Интервью с Капустиной (в супружестве Нелюбиной) Раисой Терентьевной, 1938 г.р.. Д. Уптала Томского района.

Интервью взяли Назаренко Т.Ю., снс ТОКМ, и кадет 3 взвода Северского кадетского корпуса Плотников Иван Андреевич. На интервью присутствовала племянница респондента - Л.В. Корякина.

Капустина Раиса Терентьевна – младший ребенок в семье Терентия Алексеевича Капустина и Марии Нестеровны (Процких). Родилась в д. Уптала в 1938 году, замужем с 1957 г. за Владимиром Дмитриевичем Нелюбиным, 1935 г.р. (в настоящее время вдовеет). Работала на ЛПК сортировщицей. Сортировала доски. «Раньше на Большой Подгорной было все сплошь досками уложено. Работа у тети Раи была тяжелая. Был такой большой сарай под крышей, штабели леса. И вот она эти доски ворочала», - пояснила Лидия Викторовна Корякина.

Раиса Терентьевна:

Рядом с деревней Покровкой был порошковый завод, из березы делали дегтярный порошок для СХК (на Пятый Почтовый). Сперва из березы делали деготь, потом из него порошок. Пилили березу метровую,толкали в большую печь и замуровывали, а снизу топили. Береза плавилась, и по ложбинке бежал деготь, его потом перерабатывали, и получали из него порошок. Отец Лиды следил, чтобы огонь не потухал. Уголь был тоже, его продавали на дрова. Березу запасали специально, росла она прямо тут же. А печка была большая, метровая. В бочки укупоривали этот порошок и увозили на Пятый Почтовый. Они, правда, не говорили, куда, но на машинах было написано, что военные. Это Люба так говорила, я ж там не была, только дома у них однаджы была. Они так и говорили – на Порошке, на Порошковом заводе. Там 2 дома было» (Люба – старшая сестра Р.Т.).

Мы сами жили в Уптале. Отец в 1942 году не пришел с фронта, мы жили с мамой. Отца призвали в армию 20.09.1941 года. Отца я практически не помню, мне три годика было. У меня еще братик Толик 1940 года был, маленький. В семье ищут сведения о том, где он пропал.

Мария Нестеровна приехала с Белоруссии в 1934 году, Люба тогда была маленькая, ее на руках привезли. В Белоруссии сильный тогда был голод. Мама вышла замуж за вдовца. А Терентий Алексеевич Капустин был из Курской области.

Маруся была с 1926 года, Катя - с 1928 года, Нюся - с 1929 года, Александр - с 1930. Нюся осталась в Томской области, жила в 86 квартале, Маруся и Катя уехали жить в г. Конотоп на Украине, Илья – в Крыму. И мы: Люба маленькая – она родилась в 1933 году, удочерена Терентием, и после нее родились Раиса и Анатолий. Нюся с нами была, она нас и вырастила. Потом она закончила 4 класса, и ее взяли в школу мыть пол, она деньги получала. У нас же денег не платили колхозникам, а она зарабатывала. Нюся у нас красивая была, голубоглазая. Она рано умерла, в 54 года. Цирроз печени заработала. Пить стала. Муж, Иван, ее на работу не пускал. Дома она такой огород раскорчевала, клубники столько было. Она в город по 5 ведер возила и продавала. А там бабки стали к ней ходить, такие же молодые, стала пить, и получился цирроз печени.

- То есть пили женщины?

- Женщины. А мужчин там и не было. Они - которые в лесу работали, а которые, несколько женщин, тоже работали на линии, на железной дороге.

- Как жили колхозники?

- Своим хозяйством. У нас тоже была корова, и мы еще держали бычка, телочку, на нем возили сено, дрова. Привозит мама, нас будит. Я закончила 4 класса: в Уптале 4, в Верхсеченово – до 7 класса. А дальше уже в Рыбалово. Я полгода походила. А в сапогах - ноги мерзнут. И не стала ходить. Взяли меня на ферму, дали валенки с калошами, и я свиньям варила, мама там ухаживала за свиньями. Вот такая жизнь у нас была плохая. Я варила свиньям: уходила часов в 12 вечера, а к утру приходили все, и чтоб была готова картошка, каша для поросят. А картошку привозили мерзлую. Ее долбили и возле избушки высыпали. Я сначала их натаскаю, в котле большом мыла, такие вилы большие были, с шишечками на концах, чтобы картошку не проткнуть. И вот этими вилами вытаскивали горячее. Они не острые, с шишечками, а воду не наливали, на пару томили, без воды. Спать же охота – только усну, в печке все прогорает. Так всю ночь. Потом надоело варить, меня свинаркой взяли. Люба и мама тоже были. Свиней надо было все время караулить. Свинья опоросится – надо поросенка взять, если задавит, то трудодни снимали. И вот всю ночь сидишь. Свинья опоросится - ее в одну сторону, поросят в другую. А я один раз пришла, захожу, тут же рядом, печку топим. И свиноматки. Я не могу понять, что такое. Сосут свинью, и поросята вроде отдельно. Я посмотрела – крысы – вот такие, бегают, и отгоняют поросят, а они визжат. А мы их подкармливали, кашу варили, молоко возили с молокозавода, с Лаврово, и крысы рвались в корыто, аж на меня прыгали. А травить нельзя - из-за поросят. Только когда лето, на летнем лагере, обгораживали там свиноферму, тогда в цеху травили. И то крысы их и там найдут, за кормом. Свиней мы не мыли, солому им стелили, они в соломе спали. Вот, надоели мне крысы, работа ночами, свиньи эти. Я и вышла рано замуж. Парень приехал из города, посватал. А какая жизнь будет, я не знала.

- А чтобы из деревни уехать, что надо?...

- Надо от председателя справку. Собирают собрание, решают. Я вышла замуж, отпустили. Фамилия другая, муж в городе. Девчонки, было, уходили в город работать, домработницами. Их найдут и домой везут. А если учиться – пожалуйста, учись. Нюся в ремесленном училась, много девчонок отправили. Фрезеровщики. Они жили в общежитии. Мы натрем картошки, мама наморозит.

- А уйти из одной деревни в соседнюю, например, потому что с односельчанами личные отношения не сложились?

Не было такого, мирно жили. Ну, если - было бы жилье, а так не сложно. Все равно в колхозе работать. С Лавровой в соседнюю переходили. Но так вообще держались своей деревни. Свой председатель ценил своих рабочих.

Собственное хозяйство: корова, овечки 3-4. Огород по 50 соток. Сами огород копали, и картошку сами копали. Окучивали сами. Пахать на чем? Всех лошадей хороших забрали на фронт тогда. А которые остались – она, бедная, тянет, тянет плуг и упадет. Такие старые. А потом, в 1947-48 году лошади сами, свои подросли. Тогда по очереди пахали нам огород. Садили вручную. Окучивали дети - взрослые все на работе. С любой пойдем - передеремся все: неохота идти, жарко. Полоть надо! Накапывали по 100 мешков. В доме был подпол, вмещал картошку. В огороде был погреб. Выкопана яма, закрыта горбылем и закидана землей, чтобы не померзла картошка. Стены не заделаны, кто б нам заделал - одни бабы. Зимой открывали погреб. Потом дядя Яша, как пришел с войны, он помогал.

Я не боялась никакую лошадь запрячь, работала на них. На годовалом бычке возили. Если на него нокнешь: «Но!», - он остановится и не идет. Хоть замерзай в лесу. Потом по-хорошему – маленько сена дадим  - за сено идет.

- Головней под хвост – было?

- Нет. Бережно. Бычка мы жалели, хоть и возили на нем. Другие на коровах возили, а мы нет. Мама говорит: «Это кормилица наша!». На бычке или на   телочке.

- А они женщин слушались?

Ну это же свой бычок, привык. А казенный – да, там такие быки, что с места не сдвинешь. А то везет санки с дровами. Мы наложим, домой привезем, распилим их. Так все работали.

Свиньи, коровы ели последы. Если корова послед съест – молоко плохое. Но мы брали теленка, мама не разрешала, корова родила – теленку дают первые 2-3 удоя, а потом делили между людьми и теленком.

Выходной в школе только в воскресенье, а кто на фермах – никаких   выходных. Мужчины служили   в армии и, если не раненные, то после войны не сразу возвращали. Выходило по 7 лет. Коля Орлов, Миша Кулик, Сороков - они не 3, а 4 года отслужили.

Девушки выходили замуж рано.

- Вот по рассказам выходит: держали скотину, овец, кур – а на столе одна картошка.

Потому что в огороде налоги не платили. Мы платили за скотину.  Записали овечку – овечка должна родить ягнят. Их еще нет, а пишут - сдать три шкуры. Шкура, шерсть. Если 2 овцы, то надо сдать три шкуры, а если одна – полторы. Идут описывать скотину - мы лишних прятали, кто в погреб, кто куда. С поросят – мясо и кожа. Кожу всегда сдавали. Если для себя заколол. С коровы – молоко, масло. Если не сдашь – судили. Когда собрали всех наших женщин с деревни - и про недоимки. А мама выступила: "Наши мужья погибли, а вы с нас шкуры дерете. Снимите с меня шкуры". Забрали, сутки держали в Томске, потом отпустили. Злые языки, нельзя так! А им можно!

- А если человек не сдал налоги, но и не возмущался?

Забирали работать. Сколько мужиков - забирают, а обратно не возвращаются. Куда их девали? Так женщины после стали молчать. Сутки маму держали, дети же дома!

Если мать жива, но не дома, то никто не помогал, старшие дети заботились, или сами. Никто не помогал. Однажды помню: война кончилась, из Германии везли тряпки раздавали бедным, у кого семьи большие. Нам не досталось – Нюся уже замуж вышла. Раздавали - кому платье, кому трусы. Похоже на гуманитарную помощь.

Домик был – еще от отца остался, бревенчатый. В ограде которые были сараи – мы все посожгли, потому что нечем печку топить. Мороз, холодно. Дрова сырые, плохо горят. В ограде спилим столб - на растопку. Оставался один сарай, а тут все посожгли. Ограда же была вся от снега закрытая. Старая изба была - кухня и одна большая комната. В комнате стояла печка-буржуйка, ее труба была выведена в трубу русской печи. Печка была обыкновенная, маленькая, ее привезли в комнату. В русской печи пекли хлеб. Большая печка. У всех в деревне так было - железные печки, прогорали быстро, было очень холодно. Печки были кустарной работы.

А вперед люди приезжали, ничего не было – сами рубили лес и сами себе поле назначали. Дорога была Кубовая. Был Кубов какой-то, дорога была, поле. Так и говорили: «Пойдем на  Кубово поле». Ну приехали люди, и вот они сами корчевали. А еще одна дорога была, тоже ее называли как-то. Потом начали колхозы организовывать. Он у нас назывался "Путь к коммунизму", и председателем был Иван Андреевич Юрастов, долго был. 60 домов было в деревне, Лидия Викторовна застала 30. А после войны приезжали еще такие женщины, себе копали землянки на краю деревни. Они приезжали, война там шла, они голодные. С Белоруссии много. Одна семья - у нее брат жил, Павлов Федя. Она к нему приехала, а у нее своя семья большая. А ей жить негде, вот он ей землянку сделал в конце деревни. У нее девочка была, а потом еще родила.

- От мужа или где-то сошлась?

Ну, беременная приехала. Мужа убили, она приехала к брату, а брату она не нужна. Она потом от воспаления легких умерла, а детей забрали в интернат.

Фамилии в деревне: Крысенко, Петрова, Павлова, Капустины – мы одни были; Скляренко, Юрастовы – две семьи было. Гоша-гармонист,  что рядом с кладбищем были, и через речку еще жили. Он был танкистом на фронте, а   она - всегда почему-то Санечкой звали. Тужилкины.

 Я не знаю - ни когда  была основана деревня, ни почему она  получила название Уптала.

- На карте есть река с таким названием.

Р.Т.: Не было в деревне у нас реки, у нас был пруд.

И татары были, и украинцы, и белорусы. Крысенко, Юрастовы – это все с Украины приехали. Белорусы были, латыши, литовцы.

Мужчины в семье не было, Толик был еще ребенок. Вот Илюшка - мы с Илюшкой тоже за дровами ездили. Весной, как только начинают пахать, и мы идем на картофельное поле старое, там собирали картошку мороженую. Мама варила, которую толкла и делала лепешки. Нас так тошнило от этих лепешек. Ни жира, ничего нет. Сейчас хоть растительное масло. Этим мы и жили, питались. Хлеба не было, картошкой одной питались. Я в 57 году замуж вышла – первый раз хлеба в Томске поела. Ну был, конечно, хлеб, но очень мало, если 40 кг пшеницы получат, ржи этой-то смелят, приготовят. Делала мама лепешки.

А все равно все были веселые, придем на ферму, все песни поем. Какие? Вот: «Расцветали яблони и груши», потом… да много таких песен. Вот накормят свиней, всё уберут, почистят - и опять поют. И на покос, когда летом на покос на лошадях едут, далеко покос, и с покоса – все поют.

- Откуда вы узнавали песни? Народные песни пели?

Радио у нас не было. Песни в школе учили, пение было каждую неделю. Мы, когда увидим, что идет учитель, то садились все и начинали песни петь. Он дверь откроет: «Вот вы сидите поете  - и дышите пылью! А я не буду заходить». Народные песни не помню. Ну, кто запоет, то пели.

Люба с Нюсей работали на комбайне. Комбайн молотит, и в бак складывается зерно. Они подставляют мешок, наберут и кидают на телегу. Трактористам, комбайнерам давали хлеб. Стеснялись они вместе со всеми есть: у них хлеб, яйца, молоко; в принципе не было организованного снабжения питанием. Поедят картошки, а потом мешки эти по 70 кг. с зерном. Парни едут на лошади - им сразу в телегу кидали, потому что с земли-то уже не поднять.

Комбайны появились  до замужества незадолго. Когда жали серпом, то потом на молотьбу. Как сожнут, так сразу и молотили. Сроки жатвы - в августе и сентябре. Суслоны составляли - 9 снопов стоит, а сверху 10-й, для ровного счета, и чтобы не мочило. Парни подают снопы, а женщина разрезает и кидает в барабан, а барабан обмолачивается. Идет шнур, и движок. На молотилке все женщины и девчонки работали.

Я все на лошади верхом ездила, потому что я маленькая была, мне делать на покосе тяжело. Мне говорят: «Ты лучше волокуши вози». А волокуши – это две березы связанные, на них подъезжаешь, накладывают сено, вилы втыкают, и конь едет. Потом сено остается. Коней на водопой гоняла. Ездила без седла. Вся жопа была избита, сесть не на чего. Ребятишки быстро едут, и я за ними. Я не падала. И запрягала, и распрягала - все делала. Отец меня первый раз на лошадь посадил, я помню, страшно было, маленькая, а потом я ездила в Лаврово за молоком, за обратом. Обрат - это из молока, которое перегоняли на масло. Молоко поросятам, а обрат тоже поросятам, подростковым. На телеге две бочки поставят. Пока везу - и в обрате там уже был творог. Его выловят, нажмут в чашку и ели. Дома-то что поешь, а есть-то хочется. Одна корова была, так всё сдавали. Если молоком - молоко сдашь, себе ничего не остается. Масло. Сперва сами делали, потом привезли сепаратор, и мы носили на сепаратор. Сепаратор привезли… я не помню. Масло сами делали. Дома масло били в деревянной маслобойке. И в бутыли трехлитровой, четверти. Колотишь, аж руки отваливаются. Масло это, пока оно мягкое – вытрясали. На коленках катали. А потом приезжали с Томска, собирают масло. Принесешь – родители носили уже - она рукой как схватит за масло - если там чуть сыворотка, не принимает. Надо чтобы сухое. Масло делали на совесть. Все боялись тюрьмы.

- А за что можно в тюрьму попасть?

Ну вот в полях собирали колоски. Не тогда, когда оно еще не сжато, а когда уже все сжато. Нам велели собирать в мешки и тоже возить на молотилку. А жали серпами. Это потом уже комбайн стал, я еще на комбайне работала, солому укладывала.

- А деньги откуда все же мог получить колхозник?

Делали крахмал, мама делала, продавала. Крахмала насушит, терли картошку. Вообще картошка была всей деревне помощь.

В принципе, можно было сдать в магазинчик в Уптале продукты. За них давали деньги. Яйцо – 5 коп. Вырастишь поросенка, продашь – вот деньги.

На лесозаготовки увозили. Я не попала на лесозаготовки. Мне исполнилось 18 лет, тогда лесозаготовки отменили. Мама была, и Люся каждую зиму. Маму отправляли на Кеть лес сплавлять. Она была в резиновых сапогах, поскользнулась, упала под бревна. Ладно подруга вытащила багром, в Комсомольский. Они потом с подружкой сбежали, и им деньги не заплатили. Но вообще давали деньги. Но при этом. Их за побег не наказали – вернулся в колхоз, в колхоз и взяли.

Одежда. Штаны парням как дали – так значит, взрослый. Одни валенки на нас с братом. Зимой девчонки ходили в ватниках. Ни плавок не было, ни трусов - ничего. На лесозаготовки увозили.

О школе. Директор – Евангелина Николаевна, Ева, Геля – хорошая. Она была у нас. Классный руководитель по математике. Высокая была, строгая - «Ты проверяй точно!». Пошли экзамены сдавать в Сеченова - все хорошо поступили. Первый учитель, Прокофий Сергеевич Киселев, тоже за каждую буковку требовал. А как учились? Чернилами писали, обмакнешь перо в чернила - и на тетрадку. А тетради давали – дадут тетрадь – и целый год пиши. В первом классе листочки давали, во втором – тетради. В третьем. И берешь, чтобы не замарать. Тетради давали в школе. У Прокофия Сергеевича (папа его все "Прокоп Сергеич" звал, а он Прокофий) одна рука была сухая, его на фронт не взяли, а прислали к нам учителем. Была еще директор школы в Верхне-Сеченово, Александра Ивановна, она вообще была без руки и писала левой. А почему она руку потеряла, я не знаю. Она учила – строгая была. Историю она вела. Потом учительницу прислали с дипломом, и ее освободили от должности, стала в начальной школе вести. У нее диплома-то не было, тогда многие учителя были с 7 классами. Прокошкина Ольга, 7 классов закончила – учительница была. Лидия Яковлевна была учительница. Учились долго. В 4 классе были парни, заканчивали - и в армию уходили. Я пошла в 4 класс - мне 14 лет было, в пятый – 15. Не в чем в школу было ходить. Я если обула вперед валенки, телогрейку и убежала, Толик сидит плачет – ему не в чем в школу было ходить. Год проходит -   кто что успеет схватить, то и выучились. Долгое время с одеждой было плохо. И никто не болел. Больницы не было. Ели все с огорода. Морковку надергал...

Ближайшая больница была в Верхсеченово. Акушерка. Кто рожает, вот она роды принимала. А так были здоровые.

Учились из Каменки, из Лаврово, из Покровки. От нас до Верхсеченово было 5 километров, Каменка была рядом. Все ходили в одну школу, учились в 2 смены, много же нас было. Одни с обеда, одни с утра.

-Был ли в Уптале клуб?

Была контора, ее перевели в Верхсеченово, и мы собирались в здании -  топили там печку. Был свой гармонист, поиграем, песни попоем. Гармонист был почетный человек. Я училась во втором классе, к нам привезли латышей, 8 семей. Вот у них был один парень, он хорошо на гитаре играл. Потом ему родители купили гармошку. Латыши были сосланные, я доучилась до 8 класса. Им разрешили уехать, они и уехали.

Латыши были трудолюбивые, их поселили в старых заброшенных домах, так они так их отстроили! Трудолюбивые люди были. Когда уезжали, дома продали колхозникам. Смышленые были люди, учились хорошо. Улдис, как уехали в Латвию, он мне письма писал: «Поедешь с нами». Такой работящий был. Зимой пойдет прорубь делать, руками лед очищал. Делали поилку для лошадей. Лунку сделал, от лунки идет отвод.

Радио провели в 1954 году, кажется.

Кино смотрели в Уптале. На берегу, где ясли были, рядом со школой, они   кино крутили. Вешали полотно, и билет детский стоил 5 копеек. Взрослый – 25. А денег нету. Пойдешь в магазин, яичко сдашь – 5 копеек стоило яйцо. Так мы обшарим все гнезда - охота же! А парни крутили движок, крутят бесплатно, и одного человека проводил. Если проводил - просил две части крутить. Он крутит, а там показывает. Сидели, кто на полу, кто на чем. Дети так всегда на полу. Сначала фильмы были немые, озвучивали потом.

- Нравилось кино смотреть?

- А че делать в деревне больше? Как увидим, что на лошади везут движок, все бегут кино смотреть.

Дядя Яков был сильно ранен. У него было перебитое сухожилие. Он рассказывал: «Выходили из окружения. Набрали на поле мерзлой картошки, только сварили ее - летит немец. Увидел костер и прямо  в них бросил бомбу. Много народа погибло. Его откинуло, очнулся - а у него нет грудной клетки. Он в 1946 году вернулся с фронта. У Якова Нестеровича есть жена, тетя Христина, и двое детей. Виктор – после войны. А до войны – Анна и Василий.

Жили рядом разные национальности. Но если у кого свадьба, то обязательно кого-нибудь побьют. Обязательно драка. Ребята с одного конца, с другого.

- Как свадьбу справляли?

Обязательно самогонку гнали, не помню из чего. Если летом   - то обязательно на улице. Возле речки столы поставят. А нас, пацанов, полно там. Мы тоже прибежим, смотрим. Гармошка. Зимой невесту везли на лошадях в Верхсеченово - там регистрировались.

- Были случаи сожительства без регистрации?

По-моему было. Нормально, они жили по сто лет.

- А если женщина без мужа рожала. Было особое отношение?

Нет. Многие овдовели, у иных женихов убивали. Никогда никого не обижали.

- Какие праздники?

Отведут посевную – отмечали, осенью, когда урожай. 7 октября в школе делали обеды. Сначала учениколв накормят: до обеда со своей кружкой, ложкой, чашкой бежишь. Потом взрослые. Давали хорошо – дома одна картошка, а тут борща дадут, картошка с мясом, обязательно мяса кусок. Продукты давал колхоз, председатель. Поросенка резали – на всю деревню хватало. Снег уже был. Я скорее поем, бегом домой – валенки отдать брату. Хлеб пекла Крысенко бабка.

Религиозные праздники не справляли. Даже красное яйцо не дай бог увидит учитель, или на кладбище сходишь. Когда поминки какие – учитель ругал. Если поминать, бабушки тайком угощали. Взрослые справляли. Но очень строго. И учитель, и председатель - строго. Но когда наши мужики поехали в город, в Томск, и пошли в  церковь, то увидали там Прокофия Сергеевича. И вот они тогда нам рассказали. Мы с крашеными яйцами в лес убежим, там катаем. Если чье яйцо разбилось, то съедаем. Но чтоб в открытую... Паски не стряпали - не из чего.

Иконы в доме были. 4 иконы у мамы очень красивые были.  У Тетки Христи. Ее брат в Новосибирске был главным попом. Он приезжал, нас крестил всех.   Тетка нагрела воды, налила в казан - позвала всех на улице, и поп всех окрестил и в ложечке давал - причастие, просвирки.

- Почему часть народа называли кого – Христя, а другого - Милька?

Как в семье называли, так и всех. Тетка – это взрослая женщина, а бабушкой звали только кровную бабушку.

- Во время войны ходили за продуктами горожане?

У нас нищих – одни пройдут, другие придут. И все просят. А чем давали? Картошкой. Мама одного попа привечала – молока, хлеба. И после войны. Но они не воровали ничего. Крючки, запоры – этого не было, никто этим не страдал. На щеколду закрыл – дома нету. Уже никто не заходит.

- Делали ли в частном хозяйстве помощь?

На покосах. Колхозное было удобное, а наша земля – одни кочки. Овес сеят с горохом, и мы ели горох – бригадир гонял с поля детей.

У нас женщина одна украла зерна карман – ее посадили. Зерно возили в Каменку, а со всех – в Шегарку, а оттуда в Томск. С вечера уедут, к  утру туда подъезжают. Попробуй укради - сразу тюрьма. Но кроме той женщины никого не помнят.

- А брали ли зерно в карманах?

В карманы, в сапоге. Ногу задерет, высыпет - мы вымоем, пожарим. Нас гоняли с молотилки. На веялку забежим, нам: «Вас кто видел?» - «Нет!» «Ну давайте карман, и идите отсюда, пока никто не увидел. Бегите вон туда, чтоб никто из мужиков вас не увидел». Председатель (бригаром был Яборик). всегда говорил: «Женщины, на молотилку детей не пускайте». Придешь домой, высыпешь – ели жареную пшеницу, на сухой сковородке. Драники пекли на печке без масла. Тертая картошка без всего. Если мама печку топит, будет немного муки с тертой картошкой. Возьмешь на работу – почернеет, картошка же чернеет…