: А когда вы переехали, Саровка побольше была? И землянки исчезли?
ЗАУЭР: Да, землянки все исчезли. Тогда уже дома появились, тогда уже распиловка пошла, пилили плахи.
ЯКОВЛЕВ: Пиломатериал появился?
ЗАУЭР: Пиломатериал пилили. Легче же было.
ЯКОВЛЕВ: Валентина Михайловна, почему (может быть, Вы объясните) в Колпашевском районе много же деревень, а вот много немцев именно в Саровке? Вот в Тогуре, я знаю, там немножко. Ульрихи, ещё там в других деревнях по одной, по две, по три семьи… Они все ссыльные.
ЗАУЭР: Они поуехали. Они уехали.
ЯКОВЛЕВ: А в Саровке почему осталось так много? Очень много немцев. И деревня крепкая такая, потому что немецкая хозяйственность осталась?
ЗАУЭР: Ну, почему? Куда поехать? Опять снова начинать?
ЯКОВЛЕВ: Оттуда-то уехали, из всех деревень. Почему в Саровке остались?
ЗАУЭР: Куда ехать? Опять снова начинать? Обжились, мы уже голодовали. У нас и свой домик, всё так, скотина… Работать надо везде.
ЯКОВЛЕВ: А от комендатуры вас в каком году открепили?
ЗАУЭР: Комендатуры? В 1955 году.
Интервью с Флорентиной Зауэр, 1996 год. Часть 2.