История семьи Стабровских. 1. Родовая деревня
ИСТОРИЯ СЕМЬИ СТАБРОВСКИХ
(Из воспоминаний отца моего – Стабровского Вольдемара Григорьевича (1927-2009)
1. Родовая деревня Большой Краснояр. Дом Стабровских.
В сибирской дали, между Тюменью и Ишимом, в десяти километрах севернее районного центра Омутинское, в просторечии – Омутника, в живописной низинке, окруженная со всех сторон преимущественно березовым лесом, приютилась родная моя деревенька Большой Краснояр.
В пору моего детства и отрочества в наших лесах обильно росли: грибы - белые, грузди, подберезовики, подосиновики, рыжики, лисички, опята; земляника, клубника; по берегам реки – черемуха, смородина. В большом количестве водились лоси, козлы, зайцы, волки, лисицы, тетерева, куропатки, перепела. На реках, озерах, займищах гнездилась всякая водоплавающая дичь, селились бобры. После Отечественной войны прижилась ондатра.
До восьмидесяти бревенчатых домишек (кирпичных - два на всю деревню – сельский совет, дирекция совхоза) рассыпались по высоким берегам речки Воронушки. Обычно едва заметный ручеек Воронушка, с постройкой на ней «всем миром» плотины, широко разливалась, преображалась в полноводную реку, полностью обеспечивая селянские потребности в воде.
На берегах речки крестьяне выращивали капусту. Прямо в воде у своих огородов строили плотки (мостки), на которых бабы стирали белье, половики холстяные, сушили их тут же на берегу; набирали воду и на коромыслах носили ее домой для хозяйских нужд, раз за разом поднимаясь с тяжелой ношей в гору. Мальчишки ловили удочками окуней, карасей, пескарей. Мужики рыбачили неводами. Летом во время школьных каникул дети «не вылезали из речки». Место для купания выбирали по настроению. Прыгали с мостков в воду.
В первых числах ноября, с похолоданием, речка покрывалась льдом. Детвора, молодежь становились на коньки и валом валили на речку кататься, играть в русский хоккей.
Воронушка не только радовала красноярцев. Случалось, приносила большие неприятности. Не раз и не два раза сносила плотину (дамбу), сооружаемую из местных материалов - хвороста, земли, камней; разрушала мосты.
Весной 1942 года в половодье, ночью, разбушевавшаяся речушка снесла в омут плотину, мельницу и находившегося в ней мельника. То была катастрофа. Мельницу так и не отстроили. Ни сил, ни средств на строительство в деревне не было. Шла война. Старикам и бабам удалось как-то наладить помол зерна на старенькой, совсем было заброшенной ветряной мельнице, одиноко торчавшей на пригорке за околицей. Чтобы смолоть зерно, крестьянам приходилось дневать и ночевать на мельнице в ожидании редкого для этих мест сильного ветра, способного привести в движение огромные деревянные крылья мельницы.
С истощением колхозных нив в военное лихолетье опустели, не забитые зерном доверху и прежде, крестьянские закрома. Громоздкий, неповоротливый, небезупречно действовавший мельничный агрегат стал, за ненадобностью, навсегда. Взамен деревенские умельцы смастерили ручные жернова, полностью отвечавшие требованиям того момента.
По окончании Отечественной войны на Воронушке в начале 1950-х годов построили электростанцию - гордость красноярцев. Но воспользоваться благами, которые давала электростанция, деревне, жителям Краснояра, в полной мере не довелось. В очередной раз по весне вышедшая из берегов река прорвала плотину и сбросила в образовавшуюся под водой яму электростанцию. Печальное зрелище представляла собой местность, где до буйства стихии плескалась речка. Селяне, оставшись без речки, испытывали массу неудобств, лишений.
В центре деревни, через дорогу от единственного на селе до середины 1930-х годов продовольственно-промтоварного магазина-лавки, стоял срубленный дом Стабровских. Дом небольшой, примерно 5,5х7,5 м, делился внутри на сени, избу, горницу, горенку.
В сенях размещались: слева от входной с улицы двери в углу - рукомойник с ведром (летом); у окна – большой чугун с крышкой, для питьевой воды. Воду для питья, вкусную, прохладную, набирали в родничке, бившем из-под земли рядом с нашим огородом, в тридцати шагах от речки. У противоположной от входа стены стоял ларь, в нем хранились продукты, зимой мясо. Тут же зимой ставилась деревянная бочка с замерзшей квашеной капустой. На стене были прибиты две полки, на них – кринки с молоком, простоквашей.
В избе справа – припечье, помост-голбец, сколоченный из прочных досок шириною, примерно, один метр и высотою 35 сантиметров. В верхнем его настиле располагался закрывающийся крышкой лаз в подполье - хранилище «неприкосновенных запасов» (водочка, стряпня) матери.
За голбцем находилась русская печь с приступкой для всхода на печь и на полати. Верх печи за трубой был плоский, продолговатый, по сути своей лежанка с подогревом. Любимое место стариков и детей. В полуметре от лежанки, напротив и чуть выше нее, над входной дверью были настланы полати - до противоположной стены.
На этих полатях прошла значительная часть детства - моего и братьев. На полати мы взбирались, переживая детские невзгоды. Отогревались физически и душевно, набирались сил, читали, играли. С высоты своего положения, из-под занавески, наблюдали за происходящим внизу, слушали разговоры взрослых, «мотали себе на ус».
В левом от входной двери углу на зиму крепился умывальник (рукомойник), далее по всему периметру избы стояли лавки, прочно приколоченные гвоздями к стене - струганые, хорошо подогнанные доски для сидения. Впереди, в красном углу, стоял обеденный стол. За столом на лавке у простенка, от горничной двери до передней наружной стены, находилось традиционное место главы семейства. По левую его руку, на красной лавке под окном на улицу, были наши места – детей. Вверху красного угла висел иконник с иконою. Мать не разрешала детям трогать икону. Во время войны она тайком молилась Спасителю. Когда я в 1945 году уходил в армию, икона находилась на своем месте. В 1950-е годы ее не стало.
Справа от иконника, в полуметре от потолка, была навешена длинная, во всю переднюю стену, полка. Перпендикулярно ей на воображаемой границе кухни с избой, где первоначально намечалось построить перегородку, висела другая полка. В углу на кухне был навешен небольшой посудный шкафчик. Кухонные полки и шкафчик имели то же предназначение, что и современный, со всем необходимым для хозяйки кухонным гарнитуром. Полки закрывались ситцевыми занавесками.
В горнице, слева у стенки, долгие годы стоял обитый узкими металлическими полосками деревянный сундук с одеждой и «ценностями» матери. За сундуком располагалась обшитая жестью круглая «голландская» печь. Топка печи находилась в горенке. За дверью в горенке у простенка всегда стояла кровать, позже диван. В горнице было четыре окна, из которых хорошо просматривалась главная деревенская улица. В переднем простенке между окнами висело зеркало. Под зеркалом стоял стол и стулья. В правом переднем углу долгие годы красовался большой фикус.
В горенке было два окна, кровать, стол, пара стульев. В потолке – металлический крюк. На этот крюк подвешивалась зыбка – люлька, в которой мама укачивала в детстве моих братьев и меня.
К середине 1930-х годов на дворе хорошо сохранились прочные постройки: амбар деревянный, примыкавшая к нему крыша-навес, длинный плетень со стороны огорода. Под крышей до коллективизации отец держал повозки, упряжь, инвентарь. На скотном дворе, за высокой оградой с воротами и калиткой, находился добротный коровник, свинарник. В огороде, на косогоре, ближе к речке, стояла простенькая банька с печью-каменкой. Высокие бревенчатые заборы с воротами и калитками на улицу и в переулок надежно охраняли двор от бродячих животных, любопытных глаз.
В этом доме прошло мое детство, отрочество. Отсюда я, вслед за старшими братьями, ушел служить в Красную Армию.
За плетнем и скотником располагался огород, соток в двадцать, протянувшийся до косогора и по его склону спускавшийся к берегу Воронушки.
После вступления матери в колхоз и последовавшим обобществлением средств производства, объектов индивидуальных хозяйств в коллективную собственность, отпала нужда в некоторых хозяйственных постройках. Крыша, конюшня, часть изгороди со временем обветшали и развалились. А весь двор навсегда утратил благоустройство, согласованность и сообразность застройки. Построенный в 1913 году дом наш, писали из Краснояра, в 2006 году все еще стоял на прежнем месте. После кончины матери дом был продан.