История семьи Стабровских. 1. Родовая деревня
ИСТОРИЯ СЕМЬИ СТАБРОВСКИХ
(Из воспоминаний отца моего – Стабровского Вольдемара Григорьевича (1927-2009)
1. Родовая деревня Большой Краснояр. Дом Стабровских.
В сибирской дали, между Тюменью и Ишимом, в десяти километрах севернее районного центра Омутинское, в просторечии – Омутника, в живописной низинке, окруженная со всех сторон преимущественно березовым лесом, приютилась родная моя деревенька Большой Краснояр.
В пору моего детства и отрочества в наших лесах обильно росли: грибы - белые, грузди, подберезовики, подосиновики, рыжики, лисички, опята; земляника, клубника; по берегам реки – черемуха, смородина. В большом количестве водились лоси, козлы, зайцы, волки, лисицы, тетерева, куропатки, перепела. На реках, озерах, займищах гнездилась всякая водоплавающая дичь, селились бобры. После Отечественной войны прижилась ондатра.
До восьмидесяти бревенчатых домишек (кирпичных - два на всю деревню – сельский совет, дирекция совхоза) рассыпались по высоким берегам речки Воронушки. Обычно едва заметный ручеек Воронушка, с постройкой на ней «всем миром» плотины, широко разливалась, преображалась в полноводную реку, полностью обеспечивая селянские потребности в воде.
На берегах речки крестьяне выращивали капусту. Прямо в воде у своих огородов строили плотки (мостки), на которых бабы стирали белье, половики холстяные, сушили их тут же на берегу; набирали воду и на коромыслах носили ее домой для хозяйских нужд, раз за разом поднимаясь с тяжелой ношей в гору. Мальчишки ловили удочками окуней, карасей, пескарей. Мужики рыбачили неводами. Летом во время школьных каникул дети «не вылезали из речки». Место для купания выбирали по настроению. Прыгали с мостков в воду.
В первых числах ноября, с похолоданием, речка покрывалась льдом. Детвора, молодежь становились на коньки и валом валили на речку кататься, играть в русский хоккей.
Воронушка не только радовала красноярцев. Случалось, приносила большие неприятности. Не раз и не два раза сносила плотину (дамбу), сооружаемую из местных материалов - хвороста, земли, камней; разрушала мосты.
Весной 1942 года в половодье, ночью, разбушевавшаяся речушка снесла в омут плотину, мельницу и находившегося в ней мельника. То была катастрофа. Мельницу так и не отстроили. Ни сил, ни средств на строительство в деревне не было. Шла война. Старикам и бабам удалось как-то наладить помол зерна на старенькой, совсем было заброшенной ветряной мельнице, одиноко торчавшей на пригорке за околицей. Чтобы смолоть зерно, крестьянам приходилось дневать и ночевать на мельнице в ожидании редкого для этих мест сильного ветра, способного привести в движение огромные деревянные крылья мельницы.
С истощением колхозных нив в военное лихолетье опустели, не забитые зерном доверху и прежде, крестьянские закрома. Громоздкий, неповоротливый, небезупречно действовавший мельничный агрегат стал, за ненадобностью, навсегда. Взамен деревенские умельцы смастерили ручные жернова, полностью отвечавшие требованиям того момента.
По окончании Отечественной войны на Воронушке в начале 1950-х годов построили электростанцию - гордость красноярцев. Но воспользоваться благами, которые давала электростанция, деревне, жителям Краснояра, в полной мере не довелось. В очередной раз по весне вышедшая из берегов река прорвала плотину и сбросила в образовавшуюся под водой яму электростанцию. Печальное зрелище представляла собой местность, где до буйства стихии плескалась речка. Селяне, оставшись без речки, испытывали массу неудобств, лишений.
В центре деревни, через дорогу от единственного на селе до середины 1930-х годов продовольственно-промтоварного магазина-лавки, стоял срубленный дом Стабровских. Дом небольшой, примерно 5,5х7,5 м, делился внутри на сени, избу, горницу, горенку.
В сенях размещались: слева от входной с улицы двери в углу - рукомойник с ведром (летом); у окна – большой чугун с крышкой, для питьевой воды. Воду для питья, вкусную, прохладную, набирали в родничке, бившем из-под земли рядом с нашим огородом, в тридцати шагах от речки. У противоположной от входа стены стоял ларь, в нем хранились продукты, зимой мясо. Тут же зимой ставилась деревянная бочка с замерзшей квашеной капустой. На стене были прибиты две полки, на них – кринки с молоком, простоквашей.
В избе справа – припечье, помост-голбец, сколоченный из прочных досок шириною, примерно, один метр и высотою 35 сантиметров. В верхнем его настиле располагался закрывающийся крышкой лаз в подполье - хранилище «неприкосновенных запасов» (водочка, стряпня) матери.
За голбцем находилась русская печь с приступкой для всхода на печь и на полати. Верх печи за трубой был плоский, продолговатый, по сути своей лежанка с подогревом. Любимое место стариков и детей. В полуметре от лежанки, напротив и чуть выше нее, над входной дверью были настланы полати - до противоположной стены.
На этих полатях прошла значительная часть детства - моего и братьев. На полати мы взбирались, переживая детские невзгоды. Отогревались физически и душевно, набирались сил, читали, играли. С высоты своего положения, из-под занавески, наблюдали за происходящим внизу, слушали разговоры взрослых, «мотали себе на ус».
В левом от входной двери углу на зиму крепился умывальник (рукомойник), далее по всему периметру избы стояли лавки, прочно приколоченные гвоздями к стене - струганые, хорошо подогнанные доски для сидения. Впереди, в красном углу, стоял обеденный стол. За столом на лавке у простенка, от горничной двери до передней наружной стены, находилось традиционное место главы семейства. По левую его руку, на красной лавке под окном на улицу, были наши места – детей. Вверху красного угла висел иконник с иконою. Мать не разрешала детям трогать икону. Во время войны она тайком молилась Спасителю. Когда я в 1945 году уходил в армию, икона находилась на своем месте. В 1950-е годы ее не стало.
Справа от иконника, в полуметре от потолка, была навешена длинная, во всю переднюю стену, полка. Перпендикулярно ей на воображаемой границе кухни с избой, где первоначально намечалось построить перегородку, висела другая полка. В углу на кухне был навешен небольшой посудный шкафчик. Кухонные полки и шкафчик имели то же предназначение, что и современный, со всем необходимым для хозяйки кухонным гарнитуром. Полки закрывались ситцевыми занавесками.
В горнице, слева у стенки, долгие годы стоял обитый узкими металлическими полосками деревянный сундук с одеждой и «ценностями» матери. За сундуком располагалась обшитая жестью круглая «голландская» печь. Топка печи находилась в горенке. За дверью в горенке у простенка всегда стояла кровать, позже диван. В горнице было четыре окна, из которых хорошо просматривалась главная деревенская улица. В переднем простенке между окнами висело зеркало. Под зеркалом стоял стол и стулья. В правом переднем углу долгие годы красовался большой фикус.
В горенке было два окна, кровать, стол, пара стульев. В потолке – металлический крюк. На этот крюк подвешивалась зыбка – люлька, в которой мама укачивала в детстве моих братьев и меня.
К середине 1930-х годов на дворе хорошо сохранились прочные постройки: амбар деревянный, примыкавшая к нему крыша-навес, длинный плетень со стороны огорода. Под крышей до коллективизации отец держал повозки, упряжь, инвентарь. На скотном дворе, за высокой оградой с воротами и калиткой, находился добротный коровник, свинарник. В огороде, на косогоре, ближе к речке, стояла простенькая банька с печью-каменкой. Высокие бревенчатые заборы с воротами и калитками на улицу и в переулок надежно охраняли двор от бродячих животных, любопытных глаз.
В этом доме прошло мое детство, отрочество. Отсюда я, вслед за старшими братьями, ушел служить в Красную Армию.
За плетнем и скотником располагался огород, соток в двадцать, протянувшийся до косогора и по его склону спускавшийся к берегу Воронушки.
После вступления матери в колхоз и последовавшим обобществлением средств производства, объектов индивидуальных хозяйств в коллективную собственность, отпала нужда в некоторых хозяйственных постройках. Крыша, конюшня, часть изгороди со временем обветшали и развалились. А весь двор навсегда утратил благоустройство, согласованность и сообразность застройки. Построенный в 1913 году дом наш, писали из Краснояра, в 2006 году все еще стоял на прежнем месте. После кончины матери дом был продан.
2. Генеалогическое дерево
У меня нет никаких сведений о прародителях, какого они роду-племени. Я не помню своих дедушек и бабушек. В пору моего тяжелого детства, когда семья находилась на грани выживания, никому и в голову не могло прийти, чтобы заняться поиском предков.
В годы Великой Отечественной войны, прошедшей под девизом «Все для победы над врагом!», и последовавшим за ней периодом восстановления разрушенного войной народного хозяйства, было также не до генеалогических изысканий. Тогда, если на эту тему что-то в кругу родных и говорилось, то вскользь, как о чем-то для той поры несущественном.
В старости, с размышлениями о прожитой жизни, у меня появился интерес к родовым корням, но докопаться до них оказалось непросто. В живых не осталось родственников, знающих носителей ценной информации. Из Тюменского областного архива на мой запрос ответили, что интересующие меня документы были утеряны во время проведения организационных мероприятий при выделении г.Тюмени из Омской области в самостоятельный областной центр в 1943 году.
Не придерживаясь какой-то системы, я воспроизвожу то, что прочно отложилось, засело в памяти, существенное и не очень; то, что, как мне кажется, в какой-то мере поможет понять быт и нравы общества, слепком с которого был я, как и мои сородичи.
Родители
Мать
Моя мать, Стабровская (в девичестве Барышникова) Анастасия Дмитриевна, родилась в 1889 году в Большом Краснояре в многодетной крестьянской семье. Я хорошо знал ее двух младших братьев, Степана Дмитриевича и Кондрата Дмитриевича, и двух сестер – Татьяну Дмитриевну и Марию Дмитриевну, моих дядей и теток. Все они имели свои большие семьи, были великими тружениками, простыми, добрыми людьми.
Судьба уготовила для матери столько страданий, переживаний, что их хватило бы не на одну жизнь. В детстве ей не довелось учиться в школе, постигать грамоту, играть в детские игры. С ранних лет она должна была нянчить младших братишек, сестренок, выполнять по дому различную черновую работу, трудиться в поле, на огороде.
Лишь в середине 30-х годов ХХ века, после того, как Советский Союз приступил к поголовной ликвидации неграмотности граждан, мать, которой было за 40 лет, старательно, как и все, что делала, обучаясь в вечерней школе, овладела начальной грамотой, научилась читать и писать.
В 1910 году мать сочеталась законным браком с Григорием Григорьевичем Стабровским, моим отцом. Этот брачный союз не принес родителям счастья. Ко времени моего рождения достиг кульминации разлад между матерью и отцом. Формально отец оставался главой семьи, в действительности он бросил нас.
Все заботы о хлебе насущном, воспитании детей, содержании дома тяжким грузом легли на далеко не богатырские плечи матери.
Выросшая в суровых сибирских условиях, наделенная природной сметливостью, мать была лидером - волевым, строгим, решительным, и вместе с тем женщиной-матерью, необычайно заботливой, доброй, душевной.
До глубокой старости она вела домашнее хозяйство, поддерживала чистоту и порядок в доме. Держала на подворье корову, свинью, овцу, гусей, кур. Выращивала на огороде овощи, зелень, картофель. Пока не подросли дети, собственноручно ремонтировала хозяйственные постройки, изгороди, ставила огородные прясла, выполняла уйму других повседневных, безотложных, больших и малых дел по хозяйству.
Чтобы не замерзнуть суровой сибирской зимой - морозы под 40 градусов и ниже здесь не редкость, мать заготавливала в лесу дрова. Валила и пилила березки, колола, укладывала в поленницы, вывозила из лесу. Ежедневно топила в избе русскую печь, зимой - еще и печь в комнате.
В первой половине 1930-х годов, в годы Отечественной войны мать, как и другие крестьяне, выращивала в огороде коноплю. На примитивных устройствах, заимствованных у далеких предков, мяла, трепала, чесала пеньку, скала пряжу, ткала суровое полотно, холст, шила одежду, половики, мешки. Скорняжничала. Из выделанной ею кожи деревенский сапожник, по сходной цене, шил нам обувку.
Поздно вечером, когда дети, угомонившись, засыпали, мать в избе при свете керосиновой лампы, а в годы войны – сальной коптящей плошки, стирала и штопала одежду, чинила и сушила нашу обувь, шила порты, рубахи, вязала шерстяные рукавицы, носки, свитера. Спать ложилась поздно, но уже со «вторыми петухами», до зари – снова была на ногах. Растапливала печь, пекла хлеб, варила еду, готовила корм для скота, кормила скотину, птицу и бежала на работу в колхоз.
С раннего утра допоздна, в погожие дни и ненастье, в будни и праздники самоотверженно трудилась она в колхозе: на скотном дворе, в поле, на току. Сеяла, убирала, обмолачивала хлеб: в начале 1930-х годов при уборке колосовых нередко использовались косы, при молотьбе – цепи. Сажала, растила, убирала картофель, овощи; косила на лугах траву; копнила, скирдовала, стожила; метала солому, сено; доила коров, стригла овец, сучила пряжу. Наравне с мужиками, ни в чем им не уступая, выполняла многие другие тяжелые сельскохозяйственные работы. За добросовестный труд в общественном хозяйстве ее награждали ценными подарками, грамотами, отмечали в газетах.
Зимой у матери было больше свободного от колхозных работ времени, часто его она уделяла детям. Помню, как ранним утром, истопив русскую печь, будила нас, усаживала за стол и, пока в печи сохранялся жар, пекла вкусные, тонкие, ароматные блины, с толокном и сметаною, угощала ими нас прямо с пылу, с жару.
Мать горячо любила своих сыновей, в равной мере была добра со всеми, никого не выделяла. В детстве своими шалостями мы доставляли ей немало неприятностей. В ответ, вместо заслуженной взбучки, терпеливо выслушивали шумные назидания, искренне переживали, раскаивались в содеянном, обещали, что «…больше не будем…». Ремень, которым нам грозила мать, так никогда и не был применен.
Она обожала внучат. Каждого ласково называла «моя матушка», находила теплые, душевные слова и угощала чем-нибудь вкусненьким.
Мама скончалась в 1979 году, на девяностом году жизни.
Похороны состоялись на деревенском кладбище в Козлушке. Хоронили мать всей деревней. После похорон состоялись традиционные поминки в совхозной столовой. Зал, где были накрыты столы, не вмещал всех одновременно. Заходили в зал молча, садились за столы, выпивали без спешки три ритуальных рюмки, закусывали, поминали добрым словом усопшую и освобождали место ожидающим своей очереди.
Действия односельчан, охотно и бескорыстно помогавших нашей семье в выполнении обрядовых порядков - копка ямы (все-таки Сибирь, декабрь), приготовление угощения, обслуживание поминок, уборка помещений, многое другое – впечатляли и выражали огромное уважение по отношению к матери.
Отец
Стабровский Григорий Григорьевич родился в 1893 году. Как, когда, при каких обстоятельствах оказался он в сибирской деревне, остается только гадать. Точных указаний на этот счет у нас нет. Если судить по родовой фамилии отца, то вряд ли можно считать его и моих предков коренными жителями Сибири. Скорее всего, они были пришлыми людьми, «осибирячившимися» со временем.
Я не знал или почти не знал в детстве своего отца. Из рассказов матери, родственников, знакомых, товарищей и соратников отца по борьбе за советскую власть, он предстает человеком незаурядным - волевым, самолюбивым, сильным, крепким физически мужиком.
Одним из первых среди односельчан отец безоговорочно согласился на обобществление принадлежащей ему собственности. До вступления в колхоз обрабатывал землю, пахал, сеял, выращивал хлеб, вел домашнее хозяйство. Имел в частной собственности несколько десятин земли за околицей, дом, хозяйственные постройки, лошадь, корову, две свиньи, две овцы, птицу.
После Октябрьской революции 1917 года отец оказался в центре борьбы за победу Советов на периферии, в частности в Краснояре. Я, как и мои братья, с уважением отношусь к этой странице его биографии.
В январе 1921 года на северо-востоке Ишимского уезда Тюменской губернии вспыхнул мятеж противников Советской власти. Мать рассказывала, как в кровавом противоборстве сын выступил против отца, брат пошел на брата. Погиб в этой междоусобице брат матери. Его зверски изрубили шашками «бандиты» - так местные жители называли мятежников.
В ночь выступления мятежников кто-то из товарищей отца задворками пробрался к нашему дому, из переулка постучал в окошко горенки, где спал отец, и предупредил, что его ищут бандиты, что они уже близко. Отец, полураздетый, выскочил во двор и, в то время, как толпа мятежников ввалилась с улицы в ограду, огородами успел уйти в Омутинку.
Бандиты, разыскивая отца, перевернули весь дом. Пиками, штыками кололи, рвали перины, подушки. Обыскали скотник, сеновал, амбар. Громили все, что попадало под руку. Мать с моим двухлетним братом Федором выволокли на улицу, поставили к стене амбара, угрожая смертью, требовали указать, где прячется «Гришка». Вдоволь наглумившись, вся орава покинула наш двор.
В 1957 году к 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции в центре Б.Краснояра был установлен памятник борцам за Советскую власть. На нем пять фамилий, в том числе Стабровский Г. После развала Советского Союза памятник тихо и незаметно убрали.
После победы Советской власти отец активно участвовал в организации и работе местного сельского совета совхоза.
В начале 1930-х годов отец работал и временно проживал в д.Червянка, за Омутинкой. Однажды навсегда оставил родину, Сибирь, отправился на поиски счастья. Какое-то время проживал во Владивостоке. Позднее - на станции Ин Хабаровского края. Там же в 1961 году умер.
3. Братья
Дмитрий Григорьевич
Родился в 1914 году. Ему не было и восемнадцати, когда он заменил нам, четырем его братьям, родного отца, стал опорой матери. Дмитрий был строгим, справедливым, высокой нравственности воспитателем. Обладал великолепными атлетическими данными. Его влияние на нас, младших братьев, было безгранично. Мать, для прекращения наших шалостей, обычно грозила нам: «Пожалуюсь Дмитрию». Угроза действовала. В действительности он никогда нас не бил, не обижал. Сильно провинившийся выслушивал от него короткое, но суровое внушение. Он любил нас, мы платили ему тем же.
Осенью 1936 года мы проводили Дмитрия в Красную Армию. Служил он на Дальнем Востоке у озера Хасан на пограничной заставе. Служил, как и все, что делал, добросовестно, честно.
Вскоре после возвращения из армии Дмитрия избрали председателем сельского совета. В то время должность председателя глубоко почиталась всеми. Дмитрий во всем любил порядок, не терпел безответственного отношения к делу, разгильдяйства, расхлябанности, откуда и от кого бы они не исходили. К нему одинаково с большим уважением относились старики, пожилые люди, молодежь, дети. В наш дом, независимо от времени суток, приходили к Дмитрию односельчане за дельным советом, какой-то официальной справкой, поделиться бедой, а то и радостью.
С началом Отечественной войны Дмитрия по брони оставили дома. Он часто ездил в райком партии, райвоенкомат, настаивал на отправке на фронт. Как-то в декабре 1941 года я сидел дома. Неожиданно к нам зашел Дмитрий. Заговорил со мной, как со взрослым, попросил съездить с ним в лес за сырыми дровами. Съездили, привезли бревна, распилили, покололи. Сели ужинать, и тут он сказал, что завтра уходит на войну.
В 1942 году июльским погожим вечером я стоял с матерью на улице. К нам подошла грустная почтальонка, молча вручила матери бумажку-«похоронку» - «…ваш сын Стабровский Дмитрий Григорьевич пал смертью храбрых…». Дмитрий был сражен разорвавшейся миной, когда рота пошла в наступление. Политруки, коммунисты имели как бы привилегию первыми подниматься и идти в атаку.
Дмитрий был человеком большой морали, человеком долга и чести, подлинным патриотом своей Родины. Ради нее он готов был пожертвовать самым дорогим, что имел – своей жизнью. И когда время пришло, сделал это без колебания.
Дмитрий погиб где-то под Курском. Как мы ни старались, нам так и не удалось установить точное место захоронения брата.
Федор Григорьевич
Родился в суровом 1919 году. Окончил начальную школу в Б.-Краснояре, а затем курсы зоотехников в Омутинке. До призыва в армию работал в Б.-Краснояре, в совхозе зоотехником. Осенью 1939 года был призван на действительную военную службу. Службу проходил в войсках береговой охраны Тихоокеанского флота. Осенью 1941 года заканчивался его срок службы в армии. Уже подумывал о «дембеле».
Но началась Отечественная война. Летом 1942 года его воинскую часть перебросили с Дальнего Востока на Западный фронт. После короткой учебы Федора назначили командиром орудия – «катюши», прославленного, секретного в то время, грозного оружия Красной Армии. И из боя - в бой. Ему повезло больше, чем братьям. Провоевал до конца войны, отпраздновал День Победы, остался жив и даже не был ранен.
Летом 1946 года уволился из армии, вернулся в Большой Краснояр. Односельчане избрали его председателем колхоза «им.Коминтерна».
В середине 1950-х годов Федор, понимая ущербность своего образования и ощущая недостаток профессиональных знаний, поступил в трехгодичную школу по подготовке агрономов. Далеко не в юношеском возрасте поехал в Тюмень и сел за парту. Успешно закончил школу. Получил диплом и квалификацию агронома. Вновь был избран председателем колхоза «им. Коминтерна».
В середине 1960-х годов Федор уехал из Краснояра с семьей в районный центр Бердюжье, что находился в 200-х километрах от Омутинки. Несколько лет руководил Бердюжским звероводческим совхозом - сравнительно небольшим, спокойным, прибыльным хозяйством. Но все это время его тянуло к земле.
В 1970-х годах ему предложили должность управляющего фермой в Окуневском совхозе. Федор без сожаления оставляет районный центр и с семьей переезжает в деревню Окунево (20 км от Бердюжья). Проработал несколько лет в совхозе. Вышел на пенсию и остался в Окунево навсегда.
Участник Великой Отечественной войны, Федор пользовался почетом и уважением односельчан, местной и районной администрации. В связи с 85-летием со дня рождения брата Бердюжский райисполком устроил торжественный вечер по чествованию Федора – участника Великой Отечественной войны, орденоносца, кавалера медали «За отвагу», хорошего в прошлом управляющего совхозной фермой. Юбиляру было сказано много речей и подарен легковой автомобиль «Ока».
Умер в 2009 году.
Вячеслав Григорьевич
Родился в 1923 году. С 1935 года по 1941 год Вячеслав учился в Омутинке. В 1941 году окончил (пока только один из пяти братьев) десять классов. Вместе с аттестатом об окончании средней школы получил в Омутинке хорошее духовное и физическое развитие. Любил книги, много читал, неплохо играл в шахматы, волейбол, футбол, работал на турнике.
По окончании десятилетки решил продолжить учебу в ВУЗе. Получив аттестат об окончании средней школы, посылает документы в Севастопольское Высшее военно-морское училище. Готовится к вступительным экзаменам. Уже настроился примерить курсантскую тельняшку, как началась война. В октябре 1941 года Севастополь осадили немецкие войска.
Зимой 1941 года Вячеслава направляют на учебу в г.Ачинск Красноярского края в артиллерийское военное училище. Обучение в училище проводилось по ускоренной шестимесячной программе. По завершении скоротечной учебы летом 1942 года молоденьких лейтенантов погрузили в «теплушки» и отправили на фронт в действующую армию.
На фронте Вячеслав становится командиром минометной батареи, попадает со своей батареей на передовую и бьется с врагом в самом пекле военных битв, в том числе участвует в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. В каких только передрягах не побывал, чудом остался жив.
Около года лечился в госпитале в Армянской ССР, в г.Ленинакане. Вылечился – и снова на фронт. Командуя батареей, с боями дошел до Чехословакии. Принял участие в освобождении от немцев столицы Чехословакии - г.Праги. То был последний бой в его жизни. Война закончилась.
В конце 1945 года Вячеслав уволился из армии в звании старшего лейтенанта и вернулся на родину в Большой Краснояр. В 1947 году поступил в двухгодичную свердловскую юридическую школу, после окончания которой работал следователем районной прокуратуры в поселке Вагай.
Продолжил образование. Поступил заочно на юридический факультет Свердловского института. Без особого труда закончил его.
В 1953 году Вячеслава переводят в районный центр Велижаны на должность районного прокурора. За Велижанами последовали райцентры Дубровно, Бердюжье, Армизон, Викулово и, наконец, Голышманово. Райцентры сменялись, как цветные узоры в калейдоскопе. Согласно законодательству Российской Федерации устанавливался пятилетний срок работы прокурора в одном районе, по истечении которого прокурора переводили в другой район на очередное пятилетие.
Вячеслав любил свою работу. Был, как теперь принято говорить, специалистом-профессионалом самой высокой квалификации. Делал все, что от него зависело, чтобы в обществе торжествовал закон. Его ценили в республиканской и областной прокуратуре. Его фотография постоянно находилась на Доске почета республиканской прокуратуры в Москве. Он один из немногих районных прокуроров получил звание «старший советник юстиции».
7 мая 1993 года Вячеслава не стало. В нашей памяти - людей, близко знавших его, он остался порядочным, доброжелательным, с большой долей юмора человеком.
Леонард Григорьевич
Родился в 1925 году. В 1934 году поступил в первый класс Б.-Красноярской начальной школы. В 1938 году тяжело заболел, что-то случилось с глазом (в 1970-х годах, после рецидива болезни, он лишился этого глаза). Из-за болезни пропустил учебный год. В июне 1941 года окончил шесть классов. С началом Отечественной войны стал подрабатывать в колхозе. В то время пристрастился к чтению художественной литературы и до последних дней своих читал запоем. Брал книги в библиотеке, у знакомых, покупал, выписывал «Роман-газету». Своей библиотеки не имел, книги, журналы не хранил. Прочитывал и отдавал кому-нибудь.
У Леонарда был прекрасный голос. Он много пел в художественной самодеятельности. Послушать его к нам постоянно приходили родственники, друзья, знакомые, приезжавшие в деревню гости односельчан.
В 1942 году Леонарда вместе с одногодками вызывают повесткой в райвоенкомат, но в армию не забирают: не вышел ростом – 148 сантиметров. Однако, через непродолжительный срок, невзирая на малый рост, его призывают на службу. Направляют в учебную команду на станцию Юрга Кемеровской области. Два месяца обучают военному делу – и на фронт.
В бою за город Казатин (Украинская ССР) он получает тяжелое ранение. Разрывная пуля угодила в щиколотку правой ноги, переломала кости, разорвала ткань длинными лучами от лодыжки до колена. После продолжительного лечения в алтайском городе Бийске Леонард получает вторую группу инвалидности, в придачу пару костылей и, сопровождаемый медицинской сестрой из госпиталя, возвращается в Большой Краснояр к матери.
Врачи снова положили его в госпиталь в г.Заводоуковске, недалеко от Омутинки. Последовали несколько операций, длительное лечение, после которого он стал ходить самостоятельно, без костылей. Полностью излечить недуг не удалось. Остались хромота, искривление стопы. Обострения болезни частенько укладывали его на больничную кровать. После бесконечных медосмотров ему дают инвалидность – 3-ю группу, назначают мизерную пенсию. Перед ним во весь рост стала проблема занятости, трудоустройства.
Леонард не имел профессии, приличного образования. Для него определяющими в выборе занятия были обстоятельства, случай. Ведь в деревне было всего одно предприятие – совхоз. За свою жизнь он поменял много занятий. Был заведующим сельским клубом, пчеловодом, электриком, плотником, скотником, да всего и не перечислишь. Всю свою жизнь он оставался в Краснояре. Если оставлял его, так только на время отпуска, и то не больше, чем на недельку.
16 октября 1987 года Леонард скончался в возрасте 62-х лет. Несмотря на несчастья, не оставлявшие его на протяжении всей жизни, он до последних дней оставался оптимистом, с большой долей юмора, добросердечным, душевным человеком.
Вольдемар Григорьевич
Родился 12 декабря 1927 года. В детстве, как и большинство деревенских детей, любил подвижные игры - футбол, хоккей, лапту, городки. Любил ходить на лыжах, кататься с крутых гор, бегать на коньках.
В футбол играли босыми, бутсов ни у кого из детей не было. Кожаный футбольный мяч – большая редкость. До войны хороший футбольный мяч, как и волейбольный, оставался недоступным для большинства деревенских ребят.
Детские игры чередовались с купанием в Воронушке. Искупавшись, все мальчишки располагались тут же на берегу на ровной полянке. Начиналась борьба, что-то вроде теперешнего самбо. Устанавливали «весовую категорию», борцовские пары, судили старшие по возрасту ребята. По окончании соревнований – снова в речку.
Зимой, как только становилась Воронушка, и появлялся слабенький лед, вся детвора высыпала на речку. В нескольких местах возникали хоккейные площадки. Играли в хоккей с мячом. О существовании канадского хоккея мы тогда не подозревали. С экипировкой было худо. Коньки у большинства детей были деревянные, самоделки, с круглой проволокой вместо ножей-лезвий. К валенкам коньки крепились веревочками или ремешками. С клюшкой вопрос решался просто. По берегам речки росли кустарники, деревья, каждый вырезал из сучьев себе клюшку по вкусу.
22 июня 1941 года грянула Великая Отечественная война, которая предопределила мою дальнейшую биографию. В военное лихолетье и в долгие послевоенные годы я, как и многие мои сверстники, был лишен свободы выбора занятий по душе, по желанию, соответствовавших моим наклонностям, призванию, а делал то, что обуславливалось обстоятельствами, что было надо.
Весной 1942 года мне, подростку, неожиданно предложили занять должность заведующего избой-читальней (клубом). Наследство досталось мне не из лучших. С началом войны ушли на фронт наиболее деятельные активисты клуба. Клуб как центр деревенской культуры прекратил функционировать. Однако с помощью учителей средней школы удалось создать небольшой коллектив молодых, энергичных, необычайно деятельных активистов-единомышленников. И дело пошло.
Ставились пьесы на сцене клуба. Спектакли всегда проходили при переполненном зале. Сейчас я понимаю, что селяне приходили в клуб не столько ради представления, сколько из-за того, чтобы хоть какое-то время, оставив опостылевшую избу свою, побыть среди людей, поделиться бедами и горестями, которые принесла в дом война.
Большой популярностью у зрителей пользовался хор, исполнявший любимые русские народные и современные песни. Периодически из районного центра в Краснояр присылали кинопередвижку для показа кинофильмов.
Приезд киномеханика с аппаратурой в деревню был большим событием. Слухи о предстоящем кинофильме мгновенно разлетались по деревне. Вечером, задолго до начала сеанса, зрительный зал в клубе был уже заполнен селянами.
В ноябре 1944 года граждан Советского Союза 1927 года рождения призвали на действительную воинскую службу. Это был последний военный призыв.
И я получил повестку, которую ждал, и которой был рад. Служба в армии – это и конституционная обязанность каждого гражданина и патриотический долг - именно так нас воспитывали. В деревне армейскую службу рассматривали как настоящее мужское дело. К парням в военной форме относились уважительно земляки, на них поглядывали девушки, ими гордились родные.
Был отобран для учебы в Челябинском авиационном техническом училище. Почти все курсанты в моем отделении оказались уроженцами Тюменской области, поэтому в отделении сразу же установилась атмосфера дружбы, товарищества.
В начале мая 1945 года нас потрясла радостная весть. Советский народ, его Вооруженные Силы принудили капитулировать фашистскую Германию. По случаю Победы в Великой Отечественной войне состоялся парад войск Челябинского гарнизона. В параде участвовало и наше училище.
Наступил сентябрь 1945 года – пора выпускного экзамена. Лучшие выпускники направлялись служить за границей. В их числе оказался и я.
В 1955 году окончил Двинское военное авиационное радиотехническое училище ВВС. В 1966 году – исторический факультет Дальневосточного государственного университета.
Начинал службу в Польше, г.Жешув, в штабе Четвертого Гомельского гвардейского авиационного корпуса. Потом была Северная Корея. Затем последовали годы службы в Дальневосточном военном округе; в г.Энгельсе Саратовской области; в Мачулищанском гарнизоне в Беларуси.
После увольнения в запас остался жить в Беларуси.
В.Г. Стабровский умер 18 мая 2009 года.