Меленчук Михаил Филиппович
Меленчук Михаил Филиппович, родился в 1930 г. в с. Верхний Куендат. Проживает в с. Царицынка Первомайского района Томской области.
Интервью взято 3 декабря 2015 г, присутствовали:
Назаренко Татьяна Юрьевна, снс исследовательского отдела ТОКМ,
Лоскутова Марина Геннадьевна, снс культурно-образовательного отдела ТОКМ,
Шаляпина Ольга Олеговна, педагог Муниципального бюджетного общеобразовательного учреждения средняя общеобразовательная Школа «Эврика-Развитие»;
Мулюкова Надежда Саринжановна, педагог дополнительного образования ДДЮ «Кедр»,
Меленчук (ур. Сосновская) Раиса Вениаминовна, жена респондента,
Сосновский Владимир Вениаминович, 1945 г. пос. Парабель, брат жены респондента.
Беседа состоялась в доме Меленчук Михаила Филипповича в с. Царицынка Первомайского района.
Особенности речи. Говорит по-русски, чисто, но некоторые слова произносит более твердо. Например, «щ» – как «шч», «я» – ближе к «а».
Назаренко Т.Ю.: Садитесь как вам удобно.
Меленчук М.Ф.: Да мне удобно.
Назаренко Т.Ю.: Представьтесь, пожалуйста. Как зовут?
Меленчук М.Ф.: Меленчук Михаил Филиппович, рядовой, незаряженный.
Назаренко Т.Ю.: Понятно, а родились когда?
Меленчук М.Ф.: А родился… ой, страшное дело, вот юбилей справлял, 85 лет мне. В тридцатом году, 27 ноября родился. Первомайский район, деревня Верх-Куендат. Или колхоз «6 съезд Советов», был тогда. Сейчас ничего не стало. Все уничтожили.
Сосновский В.В.: Деревня есть…
Меленчук М.Ф.: Деревня есть. Людей нету. Вот так.
Назаренко Т.Ю.: Давайте, я вам объясню, зачем мы приехали. У нас в музее собирают истории простых жителей села. То есть люди, которые живут в Сибири, которые всю жизнь работали, в общем-то, жизнь длинная. Мы собираем информацию о том, как вы долго живете в Сибири, когда появилась семья в Сибири, чем занимались, какие события были, как помните свою повседневную жизнь, как помните исторические события… Так что говорить мы будем, если у вас есть силы и желание, долго…
Меленчук М.Ф.: Долго и упорно…
(Смех)
Семья.
Назаренко Т.Ю.: Да. И начнем мы, наверно, с самого простого. Ваша семья: родители, дяди-тети, братья-сестры, дедушки-бабушки.
Меленчук М.Ф.: Я, конечно, про дедушек-бабушек не помню и не знаю, а вот родители, это как… были спецпереселенцы[1], с Белоруссии они, спецпереселенцы.
Назаренко Т.Ю.: В каком году?
Меленчук М.Ф.: Вот это тоже не знаю.
Назаренко Т.Ю.: При советской власти?
Сосновский М.Ф.: А? Да-да, конечно, при советской власти. (задумывается), нет, наверно, при царской власти, потому что приехали рано, здесь потом уже отец женился. Вот… Сам он, как бы, белорус, а женился на чалдонке, местной жительнице, здесь. Вот. И раз дети мои, старшие братья были с 22 года, они рано приехали.
Назаренко Т.Ю.: А как звали родителей?
Меленчук М.Ф.: Филипп Фомич – отец. А ее… это вот надо свидетельство подымать, уже памяти нету… Звали Софья.
Назаренко Т.Ю.:А девичья фамилия, не помните, мамину?
Меленчук М.Ф.: Гурьева.
Назаренко Т.Ю.: А по батюшке?
Меленчук М.Ф.: А вот это я не помню, надо поднять свидетельство, есть там.
Назаренко Т.Ю.: Если не трудно, то мы после интервью поднимем и уточним.
Были у вас братья и сестры?
Меленчук М.Ф.: Было 5 братьев. Один одного меньше, вот я самый последний остался.
Самый младший. Значит, два брата-близнеца ушли на фронт, и не вернулись, там погибли в немецком плену, оба. Они были один комбайнер, другой тракторист…
Назаренко Т.Ю.: Как их звали?
Меленчук М.Ф.: Коля, Володя…
Назаренко Т.Ю.: Когда они родились?
Меленчук М.Ф.: В 22 году, это старшие. Средний с 25 года.
Назаренко Т.Ю.: Как его звали?
Меленчук М.Ф.: Федя, Федор Филиппович, был средний. Когда родители умерли… родители умерли рано, где то в тридцать… шестом году.
Смерть родителей.
Назаренко Т.Ю.: А почему?
Меленчук М.Ф.: А… Отец перевозил лес на пристройку дома, в деревне, ну и нагрелся. А там колодец был такой ледяной, вода ледяная. Напился, после воспаление двустороннее. А тогда же чем лечили? Банками только.
Назаренко Т.Ю.: Да, не было антибиотиков…
Меленчук М.Ф.: Не было. И вот это… отец умер. Мать... осталось пятеро детей нас, один одного меньше, и она тут… даже я ее толком не помню, и она умерла. Наверно, 36 год, в школу не ходил, или 35-й… И мы остались.
Назаренко Т.Ю.: А, кстати, пятого вы не назвали брата.
Меленчук М.Ф.: Пятый - Василий.
Назаренко Т.Ю.: Это с какого года?
Меленчук М.Ф.: 29.
Назаренко Т.Ю.: То есть прямо перед вами родился…
Судьбы выживших братьев.
Меленчук М.Ф.: Да, погодки. Вот, и мы остались. Этого Федю тетя забрала в Томск, он учился хорошо. Потом закончил летное училище, военное. Потом высшее техническое военное закончил тоже. Вот… А мы остались...
В колхозе, не в детдоме, а просто в колхозе. Сначала бабушке отдали одной, Янукович Евфросинья Игнатьевна, была такая. Ей начисляли трудодни, она нас как-то обхаживала.
Перерыв. Разговаривают Шаляпина О.О., Мулюкова Н.С.о прошедшем юбилее. Выясняется, что респонденты жили долгое время в Северске.
Меленчук М.Ф.: В Северске у нас квартира стоит.
Мулюкова Н.С.: Не хотите туда возвращаться?
Меленчук М.Ф.: Мне совсем нет, она – говорит, надоело уже в деревне.
Мулюкова Н.С.: Так надо ее на недельку туда свозить, она поживет, назад захочет. Что там слоняться в четырех стенах.
Меленчук М.Ф.: Мне совсем не хочется. Я деревенский мужик, меня и не тянет в этот город. Ну а потом жил так: с 49 года в Юрге, потом в Томске, потом в Северске.
Сосновский В.В.: В Северске же долго жил.
Меленчук М.Ф.: А? Ну да, тридцать лет жил. И сейчас я северский.
Попечение о сиротах. Бабушка, которая заботится о них за трудодни.
Назаренко Т.Ю.: На чем мы остановились? Значит, бабушка у вас, тетя забрала одного брата?
Меленчук М.Ф.: Да. А нас отдали чужой бабушке в деревне. Вот спасибо ей, она нас воспитывала как-то.
Назаренко Т.Ю.: То есть ее колхоз обязал?
Меленчук М.Ф.: Да, колхоз обязал.
Назаренко Т.Ю.: Как-нибудь ей помогал?
Меленчук М.Ф.: Трудодни начисляли - и все, бабушке.
Учеба.
А потом учились. 4 класса было в деревне этой. Потом стало это… пятый класс надо было в Ново-Мариинку ходить, в семилетку. Ново-Мариинка. Ну, вот, я в пятый класс. Ну, мы вместе, и Вася ходил в пятый класс, потому что он это… два года пробыл в одном классе. Ну, пока тепло было, один месяц отходил я в пятый класс, а потом бросил в эту школу ходить, потому что невозможно было.
Работа детей в колхозе. Домашнее хозяйство сирот.
И уже пошел в колхоз работать, капитально работал уже. На быках.
Назаренко Т.Ю.: Сколько вам было? 4 класса уже закончил, 5 класс. Лет 12, да?
Меленчук М.Ф.: Нет, тогда же с 9 лет начинали учиться. Так, 13, да еще 1 год. 14 лет было как-то. И все, пошел в колхоз работать. Нам отдали корову, с колхоза. Она не наша, конечно, отдали. Там доярки знали, какая хорошая корова, чтоб слушалась, и нам отдали. Но вот это… Содержали эту корову, в доме жили вдвоем. Картошку садили, копали под картошку лопатами. Там картошка росла вот такая, как горох.
Назаренко Т.Ю.: Огород большой был?
Меленчук М.Ф.: Так а куда его нам, огород? Огородов сколько хочешь тогда было, как и сейчас, сколько хочешь, до самого леса, хоть гектар держи. Садили картошку, на корову сами сено косили, вручную. Это сейчас сенокосилки сами сделают, срулонят, а мы вручную косили сено, литовками. Да благо еще дед один, говорит... Сейчас нет такого большого снега, тогда снега такие были большие, по полтора метра, по два наносило. Так он говорит: «Ребята, вы копна ставите, так ставьте вешки. А то зимой не найдешь эти копна». Снегом заносило. На себе возили это сено, потому что быки не шли даже по снегу. Недалеко поля были. Давали по неугодьям сено косить, не то, что…
Сосновский В.В.: На площадях колхоз косил…
Арест брата Васи. Курение детей.
Меленчук М.Ф.: Да. Потом, значит, что? Мы курили обои. И я курил, и он курил, старший этот, с 29 года. Он утащил вязанку, вот такую (показывает на пальцах) вязанку табаку. Табак садили для фронта, для победы. Утащил вязанку табаку - посадили, три года дали. Сейчас миллиарды воруют - не садят. Правда, у нас Короткевича[2] посадили. (Смеется). Тоже, не жилось вот этому Короткевичу. Все привилегии ему - и базы отдыха, и настреляет, наловит рыбы!
Назаренко Т.Ю.: То есть брата посадили буквально за пучок табака.
Меленчук М.Ф.: За пучок табака три года дали.
Назаренко Т.Ю.: Отсидев, он куда вернулся?
Меленчук М.Ф.: Отсидев, он вернулся в Тиндерлинку деревню, женился.
Отъезд Михаила в Юргу.
Меленчук М.Ф.: А меня… его посадили, приехал дядя Ваня, отцов брат двоюродный. Даже, наверно, троюродный, потому что даже фамилия у него Швед. Приехал шишковать, а я один. Корова у меня тут, все… Говорит: «Поехали в город». А он в Юрге жил и работал. А как поедешь - ни паспорта, ничего нет. В колхоз, собрание собрали, с колхоза не отпускают. Потом кое-как он, потом еще один мужик выступил: «Давай отпустим, он один, погибнет же, что?!». Ну и отпустили. Дали мне справку, что отпустили. Я в район. В районе еще говорят: раз ты в город едешь – давай, в комсомол вступай. В комсомол вступил. (Смеется). И в Юргу поехал, корову продал.
Сосновский В.В.: Разбогател?
Меленчук М.Ф.: Разбогател. Велосипед купил за корову. Приехал в Юргу. А в Юрге благодать. Устроился учеником нормировщика.
Назаренко Т.Ю.: Давайте немного отвлечемся от Юрги. Юрга - это уже следующий этап. Вот на то время, когда вы в деревне жили, приходятся коллективизация, Великая Отечественная война, правильно?
Меленчук М.Ф.: Да, конечно.
Раскулачивание и Великая Отечественная война. Мобилизация молодежи в ФЗУ.
Назаренко Т.Ю.: Вот вы помните про раскулачивание, Великую Отечественную войну? Что-нибудь помните? Войну-то вы должны помнить?
Меленчук М.Ф.: Да, помню.
Назаренко Т.Ю.: А раскулачивание - вы что-нибудь помните?
Меленчук М.Ф.: Нет, раскулачивание не помню, кого раскулачивать-то?
Назаренко Т.Ю.: Тогда давайте поговорим о том, что было во время войны. Вам тогда было лет 10-11?…
Меленчук М.Ф.: Во время войны все дети, девчонки, женщины… женщины только пожилые - молодых всех позабрали… тогда ФЗУ были, потом они работали на заводах, в леспромхозах работали женщины. А дети... стариков, собственно, почти не осталось, там три или четыре старика осталось, которые хоть маленько там грабли делали, литовки отбивали и насаживали. Все вручную. Женщины все вручную косили, сено заготавливали. Мы эти волокуши возили на быках. Все работали там, без исключения. Жили, конечно, бедно, все почти, не все (почти), а все бедно жили. Прибыль – какая прибыль была? Да никакой прибыли. Трудодни начисляли, а на трудодни ничего не давали.
Налоги, промыслы (охота).
Назаренко Т.Ю.: Налоги какие-нибудь платили?
Меленчук М.Ф.: Ну а какие налоги? Если ничего не получали, какие налоги?
Назаренко Т.Ю.: Ну, например, скотину держали.
Меленчук М.Ф.: Нет, налоги не платили.
Назаренко Т.Ю.: Не надо было молоко сдавать, яйца, масло?
Меленчук М.Ф.: Это вот сдавали. Ну, мы не сдавали, с нас, наверно, не брали, потому что дети еще были.
Шаляпина О.О.: Про косачей говорили, косачи?
Назаренко Т.Ю.: Охотились?
Меленчук М.Ф.: Нет, а тогда и боеприпасов не было.
Назаренко Т.Ю.: Некогда, наверно?
Шаляпина О.О.: Вы прошлый раз нам про это рассказывали.
Мельницы и завод.
Меленчук М.Ф.: Вот у нас мельницы были, на реке Куендат, там были… крахмальный завод был. Там было по этой реке мельниц - по всем деревням было: в Новомариинке, в Ломовицке, в Туендате. Наша деревня Туендат, а это Куендат. И крахмальный завод был, картошку перерабатывали.
Назаренко Т.Ю.: Чей завод был?
Меленчук М.Ф.: Колхозный, наверно, был, я не знаю. Наверно, нет, не колхозный был, правление там было.
Назаренко Т.Ю.: У работников на этом заводе паспорта были?
Меленчук М.Ф.: Вот это я не знаю. Потому что пацан был.
Назаренко Т.Ю.: У государственных служащих паспорта были.
Меленчук М.Ф.: Да, там, наверно, комбинат был. Сапожная мастерская была.., я еще учился в сапожной мастерской немного. Немец, Шпомер, который управлял этой сапожной мастерской. Владимир… Владимир Шпомер, отчества не знаю. Управляющая была – Мулиёнок Ольга Петровна. Она, кстати, и вышла, ну как вышла? Жила с этим Шпомером.
Шаляпина О.О.: А это была уже советского времени постройка, или вообще было давнишнее хозяйство?
Переселенческие хутора.
Меленчук М.Ф.: Нет, это уже в советское время было построено, там раньше-то по хуторам все жили.
Назаренко Т.Ю.: А по хуторам как жили?
Меленчук М.Ф.: А вот был как бы участок отделенный, хутор, отдельный дом. Мы на хуторе жили, а потом уже, во время… как уже советская власть стала, всех стали в деревни объединять. Сгонять.
Шаляпина О.О.: А дома как?
Меленчук М.Ф.: И дома перевозили, строили.
Назаренко Т.Ю.: Зачем добро-то бросать?
Шаляпина О.О.: У моего деда все сожгли, чтобы в коммуну перешли. Вятская область.
Назаренко Т.Ю.: Значит, вы сперва жили по хуторам, а потом стали объединяться в деревню? А в деревню – это в районе 30-х годов. То есть вы родились уже в деревне?
Меленчук М.Ф.: Нет, я на хуторе еще родился.
Шаляпина О.О.: Скажите, хутор как назывался?
Меленчук М.Ф.: А там у каждого хутор. Хутор Меленчука, хутор Августиновичей, хутор Лобовых. Все, у каждого свой хутор. И название хутора было так.
Сосновский В.В.: На хуторе одна семья.
Меленчук М.Ф.: Одна семья, всё…
Назаренко Т.Ю.: А там жили украинцы, белорусы или поляки тоже были?
Меленчук М.Ф.: А там все.
Назаренко Т.Ю.: Августинович – это же поляк?
Меленчук М.Ф.: А там и поляки. Вот Залевские – эти поляки были. Они тоже спецпереселенцы были.
Назаренко Т.Ю.: Погодите, сосланные, или все же сами ехали?
Меленчук М.Ф.: Сами ехали.
Сосновский В.В.: (неразборчиво) комментирует высказывание, кого следует называть спецпереселенцем: это потом они спецпереселенцами стали.
Отцовский дом. Обстановка.
Назаренко Т.Ю.: А вот свой дом, в котором вы провели детство, жили, вы его помните? Пятистенок?
Меленчук М.Ф.: Конечно помню. Нет, вот он (отец) хотел пристроить еще пятистенок, а просто дом. Один, не разгороженный, ниче, а просто дом был, русский. Печь там была и железная печь.
Сосновский В.В.: Одно большое помещение.
Меленчук М.Ф.: Одно большое помещение и железная печь.
Назаренко Т.Ю.: Сени к ней полагаются?
Меленчук М.Ф.: Нет, прямо вход был вот в этой стороне. Печка стояла не на середине, а вот в этом месте (примерно во второй трети длины избы, справа, от стены ее отделяет довольно большое пространство). Здесь печь русская стояла. А здесь печь железная стояла.
Назаренко Т.Ю.: Прямо совсем рядом с печкой?
Меленчук М.Ф.: Да, и печь была выведена в трубу.
Назаренко Т.Ю.: А что еще было, кроме того, что русская печка? Стол, лавки были?
Меленчук М.Ф.: Стол, лавки были. Стол вот в этом углу стоял, вот – икона. (Лавки у стен, идущих от красного угла).
Назаренко Т.Ю.: Отец куда хотел пристроить?
Меленчук М.Ф.: Вот здесь (перед печкой, в стене справа) была дверь, уже прорубленная была, и он хотел сюда пристроить, пристройку. Он возил лес и вот это…
Назаренко Т.Ю.: Дома сами ткали или все же покупали в лавке?
Меленчук М.Ф.: Ну, кое-что покупали, а кое-что сами делали, вязали, ткали. Тогда же эти были, станки такие, ткацкие.
Сосновский В.В.: А пол какой был?
Меленчук М.Ф.: Деревянный, некрашеный.
Сосновский В.В.: То есть не земляной?
Меленчук М.Ф.: Нет. В Сибири холодно, вы что? Крыша крытая была дранкой. Дранку кололи и крыли крышу. Тогда шифера не было, железа не было.
Назаренко Т.Ю.: Железо было, наверно, только дорогущее.
Меленчук М.Ф.: Да нет, наверно, ни у кого…
Назаренко Т.Ю.: А соломенных крыш не было?
Меленчук М.Ф.: Соломенные у сараев были крыши. А дома - у всех в основном дранкой было крыто. Почти у всех.
Праздники на хуторах. Поголовье лошадей.
Шаляпина О.О.: Вы так друг к другу с хутора на хутор ездили?
Меленчук М.Ф.: Да, свои тогда ездили, все по хуторам жили, и друг другу в гости ездили, после уборки урожая, и тогда праздники, и друг к другу ездили на лошадях.
Сосновский В.В.: Лошади были?
Меленчук М.Ф.: Лошади были у всех, и выездные были лошади - у кого две, у кого три лошади были. У нас были лошади.
Шаляпина О.О.: А праздники? Первой борозды?
Меленчук М.Ф.: Это уже в колхозе, это мы потом дойдем, в колхозе справляли.
Назаренко Т.Ю.: А церковные праздники справляли?
Отношение к богу. Церкви.
Меленчук М.Ф.: Церковные – это уже не было церквей, как я помню. В Туендате, где я на сапожника учился, мы лазили по этой церкви, но она уже нерабочая была.
Шаляпина О.О.: А помните, как вам бабушка говорила, что в бога можно не верить, но ругать его не надо?
Меленчук М.Ф.: А, это помню. Но пацаны, конечно, без родителей в основном, у кого матери, у кого только сестра-брат, и матерились, все, что угодно. А бабушка, это, говорила: «Не ругайте бога никогда, мы не знаем, есть он или нет». Она боговерующая была.
Нравы молодежи. Питание.
Назаренко Т.Ю.: Обычно сколько раз вы в день ели, и что?
Меленчук М.Ф.: Мы в основном на полях были, нас даже домой не отпускали. И что, только горох ели и хлеба.
Это, сейчас балки хорошие делали, а тогда просто сбивали из досок сарай, полати, и так спали все подряд - и девчонки, и мальчишки. Дело прошлое, тут все взрослые… так вот, никаких мыслей даже не было, не занимались. Девчонки просто… даже боялись где-то пройти, обнявшись, по деревне. А сейчас идут, обнимаются и щипаются (смеется).
Сосновский В.В.: Комары были?
Меленчук М.Ф.: У-у! Комаров, ты что!
Назаренко Т.Ю.: А как вы с ними справлялись?
Меленчук М.Ф.: Тогда же никаких ни мазей не было, ни сеток. Так справлялись – отгоняли. От мошки дегтем спасались. Так что там жизнь была - не на жизнь, а насмерть.
Назаренко Т.Ю.: А кто такие чалдоны? Они русские?
Меленчук М.Ф.: Ну вот, местные жители. Русские, разговаривали по-русски.
Назаренко Т.Ю.: А чулымцы – это кто?
Меленчук М.Ф.: А вот не знаю.
Назаренко Т.Ю.: То есть не знаете, не встречались вы с ними? Если бы вы их в жизни видели, вы бы знали.
Меленчук М.Ф.: Это то же самое - что чулымцы, что чалдоны. Местные жители.[3]
Мулюкова Н.С.: Говорят, они как тюрки такие, скуластые, узкоглазые.
Назаренко Т.Ю.: Мамино лицо вы помните?
Меленчук М.Ф.: У нас фотография есть, надо найти.
Назаренко Т.Ю.: А вот кормежка-то у вас, все-таки, какая была.
Меленчук М.Ф.: Ну, кормежка. Пайку хлеба давали.
Назаренко Т.Ю.: От колхоза?
Меленчук М.Ф.: С колхоза. 200-300 грамм давали. А еще что - если ты не выполнишь норму, то тебе пайку срежут. А норма какая была: надо прополку хлеба делать, выдернуть осот. Осот, траву, пололи.
Шаляпина О.О.: В перчатках были?
Меленчук М.Ф.: Каких перчатках? Когда тогда перчатки были, что вы? Вот они, перчатки. (Показывает руки)
Назаренко Т.Ю.: И сколько нужно было на норму выдернуть этого осота?
Меленчук М.Ф.: Что-то три или 4 сотки. Не выполнишь – все. Еще бригадир проверит, если ты не выдернул этот осот, одни макушки - все. Бригадир говорит: «Ты плохо прополол!». А надо чтоб корни это…, а корни у осота длинные, кто знает…
Назаренко Т.Ю.: Это что, это вот так вот дети работали?
Меленчук М.Ф.: Это дети.
Назаренко Т.Ю.: То есть – это вы еще в школе учились, война когда шла?
Труд детей в колхозах.
Шаляпина О.О.: Со скольки лет вы работали?
Меленчук М.Ф.: Да вот, война когда шла, ребятишки работали. Волокуши возили на быках. Лошадей не было, если калеки какие лошади были. На быках, на коровах возили волокуши. Волокуши – это делали такие с веток. Запрягали корову или быка, накидывали веток и возили к стогу. Один бригадир всего был в колхозе и председатель.
Шаляпина О.О.: Имя помните его?
Репрессии в деревне. Ссыльнопоселенцы из Прибалтики и Молдавии.
Меленчук М.Ф.: Кто же это был? Вот, забыл. Потом-то был … А, Лещик был, фамилия - Лещик. А потом его посадили. Сказали, что он скирду сена поджег. Посадили. Ну, десять лет дали, говорит. Он не вернулся, этот Лещик.
Назаренко Т.Ю.: А он не вернулся, потому что не захотел, или почему?
Меленчук М.Ф.: Как не захотел? Он, наверно, умер, там тогда работали же сильно.
Шаляпина О.О.: Это еще севернее его отправили?
Меленчук М.Ф.: Кто знает, куда его отправили? Никто не знает.
Назаренко Т.Ю.: А вообще – часто арестовывали? Аресты были в деревне?
Меленчук М.Ф.: А как, вот женщину арестовали, я помню. Брала с собой молоко на обед. Там горох молотили. В эту бутылку она горох насыпала. И за эту бутылку гороха, несмотря на то, что у нее трое детей, посадили ее, три года дали за эту бутылку гороха.
Назаренко Т.Ю.: Скажите, а у вас были спецпереселенцы?
Меленчук М.Ф.: А потом привезли. И потом привезли с этой эстонцев, латышей, и молдаван. Один молдаванин говорил даже… ему брюкву дали: «Что за растение такое, что за фрукт? Ни сладкая, ни горькая. Вот наша свекла хоть сладкая, а эта вообще ничего». Вот, бедные, тоже, опухали от голода.
Назаренко Т.Ю.: Где они жили?
Меленчук М.Ф.: Ну, по квартирам жили. У людей. Потом с Ленинграда привозили, во время войны.
Назаренко Т.Ю.: С Ленинграда взрослых, детей?
Меленчук М.Ф.: Нет, и женщин привозили.
Сосновский В.В.: У вас землянки не рыли?
Меленчук М.Ф.: Нет, не рыли, жили в домах.
Назаренко Т.Ю.: (Сосновскому) А у вас землянки рыли?
Сосновский В.В.: Привезли осенью, выкинули.
Меленчук М.Ф.: Жили в домах…
Назаренко Т.Ю.: А как к ним относились, к этим людям?
Меленчук М.Ф.: Ну, нормально. На танцы ходили там, контора там.
Культурная жизнь молодежи, клуб, уклонист Гунько.
Клуба не было, в конторе были танцы. Гунько был такой… Как же звать-то, забыл.., от фронта чтоб избавиться. Вот тут, на груди, какое-то пятнышко было. Все рубаха закатана была. На гармошке играл - рубаху закатывал. Валенки катал – тоже рубаха закатана, косил - тоже рубаха закатана. Даже сено возили зимой, шуба, а тут рубаха - как он отталкивал от себя, болит, мол. И так он спасся. Детей много было…
Сосновский В.В.: Это он от фронта так спасался?
Меленчук М.Ф.: От фронта.
Назаренко Т.Ю.: А прожил он долго?
Меленчук М.Ф.: Долго… Здоровый стал, как война кончилась.
Назаренко Т.Ю.: Значит, если у вас были репрессии, то в основном это было за хищение? То есть голодные люди брали еду, и их за это судили.
Меленчук М.Ф.: Да.
Назаренко Т.Ю.: И единственный человек, которого обвинили, что он сжег хлеб. А он…
Меленчук М.Ф.: Нет, не мог он этого сделать. Сказали, что… А тогда же что: раз-раз - забрали. И с концом.
Репрессии. Трагедия на Пролетарке.
Назаренко Т.Ю.: Мне из предыдущего вашего разговора рассказывали про то, как мужчина вернулся с фронта и искал своих родных.
Шаляпина О.О.: На Острове Смерти.
Меленчук М.Ф.: Это уже дядя Ваня мне рассказывал, не я, я этого не знал. Это во время революции было[4]. Ссылали туда, в Пролетарку. Это Зимовское там, за Орехово, Зимовское. И Пролетарка, вот туда вот ссылали. Везли этих людей, ссыльных, не давали дать ни мяса, ни сала там, ни хлеба. Не давали ни топора дать, ни пилы, ничего. И увезли, осенью уже увезли. Строили шалаши, шалаши строили с леса, а потом обкладывали дернОм. Резали дерно, такими квадратиками, и обкладывали эти шалаши. И в этих шалашах жили там. И когда этот мужик шел, все расспрашивал, куда там везли ссыльных. И заходил он к дяде Ване, он мне рассказывал. Зашли к дяде Ване, и спрашивали, куда. Он говорит: туда там, туда. И он пошел и нашел. Один дед остался живой. Он его спрашивает: «Где вот женщина с двумя детьми, девочка и мальчик?» - «А вот, в шалаше там большом, лежат. Похоронить я не смог»… А он остался один, дед этот, потому что ловил там и мышей, и птичек ловил.
Тогда костюмы шили и в борта вкладывали конский волос - с хвоста, с гривы, чтоб борт этот не гнулся. И он доставал оттуда конский волос, делал петли, ловил. И этим он выжил. Ну и когда пошел этот мужик, зашел туда, в сарай, - все лежат. И нашел свою жену. Жена… Девочка рядом лежит, а мальчишка прямо на грудь залез к матери, и умер там на груди. Ну он всякими путями, как смог, там выдолбил, похоронил своих. Всех он не смог там похоронить - так остались. Дед там тоже вышел оттуда. И зашел, когда обратно шел, к дяде Ване, ну он приветствовал его нормально, покормил... Шел туда нормальный мужик, а оттуда зашел - седой весь. Вся семья ведь - жена, двое детей.
Назаренко Т.Ю.: Эти люди, за что их так сослали?
Меленчук М.Ф.: Ну ссылка, раскулачили вроде, кулаки. Ну а какие кулаки-то? Сейчас кулаки, а тогда – какие кулаки? Две лошади – кулак. Сто пятьдесят лошадиных сил машина! Двести-триста. Три-четыре машины - и никто не кулачит.
Шаляпина О.О.: То есть в Пролетарке они вот жили.
Назаренко Т.Ю.: Где эта Пролетарка?
Меленчук М.Ф.: Это далеко…
Мулюкова Н.С.: Вверх по течению, туда как раз нас и зовут в экспедицию.
Меленчук М.Ф.: Вверх по течению, вот туда ссылали, там сейчас ничего не осталось.
Мулюкова Н.С.: Ничего не осталось, нам сказали.
Меленчук М.Ф.: Я в Зимовском был, маленько там еще были люди, охотники там были, все. А сейчас в Зимовском ни одного дома нет, а поселок большой был.
Дети везут муку в деревню. Еда в годы ВОВ.
Был на первом, на втором участке. И мы на быках ездили за зерном. Ну, посылали, потому что здесь не было, весной поехали на первый участок. Ну, приехали туда. Нам не зерно дали, муки дали, потому что зерна не было, мука только была. И вот мы обратно поехали. Туда неделю ехали, обратно, с этим зерном. У нас 4 повозки было. И ехали оттуда тоже больше недели, наверно. И ехали сначала.., а есть-то охота. Муку везем, а не едим. Я говорю: «Давайте хоть лепешки какие-то стряпать, да поедим». Нашли железа кусок. Давай лепешки стряпать. Дойная корова с нами была. Но она запрягалась, ну что она там молока могла давать. Мало. Но все равно, лепешки стряпали и ели. Уже к деревне подъезжать, к Шестому съезду, а тут кедрач. Я говорю: «Давайте тут остановимся, хоть наедимся» (смеется). Остановились в этом кедраче, настряпали лепешек, вдоволь наелись. Приехали – 16 кг. Не хватило муки. Ну, а что. Мы же не украли, мы съели. Ну ниче…
Назаренко Т.Ю.: И не наказали?
Меленчук М.Ф.: Так мы съели, что? Ехали на траве на одной. Вот это молоко, траву. Крапива, осот, где попадали поля.
Сосновский В.В.: Рвали, варили. Забелят и ели.
Меленчук М.Ф.: Быков этих пасли, коров пасли.
Шаляпина О.О.: А вот когда на Остров смерти, там же тоже люди, знали вы?
Меленчук М.Ф.: Это уже туда, на север вот отправляли, остров Смерти. Это на Оби, это рассказывали, уже не я.
Назаренко Т.Ю.: Это он вот рассказывал уже. У них тут свое было.
Назаренко Т.Ю.: Это уже какое-то свое было, ближе к Первомайке.
Меленчук М.Ф.: Нищета… А это… когда я еще учился, Иван Янукович трактористом работал. Я на прицепе работал. А трактористы – МТС же был - зимой ремонтировали трактора. Так вот этот Иван без выходных работал там, не отпускали домой даже. Недалеко сходить домой, так я каждую субботу на санках возил ему продукты. Ну, через Ломовицк, это 12 километров. 6 Съезд, Ломовицк и Первомайка. На санках возил продукты.
Назаренко Т.Ю.: То есть это уже после войны было где-то?
Меленчук М.Ф.: Это уже после войны. Когда приезжал туда, к нему, тут мы хоть вместе наедались, они более-менее тогда побогаче жили.
Деготь как средство народной медицины.
Шаляпина О.О.: А дядя Ваня на охоту ходил, он же охотник у вас?
Меленчук М.Ф.: Брат? Это брат был. После того, как отсидел. Он на охоту ходил и простыл. Ему сказали: "Надо выпить дегтя". А сколько надо выпить дегтя? Он где-то полстопки, наверно, выпил, сжег весь пищевод и умер. Ну я после армии пришел где-то.
Назаренко Т.Ю.: Ничего себе…
Мулюкова Н.С.: А что, не сказали разбавить? Это сами себя лечили, да?
Меленчук М.Ф.: Да. Я не знаю…
Шаляпина О.О.: Не лечили толком, да? Вроде колхоз, должен был быть медик?
Назаренко Т.Ю.: Тем не менее, какие там могли быть медики? Иногда хорошие практики, а иногда люди случайные…
Чалдоны, их нравы.
Шаляпина О.О.: А вы рассказывали, как чалдонцы говорили?
Назаренко Т.Ю.: Ну-ка, давайте –ка!
Меленчук М.Ф.: А! «Паря, приходи чай с колбой пить!» или «Паря, приходи, поищемся».
Шаляпина О.О.: То есть у них были более свободные такие девушки?
Меленчук М.Ф.: А, все свободно было. Просторы и сейчас. Куда хочешь - езжай, ходи.
Шаляпина О.О.: Я про то, что по характеру такие…
Меленчук М.Ф.: Да нормальные люди были. Очень добрые люди, все добрые. Вот, говорю, тетя Дуня Лыскова была. Своих четверо детей. Мы придем – она своим и нам по картошинке положит, и хлеба, если есть. По кусочку сахара. Всем разделит и нас посадит. Поровну. Добрые такие люди - это не высказать. Ну, слава богу, воспитывали. Учителя щелбан дадут, жалко что ли? Зато хоть маленько дурь выбили с нас.
Мулюкова Н.С.: (смеется) А гуманизм?
Меленчук М.Ф.: Какой гуманизм, правильно делали. А сейчас кое-каких вообще надо убивать сразу, вообще не выпускать их.
Мулюкова Н.С.: (смеется, Шаляпиной) Я тебе говорю!
Меленчук М.Ф.: Я, если бы был преподавателем, я бы не смог так… работать с ними, это ужас. Вот шнурок маленький, а на своем настаивает. Я тут приехал в Ново-Мариинку. А не здоровается. Я ему «Что такое?» - не здоровается. Я им: «Я вам, шнурки, уши поотрываю!» Всё, начали здороваться. Все пацаны.
Жизнь в Юрге.
Меленчук М.Ф.: Ну, вот, в Юргу когда с колхоза-то отпустили, на завод пришел. Учеником хромировщика сразу приняли меня. Два месяца отработал, взяли меня самостоятельно работать. Первую зарплату получил. Тогда – 1200 я получил. Деньги были большие. Так дядя Ваня говорит: «Пойдем, от первой зарплаты давай купим тебе все!» Чисто шевиотовый костюм купили, рубашку, туфли. И чисто польские часы. Где-то у меня есть, карманные, крышка отрывается. Что ты, парень с деревни.
Шаляпина О.О.: А вы тогда не умели время по часам определять.
Меленчук М.Ф.: Нет, тут-то я уже умел. А вот этот Янукович с фронта пришел, часы положит - смотри, а я тогда не умел определять. На охоту собирались идти.
Шаляпина О.О.: Всю ночь не спал!
Охота.
Меленчук М.Ф.: Досидел до того времени, пошли на охоту. А на охоте там столько косачей было - это не выскажешь. Столько он с обыкновенного ружья настрелял! Стрельнет – они опять токуют. Я там хохотать, он мне по шее… Меня нагрузил, сам нагрузился. Понес - я давай плакать! «А, сопляк, я тебя больше не возьму на охоту!» (смеется). Шалаши делал такие красивые, интересные. А косачей было! Вот едешь на мельницу молоть муку - колхозу возили, деревья – вот будто специально насадили косачей на эти деревья. Наверно, штук по сто на дереве сидело. Это осенью. Вот столько было. И рябчиков было, и дичи всякой было. Все было. Ну, больше всего говорят - охота - браконьеры дичь и рыбу уничтожают. Какие браконьеры? Сами уничтожают. Стали травить зерно. Птицы клюнут зерно и погибают. Все! Рыбу сейчас вот - от Кемерово как сбросят фенол, этот рыба погибает. Я в Северске как-то - там с «Дельфина»[5] этого сброс идет, мы ходили на Томь - и проталина. Рыба плыла в этой проталине, прямо дохлая рыба плыла. В Кемерове как сброс, так она погибает. Ну, сейчас, вроде, маленько стала водиться рыба в Томи.
Назаренко Т.Ю.: Так, а в Юрге вы как долго прожили?
Армия.
Меленчук М.Ф.: В Юрге я… до армии два года отработал, потом в армию ушел. В армии на границе служил три года и восемь месяцев.
Назаренко Т.Ю.: А на какой границе?
Меленчук М.Ф.: А с Китаем. Сначала на Востоке с Китаем - граница по Амуру. А как Берию разоблачили (я шибко старый!), нас отправили в Тянь-Шанские горы. Тоже Гоглидзе был, сообщник Берии, а он был начальником войск округа Фрунзе в Киргизии. Там Киргизия, Казахстан. И пертурбация там – нас с востока отправили как лучших пограничников в Тянь-шаньские горы. В Тянь-Шаньские горы отправили, там почти год отслужил.