Остались лишь воспоминания (статья из газеты "Северная правда")

12 ноября 1942 года была снята бронь с рыбаков 1924 года рождения. И вот впятером в лодке: двое из Наунака, двое из Усть-Сильги и я, из Большой Гривы, отправились до Бондарки. А затем до Каргаска – пешком. Хотя у каждого было по мешку сухарей. Знали, что до Новосибирска придется жить на своих харчах.

Через день нас, около 150 человек, отправили в долгий путь до Новосибирска. Пароходы отапливались дровами. И много времени занимали погрузки. Поэтому до города добрались лишь 6 ноября, уже с обледенелыми колесами.

После праздника, отобрав команду 24-го года рождения, нас отправили в Бердск, в запасной полк. Непросто было привыкать к тяжелой солдатской жизни. Но все же адаптировались быстро, хотя дырки на ремне приходилось менять частенько.

Учились ходить в атаку, рыть окопы. 13 января 1943-го полк был поднят по тревоге и построен возле своих землянок. После вступительной речи командир полка объявил: кто хочет на Сталинградский фронт – три шага вперед. От нашей роты только пятеро не сделали этих трех шагов.

Для добровольцев сразу объявили баню. В нее заходили в старом, истрепанном обмундировании, в ботинках с трехметровыми обмотками. А из бани, с другой ее стороны, выходили все в новехоньком: шинель, валенки, шапка-ушанка, теплое белье, ватные брюки, теплые рукавицы. Друг друга просто не узнавали.

После ужина состоялось комсомольское собрание. В заявлениях писали, что хотим ехать на фронт комсомольцами и воевать, как подобает комсомольцу, хотя большинство было из дальних деревень, с 3-7 классами образования. А ночью отправились на станцию погрузки и погрузились по 50 человек в товарный вагон.

Путь оказался очень долгим, с недельными остановками. Поэтому до места назначения добрались лишь 15 марта. Уж по каким причинам, нам неизвестно, но вместо Сталинградского фронта высадились под Батайском Ростовской области. Здесь уже вовсю была весна, грязь, а мы в зимнем обмундировании, в валенках. Ночью прошли через Ростов, который совсем недавно был освобожден, и к вечеру прибыли на место назначения. Голодные и мокрые, все в грязи – как пришли, так и упали, и только к утру «оклемались». Сказалось двухмесячное болтание в вагонах, во время которого потеряли всю набранную ранее физическую форму.

И снова началась учеба, подготовка до седьмого пота. Только выкопаешь землянку, как команда – выходи строиться! И дальше, в путь-дорогу. При этом всегда напоминали слова Суворова: «Больше пота в тылу – меньше крови в бою». Эти слова впоследствии были поистине пророческими.

Тяжело было нам, 18-летним, хоронить комбата, который был убит осколком от случайного снаряда дальнобойной пушки. А по-настоящему «понюхать пороха» пришлось 5 июля 1943 года, когда наш учебный батальон шел в числе наступавших на речке Миус. Это было первое наступление после завершения Сталинградской операции. Прорвать оборону сходу не удалось. Несколько раз поднимались в атаку, пока от батальона не осталась всего горстка солдат. Из нашего пулеметного отделения в живых осталось только двое, и то раненых. В том числе и я – в голову осколком от мины. Потерял я в этом бою и земляка из Наунака, Дворовенко Ивана.

Ранение оказалось не тяжелым. И после лечения в медсанбате опять направили на передовую. Хотя и было большинству из нас меньше двадцати лет, но после ранения уже считались опытными, обстрелянными солдатами. При распределении предложили пойти в разведку. Не отказался.

Набирали в разведку только добровольно. И обязательно при этом спрашивали, откуда родом. Если узнавали, что из Сибири, брали безоговорочно. Сибиряки к этому времени уже показали себя и под Москвой, и под Ленинградом, и под Сталинградом. И хотя еще боевого опыта было, как говорится, «кот наплакал», но все равно было лестно слышать и от бойцов, и от командиров, и во фронтовой печати похвальное слово о сибиряках.

Первый же выход за «языком» оказался для нашего отделения успешным. Все вернулись живыми и с ценным, видать, трофеем. Командир батальона разведки сказал нам, что все представлены к награде.

Но получил я эту награду, орден Красной Звезды, только в сентябре 1951 года в Каргасокском райвоенкомате. А получить вовремя не удалось, потому что уже во время второй «вылазки» в каску попала разрывная пуля. Осколки от пули впились в голову и шею. Эту «память» ношу с собой до сих пор.

После госпиталя, 13 октября, вновь оказался на передовой. Ночью прибыл с такими же возвратившимися после ранений в полк и расположились мы в противотанковом рву. А рано утром подняли в наступление. Даже не успел познакомиться с теми, кто оказался рядом.

Вначале пошли быстро, с криками: «Ура! За Родину! За Сталина!». Но перед самыми окопами попали под сплошной заградительный огонь! Полк не выдержал, началось отступление. А отступление есть отступление. Многие раненые, которые не могли сами двигаться, остались на поле боя.

Я, с перебитой ногой и без автомата, который разворотило осколком снаряда, изо всех сил полз к своим. Нужно было как можно быстрее отползти от перелеска, который уже заняли немцы и простреливали всю нейтральную зону.

В пылу боя, когда кругом свои, человек как-то не ощущает страха перед смертью. А вот когда ты один, да еще из-за раны не можешь быстро спрятаться, а за тобой идет прицельная «охота» - совсем другое дело. Хорошо, что было много воронок от снарядов. Это только и спасло. До своих добрался уже вечером, на исходе сил.

Ну, а дальше опять был медсанбат, санитарный поезд и госпиталь. И надо же быть такому совпадению, что госпиталь оказался в городе Баку. А помещение госпиталя располагалось в бывшем Дворце культуры имени Шаумяна, в котором директором был мой родной дядя. А Баку – родина моего отца.

После четырехмесячного лечения признали полностью непригодным к строевой службе. И с пересыльного пункта, как имеющий для того времени приличное образование – неполное среднее, попал я писарем в Батайскую авиашколу. Где и закончил свою службу в ноябре 1945 года.

Все это я вспомнил не потому, что моя служба какая-то особенная. Это судьба тысяч парней рождения двадцатых годов. И большинство из них, по статистике, не вернулись с фронтов войны. Так что мне повезло, и я благодарен судьбе за это.

По истечении сорока с лишним лет после этой ужасной войны стираются в памяти подробности, лица сослуживцев, которые не дожили до Победы. Но с каждым годом острее боль ранений, которые в молодости и не замечались. А сегодня они все сильнее напоминают о прошлом.

С.СИМКИН.