Добавлено 966 историй
Помочь добавить?
Интервью  с Белик (Слепаковой) Лидией Ивановной

Интервью с Белик (Слепаковой) Лидией Ивановной

Интервью  с Белик (Слепаковой) Лидией Ивановной

Белик (Слепакова) Лидия Ивановна, родилась в д. Милоновка в 1948 г. Замужем за Беликом Николаем Лаврентьевичем, родившимся в с. Кузовлево в 1946 г. Проживает в г. Северск.

Материнская линия: Слепакова-Казакова Анна Ильинична, дедушка и бабушка Казаковы Илья Трофимович и Федосья Елисеевна, есть сведения, что Казаков Илья Трофимович был в Сибири с 1904 года; отцовская линия: Слепаков Иван Сергеевич, бабушка и дедушка – Сергей Афанасьевич и  Евдокия Никодимовна. Переселились в Сибирь в 1913 году.

Все проживали в д. Милоновка. С 1948 года респондент жила в Милоновке, сведения получала от матери, теток по отцовской и материнской линии, расспрашивала целенаправленно. Переселенцами были бабушки и дедушки как по отцовской, так и по материнской линии. Есть основания полагать, что Казаков Илья Трофимович, который в Сибири с 1904 года, был ходоком, выбиравшим место. Сама семья приехала в 1913 году.

Линия Казаковых.

1-е поколение, дед и бабушка Лидии Ивановны.

Казаковы Илья Трофимович (1874-1940) и Федосья Елисеевна (1873-1945) г.  в 1904 году возраст Ильи Трофимовича был 30 лет, а в 1910-м  им было 36 и 37 лет.

 Братья: Казаков Сергей Трофимович, Казаков Лазарь Трофимович, Казаков Никон Трофимович (был раскулачен). Можно предположить, что был Кузьма Казаков, но о его существовании Лидия Ивановна не помнит..

 2-е поколение. Родители, дядья и тетки Лидии Ивановны.

  1.     Казакова Домна Ильинична. 1905 – 1925 (именно о ней упоминается, что простыла, спасаясь от пьяного мужа, и умерла.)
  2.     Казаков Илья Ильич. 1911-1970.
  3.     Казакова Евдокия Ильинична. 1913 – 1934
  4.     Слепакова Анна Ильинична 1915-2009 (урож. Казакова, мама  респондента)

        Казаков Николай Ильич. 1917-1988.

Линия Слепаковых.

1-е поколение, дед и бабушка Лидии Ивановны.

Слепаков Сергей Афанасьевич (без года) и его жена Евдокия Никодимовна (без года).

Его брат Слепаков Евмен Афанасьевич, 1882-1946 и его жена Слепакова Евдокия Астаповна, 1886-1962

Дети Слепакова Сергея Афанасьевича:

1. Слепаков Илья Сергеевич

2. Слепакова Мария Сергеевна

3. Голушкова Анна Сергеевна 1915-1967 (?)

4. Слепакова Нина Сергеевна б/г.

5. Слепаков Иван Сергеевич, 1918-1970 (муж Анны Ильиничны)

6.Слепаков Николай Сергеевич 22.05.1921 – 17.05.1951

7. Слепаков Александр Сергеевич 03.03.1928 – 18.01.1998

Многие дети  родились уже на новом месте.

 Таким образом, семьи Слепаковых и Казаковых переселялись с родственниками. Родственница Л.И. Белик Маргарита Ивановна (Барыгина) указывает, что Слепаковы были переселенцами из деревни Дубровка Могилевской губернии в Белоруссии. Она же указывает, что с детьми переселялись родители Евмена и Сергея Афанасьевичей Афанасий Слепаков и его жена. Причем Афанасий Слепаков в Сибири не остался, а его жена   не поехала назад в Белоруссию. Евмен Слепаков сначала пытался поселиться севернее, но впоследствии передумал и переехал к братьям в Милоновку. Старшее поколение   приехало в Сибирь, уже имея жен и мужей, но впоследствии старались брать в супруги   белорусов – жителей соседних хуторов-деревень. Слепаковы роднились с Казаковыми, Барыгиными, Корольковыми. Лидия Ивановна вышла замуж за Николая Белика, чья семья поселилась в Милоновке позднее, в годы Советской власти. Интересна тенденция – на кладбище стремились хоронить родственников рядом, причем многие женщины   похоронены под девичьими фамилиями.

Лидия Ивановна Белик не могла точно назвать место выхода: «Откуда приехали? – Могилевская или Гомельская губернии, я их путаю – надо потом посмотреть. И Слепаковы и Казаковы оттуда приехали». Она не смогла уверенно сказать, посылали ли ходока, но сказала, что   сама деревня   появилась поздно, а Илья Трофимович Казаков жил в Сибири с 1904 года, возможно, он и был ходоком, выбравшим место для   родственников и односельчан. Место поселения было новое, селились хуторами. Они назывались по именам владельцев – Казаковский, Слепаковский, Корольковский, Зезюлин, Артюховский и др. хутора. Впоследствии   на этом месте стояло несколько деревень, которые со временем прекращали существование, жители переселялись в Милоновку. «Еще фамилии местных жителей – Корольковы, Барыгины, Ляльковы, Жолудевы. Еще были Ивановы, но они перебрались позже – от деревушки Маяк. Маяк – это поселение на месте коммуны, располагавшейся по дороге на Халдеево. А была еще Первомайка».

О том, как добирались до Сибири, при первой встрече Л.И. Белик заявила: «Приехали сюда на лошадях (какая железная дорога?!)». Позднее она подтвердила, что слышала именно о таком способе добираться до Сибири от старших. Вопросы организации водоснабжения, дорог, здравоохранения и т.д. Лидия Ивановна рассказала: «Первоначально воду брали в родниках - «криницах». Шутили: за каждым домом – своя речка. Сами раскапывали по руслу углубление, и получалась заводь. Возле дома тети Вари Тимошенко был колодец. Копали ли его сами, или кто помогал – ответить затруднилась, но отметила, что колодец был глубокий, и вода из него холодная. Также колодец имеется в Николаевке.

Была башня водонапорная [мы ее видели – поверженная, она валяется на улице, около хозяйства фермера], была своя вода, скважина была метров на 40. Здесь держали скот - откормочные группы. И родники были, воду носили, водокачка, водопровод. Совхоз ставил брусовые дома с газовыми плитами. Теперь многие переехали из Милоновки в Семилужки, а теперь и там работы мало. Сообщила, что «Первый год жили в землянках (сруб один поставили), а потом уже дома возвели». На уточняющий вопрос, какой сезон был - отвечает, что не знает, соглашается, что если землянки были – то вторая половина лета или даже осень – возможны.

Напрямую ответить о том, нанимались ли поселенцы в службу к соседям или старожилам,   напрямую ответа не дала, однако позже, рассказывая про Варвару Тимошенко,   отметила, что «Варвара Тимошенко была маленькая ростиком. Жизнь у нее была очень трудная. С малолетства в подпасках, сами понимаете, какая работа. (Это было уже после революции, в годы НЭПа – ТН.)»

Расположение земель не помнит: вспоминает, что покосы имелись в разных местах, и, по словам мамы, один из них – примерно в километре от дома. Лес рубили тут же. Его было много. И сейчас лес воруют - вся дорога разбита лесовозами.

 Дом был из двух помещений: изба и горница. Дома сначала, видимо, по бедности, крыли соломой, двор летом был открытый, а на зиму закрывали соломой. Соответственно, был холодный хлев, и поэтому на зиму курочек, телят держали в домах. Позднее стали строить летние избушки,   но это уже   на памяти   Лидии Ивановны.

Деревня не имела ни больницы, ни церкви, только кладбище. Оно небольшое. Кладбище освящал священник из Семилужков. На кладбище похоронена вся родня Лидии Ивановны с материнской стороны. «Я не всю родню знаю, о некоторых только слышала. Некоторые молодыми умерли, 21-22 лет – мужья помогли».

«Моя двоюродная тетка из Семилуженского. Когда церковь разоряли, она вынесла оттуда 2-3 иконы, и одну такую большую, что ее не знали, куда поставить, и поставили вместо двери в хлев к овцам [не поняла - спрятали так или использовали так?] Одну из спасенных икон отдали позже в томскую церковь и видели ее там».

А колокол с семилуженской церкви скидывал материн брат Николай. «– Он был комсомольцем? – Не знаю, я мало его знала. Он ушел на фронт, оставив 2 детей, и пропал без вести. Но оказалось, он жив, поселился в Ленинграде и снова женился. Его потом разыскали (сестра его нашла в 1960-х гг.), и он стал ездить в Сибирь к родне». Он уже умер. На вопрос об отношении милоновских к закрытию храма поясняет: «Люди в родне большей частью верующие, но при этом старики  сетовали, что храм закрывают, а молодежь воспринимала явление как само собой разумеющееся».

Имелась школа, по всей видимости - основанная уже в советское время. До 4 классов учились в ней. Располагалась она в доме непосредственно напротив кладбища. Этот район сейчас опустел, а вообще   был застроен больше. Дальше учились в Малиновке: туда же ходили дети из Заречного, Москалей, Балаганов. Там был интернат.

Больницы тоже не было.

Бабушка Тимошенчиха - мать Варвары и Натальи Тимошенко, была местной повитухой и травницей, она была добрейшей души человек. Мама у меня всех, кроме двух последних близнецов, рожала дома, помогала бабушка Тимошенчиха. Как ее звали? Кажется, Пелагея. «Деревня же, все по прозвищам. Еще там была сестра бабушки Тимошенчихи».

В советское время в деревню приезжала фельдшер из Семилужков, которая оказывала медицинскую помощь. Больница была в Тугане. «Когда мама рожала последний раз, были у нее близнецы. Тогда впервые за 5 родов она лежала в больнице, говорила: ну вот, за всю жизнь отдохну.»

Сама Лидия Ивановна говорит на правильном русском языке. Однако старшее поколение сохраняло и белорусский язык: «Тетя Маня говорила с белорусским акцентом,   по-особому, за родителями не замечала».

Дома одноэтажные, двухкамерные: горница и   изба, сначала покрывались соломой, этот обычай Лидия Ивановна объясняет бедностью населения. Мотив «жили небогато» повторяется в интервью несколько раз. В середине ХХ века или около того стали делать вторые дома,   однокамерные, типа летней кухни. Отопление было печное. Дома   обязательно убирали к праздникам, вешали на иконы новые набожники, к Пасхе – белили. На Троицу убирали растением, которое называли «суходрево» или «май»

Палисадники перед домом – обычай поздний, раньше их не было.

Хозяйственных построек первоначально было мало - делали холодную стайку для скотины, зимой покрывали соломой навес над двором, летом   солому убирали (скармливали скотине?)

«При колхозах по 40 соток в огородах было. Пахали огороды плугом, но поговаривали: родня большая, руками (т.е. лопатами) весь огород за день вскопают. После завершения работ (сева, уборки) в колхозе праздновали. За трудодни работали, госзаказ… В Малиновке в колхозе было зернохранилище. Косили, выращивали рожь, пшеницу, коноплю, из которой вили веревки, давили конопляное масло («и наркомании никакой не знали»), лен выращивали, сами пряли, ткали, выбеливали на морозе. На огороде выращивали огурцы и ели малосольные с медом.

В колхозе на трудодни мед давали, пасека была, гречиху сеяли. Мать говорила: скворцы прилетели – значит, земля теплая, гречиху сеять пора.

Народ был бедный, но дружный. После пахоты ставили общие столы (женщины стряпали, колхоз что-то выделял), позже стали на Киргизке столы, лавки ставить (ей тогда лет 15 было?). Этот праздник был колхозный, назывался «Борозда». Столы сбивали из досок, в виде щитов и ставили возле Киргизки.

Вспомнить о довоенном и более раннем периоде Лидия Ивановна затруднилась, она в то время еще не родилась. Поголовье скота у единоличника из Милоновки тоже назвать затруднилась. Косвенные сведения: помнит, как мама сетовала, что отец отвел в колхоз 2-х лошадей – было ли это все поголовье или   какая-то лошадь осталась в хозяйстве,   не помнит. «Помню одну корову. Овечки - голов 10. Были поросята, свиньи – к Рождеству всегда свинку кололи, у нас на лето сало оставалось, у других – нет. Гусей не держали или держали мало,   больше уток. Кур держали обязательно. Я помню, яйца носили в город на продажу. Пешком до Тугана, потом   на поезде и от Томска-2 до базара пешком же, чтобы не побить. Отец держал пасеку». Охотно пользовались дарами природы: «Вместо варенья сушили смородину, малину. Было много ягоды, особенно черемухи. Дети заберутся на дерево и пригибают ветви черемухи, ягоды с них разом сдирают те, что стоят на земле. В печке их распарят, косточки мягкие, вкусно. А то провеют ягоду от веточек и на мельницах мололи ягоду, косточки размалывались мелко – не так, как мясорубке. А потом кипятком промолотую черемуху заварят и стряпают из нее». Сообщила о существовании домашнего ремесла, не на продажу: « Мама хорошо пряла, а мы не научились». Подарила музею несколько   домотканых вещей, принадлежавших Марии Евменовне Слепаковой. Более поздние вещи вышила Мария Евменовна Слепакова, а кто изготовил браную скатерть и вышитый рушник - она не знает. Лен и коноплю выращивали сами.

Из промыслов на продажу – рубили дрова. «Отец отвозил дрова на подводе в Томск, продавал их,   а обратно вез рыбу (здесь нет рек, где можно ловить рыбу), другие продукты».  

На вопросы о питании Лидия Ивановна рассказала о наличии белорусских национальных традиций: «Особо времени стряпать у женщин не было – много работы, готовили в русской печи. Жили небогато, потому на лето приходилось голодно. У нас сало до лета оставалось, а   у кого нет – ели  зелень: крапива, лебеда, щавель – варили похлебки.

Из специфических блюд: когда кололи свиней, собирали кровь, из нее готовили кровяные колбасы и пекли кровяные лепешки, очень вкусные. Делали также мясные колбасы, набивали желудки салом и мясом, сохраняя его таким образом на долгие сроки.

Делали вместо сметаны из молока варенец, и   я очень любила оладьи с варенцом. Хлеб больше был ржаной, а если муки не хватало, добавляли в   тесто картошку, хлеб получался синий».

Рядом находилась Николаевка, с николаевскими отношения были дружные. "Мы играли с Николаевскими ребятишками, например, в фанты. Например, фант: дойти ночью до кладбища. Страшно, единственное что – бежал не один, потому что был проверяющий. Добежишь до ограды -  и бегом назад. Когда учились в интернате в Малиновке, то бывали споры и даже детские потасовки - с зареченскими. Мы были колхозные, а у них была государственная контора «Заготскот», они считали себя более «продвинутыми». Точно так же леспромхозные из Тугана, Москалей, Малиновки. По-детски, конечно, ссорились, дразнились: «Вы колхозные! - А вы – «Заготбык»!

Рассказывая об отношениях в семье, Лидия Ивановна не отмечает   каких-либо особых отношений в родительской семье. Рано приучали детей к труду: «Отец лет с   7   относился к нам как к работникам. Могли, конечно, отдать в работу на сторону, но отец говорил: в своем хозяйстве поработают. Были у нас маленькие   сельхозинструменты».

Детей было много, но много и умирало. В семье Лидии Ивановны было 7 детей,   последние – близнецы.

Традиционная этика деревни подразумевала наличие   семьи, в которой муж и жена состоят в законном браке. Для старшего поколения – венчанном, но   Лидия Ивановна практически не застала того поколения.

В  довоенной деревне было несколько  женщин, живших, как сейчас принято говорить, гражданским браком. Родители   респондента   расписались после долгого времени фактического брака. Баба Варя Тимошенко   не выходила замуж, поэтому у нее и у ее сестры – одинаковые фамилии. У бабы Вари было двое детей -   девочка не помню с какой фамилией (Зайцева – см. интервью Дашкевич), а мальчик - Артюховский. Причем не было единого мнения, кто именно отец. Конечно,   было осуждение. Мария Евменовна Слепакова не   была   в официальном браке с Михаилом Алексеевичем Корольковым. Сошлись они перед самой войной, девочку она зачала, а его на фронт взяли и там убили (пропал без вести в 1944 году). Дочка ее умерла в 2,5 года (Маргарита Королькова). В семье   родственниц хранятся письма Михаила к Марии, где он называет ее женой – то есть признание своих обязательств перед семьей было. После того, как   Мария не только овдовела, но и   потеряла дочку, она не вступила в   другой брак. Прожила она долгую жизнь, почти 90 лет, похоронена в Томске на кладбище «Тихий Дол». А сестра Марии Слепаковой Екатерина забеременела от Ивана Барыгина. В той семье ее не приняли, отцу не нравился Иван Барыгин. В результате Мария жила в семье отца, и от постоянных укоров   завербовалась работать на лесоповал, где заболела и вскоре умерла (в 1939 году). Сын остался в семье деда. А отца Барыгина вскоре посадили за разбой с убийством и, он не вернулся больше.

Браки по-разному складывались. Домна Сергеевна Казакова вышла замуж   за   человека по фамилии Кириенко. Родила от него сына и дочь. Однажды Кириенко пришел домой пьяный, буянил, и Домна убежала и спряталась от него в хлеву. Дело было зимой, она сильно простыла и умерла. Девочка тоже умерла. Домне было 22 года. Потом Кириенко   женился второй раз, у него было   5 детей от этого брака. Его взяли на войну и там убили. Тетка говорила: поделом.

Николай Ильич Казаков, который сбрасывал колокол с Семилуженской церкви, был призван на войну. У него было две дочки. Его призвали на фронт, потом   он пропал без вести. На него платили пенсию детям. Розыском занялась сестра, Александра Ильинична и нашла его в Ленинграде. У него уже была   другая семья. У его первой жены – тоже, причем старшая девочка жила с тетей Анной Ильиничной Слепаковой-Казаковой, мамой   респондента – почему-то ее   отчим не принял, а младшая - с матерью и отчимом. В результате старшая, Галина, встречалась с родным отцом, ездила к нему, а младшая, Раиса,   знаться с ним не хотела. Фотографию Николая   на памятник отца поместила Анна Ильинична Слепакова после того, как тот умер в 1988 году.

 Праздновались религиозные праздники. «На Рождество, помню, еще колядовать ходили, высмеивали скупых хозяев, хвалили щедрых. На Рождество обязательно был поросенок и каша из зерен с медом или сахаром. Очень красиво убирали дом на Троицу – полы в доме некрашеные, скоблили дожелта, приносили суходрево или май – белые цветы, клали его     на пол, под потолок, украшали перед домом.

Был колхозный праздник «Борозда» с   угощением на природе – на берегу Киргизки.»

 В ответ на вопросы о влиянии большой истории на семейную Лидия Ивановна   больше всего рассказала о раскулачивании и Великой Отечественной войне.

Но был и участник первой мировой. Евмен Афанасьевич Слепаков отслужил в   армии с 1914 по 1917 гг., имел солдатскую книжку, получал пенсию.

Упоминается, что дядя респондента, Никон Казаков, купил в складчину с другими молотилку, за что позднее был репрессирован. Но реабилитирован, вернулся в Милоновку, в Нарыме   похоронены многие его дети.

Раскулачен был Никон Казаков, сослан в Нарым, потом его вернули, но в ссылке погибли многие. Л.И.: репрессии были. Говорят Сталин... А тут в каждой деревне был свой Сталин. Был такой и тут, его так до смерти Сталиным и прозывали – управляющим в колхозе был…

Сюда не ссылали, а вот отсюда в Нарым высылали – дядю мамы Никона Казакова. Они втроем вскладчину молотилку купили… А когда их высылали – все босиком, почти без одежды (в смысле – на самом деле были небогаты? Или так раскулачили?), дорогой половина детей перемерла. Еще их долго в Томске держали…

Из семьи мужа Николая Белика.

Пономарев Илья (дядя по матери), отсидел на Колыме в 1937 году. Дед Илья еще помнится Лидии Ивановне. Они изначально жили не здесь, в Казахстане. У Ильи и Матрены Пономаревых было двое детей. В 1937 г сын Алексей был уже довольно большой, а дочери Надежде было всего три года. Когда Илью взяли,   то арестовали и Матрену,   посадили в деревне под замок. А дети прибежали и подняли рев. Охранявший Матрену человек, деревенский же, пожалел   детей и выпустил им мать, они, понятно, спешно уехали. В Семилужках жил брат Матрены, и женщина решила ехать к нему. Взять еды и денег много она не смогла, потому к приезду в Томск они уже несколько дней голодали, и ехать ей было   не на что. Решили идти пешком, по дороге трехлетняя Надежда упала без сил, не могла идти, а у матери тоже сил не было ее нести. По счастью какой-то человек не только подвез их, но и покормил.

Она приехала в Семилужки, жила с братом,   работала в колхозе. В это время она сошлась с Сергеем Беликом, который   похоронен в Милоновке. (Умер в 1949 году, ему было около 50 лет). Алексея потом взяли на войну и там убили. Матрена просила, как ее будут хоронить, положить в гроб фотографию Сергея. Надежда потом вышла замуж за Николая Сергеевича Слепакова.

Николай Сергеевич Слепаков был на фронте, а потом служил в Анадыре, там   сопровождал какую-то «желтую руду» (уже потом стало ясно, что это уран). Однажды было дело, попал в буран, пробыл в снегу сутки. И дозу радиации получил, и промерз, вернулся уже сильно больной. Умер он молодым,   30 лет. Надежда потом служила и переехала в Северск. Там ей припомнили репрессированного отца, и после того, как муж умер, ее выселили из дома. Некоторое время она жила в горе, в пещере, а потом построила дом.

Илья Пономарев вернулся домой, жил в Семилужках.