Касьяновы Петр и Наташа.

Мне повезло, свела меня судьба с долгожителем, интересным рассказчиком, увлекательным собеседником – Касьяновым, 1919 года рождения.  В мирной послевоенной жизни -  учитель с трудовым стажем 50 лет. Фронтовик, музыкант. Война для него закончилась в 1946 году в Берлине. В дни праздников на лацкане его парадного пиджака красовались ордена «Красного Знамени» и «Отечественной войны II степени», медали «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией» и полный комплект юбилейных медалей.

На фото: Петр Касьянов.

Весёлый, смешливый, улыбчивый человек, но были моменты во время беседы, когда он замолкал, плотно сжимал рот, будто ком проглатывал. Много времени прошло после войны, а страдания помнятся.

Из воспоминаний Петра Митрофановича: «Мне было 8 лет, когда умерла мама, у отца на тот момент была другая семья, родители задолго до смерти мамы разошлись. Меня с младшим братишкой на воспитание отец забрал. Отец - передовик производства, работал в одной бригаде со Стахановым, ему нашим воспитанием заниматься некогда было. А отношения с мачехой у меня никак не налаживались. Когда становилось совсем невмоготу, сбегал из дома. Но сколько ни бегай, домой приходилось возвращаться - жить-то надо.  

Как-то в школу, где я учился, пришли военные. Они прослушивали учеников и одарённых приглашали заниматься в духовом оркестре. У меня обнаружились музыкальные способности. Но вот загвоздка, брали туда четырнадцатилетних. Мне на тот момент было уже 16 лет. Директор школы знал моё положение в семье, написал от школы ходатайство, чтоб меня взяли, мол - сирота. Пришлось директору на подлог пойти: исправил дату рождения - я тогда маленького роста был. Вот так я и стал «сыном полка».

Началась моя служба в 10-м кавалерийском полку.  Шёл 1936 год, полк располагался в Воронежской области. Главное занятие полковых служащих, помимо военной тренировки, – подготовка, дрессировка необъезженных, диких лошадей, приручение их к верховой езде.  Затем натренированных лошадей передавали в армию.

В состав полка входил музыкальный взвод из 24-х человек, в который меня определили. В наши обязанности входило сопровождать солдат во всех выездах с оркестром. Солдаты на лошадях строем, а мы во время выезда марши играем. Руководители у нас все были военные. У музыкального взвода был отдельный дом, чтобы своими репетициями не мешать солдатам, там же мы и жили. В то время я играл на духовых инструментах, чаще всего на альте.

Музыкальный взвод исполнял музыку разных композиторов, в том числе Чайковского, Бетховена. Это по нотам. А наизусть нужно было знать марши. Мы играли, когда солдаты объезжали лошадей. То, что сейчас показывают по телевизору: парад лошадей на Красной площади в Москве, как красивые лошадки танцуют, ходят боком, гарцуют под музыку, - вот примерно то же самое делали и наши обученные лошадки.

Мне хорошо жилось в кавалерийском полку после житья у мачехи. Кормили на убой. Хлеба - сколько хочешь в столовой давали, так мы хлеб и для лошадей прихватывали, у нас за каждым была закреплена своя лошадь. Было своё подсобное хозяйство, в полку держали свиней и бычков, разнообразная еда была в солдатской столовой.  Распорядок дня был чётким: подъём в 6 утра - это для нас, музыкантов; у солдат  -  в 7. Пока солдаты ещё не встали, нам нужно было привести себя в порядок, вычистить лошадь, а чистили мы их 3 раза в день. Завтрак, потом занятия - и так весь день с перерывом на обед и ужин. Репетиции, занятия с лошадьми, игра для верховой выездки. По субботам играли на танцах в офицерском клубе. Очень часто были комиссии в полку по проверке нашего  вида, и лошадей тоже. Бывало, проверяющий чистым носовым платочком проводил по лицу[1] лошади (не дай Бог след какой на платочке останется), потом хвост лошади изучал, нет ли перхоти. Внезапных проверок боялись, но всё же хорошо жилось: сыт, обут, одет - что ещё желать.

Вскоре спокойная размеренная жизнь закончилась. Началась война. Вся молодёжь, и я том числе, сразу в штаб с заявлениями явились - «добровольцем на фронт». Начальник штаба нас построил и сказал: «Заявления раздать. Успеете ещё навоеваться».

Рядом с местечком, где располагался наш полк, была крупная узловая станция «Лиски» и мост через реку Дон. Прошло совсем немного времени,  и война к нам совсем близко подошла. Вечером ужин, и вдруг – тревога, наступает немец. Всё побросали, команда: на лошадей и выезжать. Меня капельмейстер отправил схоронить в подвале электростанции второй комплект духовых инструментов. Я побежал выполнять приказ. Начался обстрел. Инструменты спрятал, но до утра из-за огня не мог вылезти из подвала. В голове одна мысль: «Станцию немец занял, город тоже, я здесь один»! Сердечко бьётся, но, сколько ни сиди, а выходить надо. Вылезаю. Двери – рып-рып, будто идёт кто, потом понял, что это сквозняк. Выхожу на крыльцо, стою, а кругом гробовая тишина - и никого. Всё пусто. Только возле станции одного рабочего встретил, а больше никого. Часть догнал. По дороге вместе с нами отступала артиллерия, шли танки, стягивали силы, чтобы хоть на время задержать врага, отстоять переправу. Вот так для меня и моих товарищей началась война. Много всего было, столько лет прошло, а вспоминать тяжело, отступление - это всегда грустно».

Пётр Митрофанович замолкает, вытирает глаза платочком, воспоминания бередят душу. После недолгого молчания продолжает рассказывать.

«Наш полк далеко в тыл отправили. Переводили из места в место, в конечном итоге оказались мы в Пензе, разбили лагерь в лесу. Обязанность оркестра: музыкой встречать и провожать на станции военные эшелоны, которые шли на фронт, встречали и эшелоны с ранеными. Музыкой поднимали боевой дух. А как сами рвались воевать и бить фашистов! Однажды вызывают меня в штаб, велели прихватить с собой инструмент. В штабе сообщили, что меня забирают на фронт. Радости моей не было предела. Отправили в часть, в которой были солдаты из Средней Азии. Меня назначили командиром отделения, солдаты русского языка толком не знают, но общались как-то, понимали друг друга. Прибыли мы в Куйбышевскую область, начали обустраивать землянки. После всеобщего построения командир спрашивает: «Специальность «водители» есть? Шаг вперёд». Так много профессий перебрал. В конце концов, я один в строю остался, с профессией «музыкант». Назначили меня на должность ординарца к комиссару Герасичеву.

На фото: Наташа стоит в 3-м ряду третья справа

Во время войны посчастливилось мне с оказией в Москве побывать, посмотреть на столицу нашей Родины. Шёл тогда 1942 год, тогда уже в домах вечерами свет горел, до 10 часов вечера. Красиво было. Посмотрел Москву, был там неделю, всё, что мне было поручено, выполнил и вернулся в часть. Так и служил ординарцем. А какая задача у ординарца - чистить обмундирование своего командира, приносить еду. Вот всё я это и делал, с котелками бегал к полевой кухне. А ещё в перерывах между боями в концертах для бойцов участвовал. Я не один был, у нас целая труппа концертная была, называлась "красноармейский клуб".

Обычно это так происходило: дивизия после боёв выводится во второй эшелон на доукомплектование состава, бойцам передышка небольшая устраивается, вот в это время мы начинаем проводить концерты. Артисты нашей труппы все военнослужащие были, они воевали наравне со всеми: артиллеристы, связисты, водители, девушки из медсанбата - все те, кто умеет петь, плясать, играть на инструментах. Воевали, а как на переформирование уводили часть, так сразу артистами становились. Я к тому времени играл уже на различных инструментах и ещё руководил постановкой танцев. Ещё до войны, когда был сыном полка, кроме игры на музыкальных инструментах я занимался танцами, вот и пригодилось.

Был у нас великолепный хор, руководил которым некий Шопенко, были солисты, конферансье, танцоры, музыканты, чтецы – всё, как положено. Как концерт - загружаем на телегу декорации, костюмы, занавес - и на передовую. Мелкими перебежками артисты по бесконечному лабиринту окопов подходили к месту выступления. Подыскивали подходящую площадку на передовой, чтоб сцена в низине была, а зрители располагались на взгорочке, примерно как в цирке, тогда всем хорошо видно. Устанавливали декорации, занавес обязательно был. У солистов, и особенно танцоров, были костюмы. Заведующий клубом умудрялся это богатство где-то доставать. Происходило действо с концертом рядом с передовой. Было такое, что немцы, как концерт начинался, замолкали, слушали нас, а как закончится концерт – миномётный обстрел устраивали.

Однажды отвыступались и по окопам стали в тыл уходить, а Костя Ткаченко, мой друг, попросился товарища навестить, артиллериста. Только он в землянку к ним нырнул, начался обстрел, и мина землянку накрыла, все погибли. Иногда ветераны хвалятся, мол, не страшно на фронте было. Да там страшно каждый день - немец как попрёт, ну, думаешь, всё, конец. Я только потом привык.

Помимо боёв неустроенность на фронте сильно досаждала. Помню, в Ростовской области воевали - грязища! Мы наступаем. Немцы всю свою технику, утонувшую в грязи, побросали - не смогли вытащить, а населённого пункта всё нет. Так нам пришлось в поле окапываться и устраиваться на ночлег. Веток накидали, сбились в кучу, прижались друг к другу – час, от силы два, можно поспать, потом замерзать начинаешь. Вскакивали и бегали кругами, пока не вспотеешь - глядишь, и ночь прошла. Это же война, от неё никуда не денешься.

Ещё страсть Божья – вши, заедали. Но потом пропали враз. Наверное, весело жить стали, мы уже к Польше подходили. Когда часть на формировании в тылу стоит, для солдат бани устраивали. Всё бельё с себя сдавали на прожарку, вшей убивали.

Кормили нас на фронте хорошо. Полевая кухня где-нибудь в овражке устроится, за километр от передовой, приготовят – потом либо кухню поближе к передовой подтянут, либо все с котелками к кухне идут по окопам. У каждого ложка своя за голенищем сапога хранилась. Ложку потерял – хлебай так, через край. 100 грамм на Новый год давали, разведчикам и кто на передовой - тем чаще. В разведку идёшь – 100 граммов выдай.

А как все солдаты ждали наши концерты! Что ты! У нас же девчонки, они как начнут выступать, солдаты на них со слезами на глазах смотрят. А девчонки в костюмах - в юбочках, сапожки танцевальные из чёрной парусины сшиты, красивые! Репертуар интересный всегда составляли – песни исполняли самые популярные в то время: «Землянка», «Смуглянка», песню о Днепре. Танцы разные исполняли - «молдавский танец», «поляночка». На танец «поляночка» целая сюита была поставлена. Под духовой оркестр танцевали. Запомнился концерт в Молдавии. Начали танцевать молдавский танец, а местные жители, как только музыка заиграла, все в круг кинулись, босиком. Так весь танец с нашими артистами и танцевали».

На фото: Касьяновы Петр и Наташа.

Пётр Митрофанович рассказывает о былом, а сам нет-нет, да на фотографию своей жены посмотрит, вздохнёт украдкой. Перехватив его взгляд, вопрос задаю: «Часто жену свою вспоминаете? Скучаете по ней?». Более 10-и лет, как его Наташи нет рядом. Отвечает: «Хорошо мы с моей Наташей жизнь прожили, дети вон какие выросли, понимала она меня всегда…». Пётр Митрофанович замолчал, в воспоминания погрузился. Вдруг встрепенулся, будто что-то очень хорошее вспомнил: «А знаете, я ведь с женой своей, Наташей, на фронте познакомился. Дело в Польше было. У нас репетиция шла, танец разучивали. Наташа в медсанбате сестричкой служила и танцевала хорошо. А к Наташе брат двоюродный повидаться приехал. Его воинская часть, в которой он служил, в 15-и километрах от нас располагалась. Его отпустили с условием, чтоб к утру был. Ко мне поляк подошёл: «Пан, вас солдат просит». Вышел - стоит солдат пожилой, просит с Гредневой Наташей повидаться. «Греднева, иди, к тебе брат приехал».

 Репетиция сразу закончилась - чего без Наташи репетировать, она брата к себе повела. А мне Наташа очень нравилась, ну, думаю, ситуация на меня работает. Я вечер устроил, отправил барабанщика за поляками - поиграть с ними в очко, в карты. Облапошили их, выиграли у них злотые и даём им задание, чтоб они на эти деньги самогонки купили. Хватило на 2 четверти. Я к начальнику штаба: «Разрешите приезд брата отметить». Обстановка спокойная была – разрешили. Значит, будет сабантуй, а главное, девчонки будут. Брат Наташин до чёртиков напился, так я организовал отвезти его обратно на бричке. К оговоренному часу в часть успели брата доставить. С тех пор мы с Наташей дружить начали».

А здесь можно отступление от рассказа Петра Митрофановича сделать и поведать историю его Наташи, как она попала на фронт. Наталья Дмитриевна, будущая верная подруга Петра Митрофановича, родилась в 1921 году в большой семье в селе Поморье, Топчихинского района, Алтайского края. Наташа страстно мечтала выучиться на «учительницу» и, окончив семилетку в своём родном селе, поехала поступать в Барнаульское педагогическое училище. Всё ей давалось легко. Хохотушка, могла и спеть, и сплясать. Молодость брала своё, хотя время неспокойное было. На последнем курсе в училище будущие воспитатели прилежно посещали школу гражданской обороны. Девушек  обучали обращаться с оружием, готовили из них  санинструкторов. Наташа, окончив училище, была направлена на работу воспитателем в детский сад от канифольного завода в Барнауле. Поработать в детском саду удалось всего один год. Началась война.

Рабочую молодежь собрали в клубе завода, спросили, кто хочет воевать с фашистами. Из трёхсот человек лишь одна девушка сказала, что боится. Все были патриоты своей Родины, и все хотели встать на её защиту. Наташа была комсомолкой и тоже хотела идти воевать. Самая младшая в семье, любимица родителей, уезжала на фронт с такими же юными, дерзкими подругами. А чтобы скрыть слёзы – пели, всю дорогу пели.

Наташа служила в медико-санитарном батальоне 266-й стрелковой дивизии. Под Сталинградом во время сражения Наташа с подругой попала в плен. Судьба была милосердна к девчушкам. Однажды, когда пленных на ночлег заперли в загоне для скота, девочки попросились у охранника сходить «до ветра». Старый немец либо действительно не заметил того, что пленницы не вернулись, либо пощадил девчонок – им удалось сбежать. Несколько дней они пробирались к нашим через линию фронта. Голодные и грязные с головы до ног, предстали они перед командиром. И опять судьба была к ним милосердна – поверили, накормили, отмыли, одели.

Домой в деревню в это время старикам полетела печальная весточка – «Наташа пропала без вести». Мама поседела за одну ночь, всё рыдала над Наташиным платьицем. Ещё не знала она, что её Наташа в медсанбате спасает жизни раненых бойцов, вытаскивает их с поля боя.

Война катилась к концу, все это понимали, и было очень обидно, когда в одном из боёв на территории Польши Наташа была тяжело ранена в ногу. К счастью, всё обошлось полевым госпиталем.

Всё чаще отмечала она внимание к себе весёлого солдата из музыкального взвода. После её выписки из госпиталя Наташа и Пётр уже были неразлучны.

День Победы встречали в Берлине. В семейном архиве Касьяновых до сих пор хранится листок с оборванными от времени краями -  свидетельство о регистрации брака, заверенное комендантом победного Берлина. Это был май 1945 года.                                                                                                   

 

Галина Белоглазова

2015 год

[1] Пётр Митрофанович именно говорил «по лицу» лошади, очень уважительно о лошадях отзывался, говорил о лошади, как о своём друге.