Добавлено 966 историй
Помочь добавить?
Гук Николай Семенович. 1926 г.р.

Гук Николай Семенович. 1926 г.р.

Гук Николай Семенович. 1926 г.р.

Житель с. Нарым. Родился в с. Ирменка Ордынского района Новосибирской области. Бывший спецпереселенец. Работал в лесной отрасли.

Интервью брали Назаренко Т.Ю., снс. ТОКМ; Ширко К.Н., заместитель директора по науке. Интервью проведено в с. Нарым, дома у респондента.

 

Я родился в 1926 году, в селе Мало-Ирменка Ордынского района Новосибирской области. Детство у меня прошло, сами понимаете, в какое время. У мамы, Александры Афиногеновны (в девичестве Бочкаревой), нас было пятеро. Мама у меня родилась точно не помню когда… Она умерла в возрасте 82 лет в 1980 году, в Новосибирске тогда жила, у старшей сестры. Значит, в 1898 году, так? Отец – Гук Семен Иванович, 1899 года, умер в возрасте 77 лет в Казахстане – они переехали туда примерно в 1970 году. Старший брат Павел - 1918 года рождения, потом сестра Анна - старшая, потом я, Люба потом, потом Владимир, родился в 1937 году. Был еще Юра, 1939 года рождения. Он работал в Казахстане – окончил сельхозтехникум, а тут как раз целина. У Владимира было 7 детей. Сейчас уже из моих братьев и сестер никого нет – остался я один, как перст. Продолжаю жить в Нарыме.

В этих краях наша семья оказалась потому, что нас сослали. Из Мало-Ирменки Ордынского района Новосибирской области. Сослали нас в мае месяце, в начале, по большой воде. Сперва, до ст. Кирза, ехали на лошадях, потом на поезде некоторое время, до Новосибирска. Потом нас погрузили на баржу. Высадили нас против Парабели, но там место гиблое. Нас начала топить вода. Нас снова погрузили в баржу и довезли в барже до Соиспаево. Там был один дом – хороший дом. Там нам показали: «Вот тропа, и по этой тропе идите». 8 км до нашего участка №5. Никакой туда дороги не было, и участка не было – старая гарь, поросшая мелким березником. Расселили кого в палатке, кого так. На берегу печь выкопали, в ней пекли калачи. У кого нет муки, тому ничего не пекли. Мука сперва была своя, у кого было. Пока наладилась связь – дороги никакой не было, ссыльные рубили просеку и стелили гать. Где мосты делали. И по зиме началось мало-мало снабжение. Выручило то, что в 31-м году осенью, когда стала замерзать река, рыба в мелкие ручейки полезла. Тут ее ловили, глушили да ели. А жили в бараках плетеных: мелкий березник вырубали, плетень, ну, как заборы такие, сделают, дерна нарежут, обложат кругом. С холодами лед наморозят и в окна вставят. У кого мужики были – стали строить дома, хаты. Но это когда пригнали лошадей. Мы дом построили, когда по зиме в 1932 году отец пришел. Когда нас забирали, с нами его не было, он работал в Новосибирске. И вот он пришел. У нас участок безымянный был. Там долго не селились – воды, что ли, долго не могли добыть. Постепенно оттуда стали брать бревна. За огородом у нас стояла пара кедров, но рубить их рука не поднялась. Первое лето мало корчевали, а на второе по настоящему стали раскорчевывать поля. Образовали колхоз (или артель сначала была), начали сеять хлеб. Лен сеяли, во время войны – кок-сагыз, для выработки каучука, но он не вырос. (Это многолетнее травянистое растение семейства астровых, рода одуванчик, каучуконос – Т.Н.) В колхозе я кем только не работал. После окончания школы - письмоносцем, потом молоко на молоканку возил. Пахал, боронил, а сеяли старики. Молотил, солому таскал вручную. Во время войны лошадей в трудармию взяли. Скота мало: корова, овца, куры. Овцы были. Для всей живности возили сено и дрова, в том числе на себе.

Сначала жили мы в Белкинском с/с, поселок Болотный, или участок № 5 по ссылке, работал в колхозе «Красная звезда». Окончил я школу в Белке, 7 классов, после этого работал 6 лет в колхозе, а потом подал заявление учиться в лесотехническом техникуме. В колхозе на лесозаготовках я был один сезон. А брата Павла, он учился в Белкинской школе, отличник; и двоюродного брата, и еще Урбан Мальвину – не знаю, откуда она - их отправили в школы, они кончили. Брат был агроном, работал старшим агрономом Копкульской МТС. Его отправили сразу после 7 лет. Я всей механики не знаю, тут комендатура командовала. Видимо, по настоянию директора школы, Соловьева Владимира Михайловича. Он был агроном по призванию души, всех учеников заставил работать на пришкольном участке, каждому отдельную дал грядку или делянку. И следил за тем, как работают. А меня  - в 1947 году. Я работал на сенокосе, а сестра – младше меня, училась в кулинарном техникуме. Мы договорились, что, когда мне придет вызов, она мне сообщит. Пришел вызов. Утреннюю смену откосили, позавтракали. А я задержался в своем шалаше. Приходит Пимен Александрович, бригадиром был: «Что, не пойдешь косить, Колька?» - «Нет, учиться пойду!». Единственный шанс – 6 лет после школы ждал. Уже стал забывать, чему учился. Потом пришел в колхоз – председатель справки не давал, и я пригрозил прокурором. Приходит бригадир: «Колька, ты в Парабель? Угони скот», Задержался на пару дней, и за это время мне справку сделали. Паспорта не было, документов никаких, я через комиссию допризывников по этой справке поехал, временное удостоверение, после техникума – паспорт.

В Томске. Учился в Дачном городке, в Тимирязево. По окончанию техникума при распределении мне предложили поступление в институт. Но я отказался. И по распределению поехал в Парабель, по совету одногруппников. А на преддипломной практике я был в с. Волово, диплом защитил нормально, но пошел работать в Парабельский леспромхоз.

Ширко: Почему вы не пошли учиться дальше?

А не на что было учиться. Если поработал сезон на лесозаготовках, там за выполнение нормы давали 5 рублей, но эти деньги все идут в колхоз, а сколько уж тебе оттуда дадут – за трудодень – 11 копеек полагалось. Приглашал меня один наш ехать с ним, преподаватель - его жена должна была поступать в институт - в качестве помощи. Но я отказался. Сначала я поехал к родителям. Не знал, какой леспромхоз выбрать: или Лестоп, или в Нарыме.

В лесу я работал 3 года - на Пайдуге и в Лестопе. Директор предлагал ехать работать дальше, по Чузику туда, это приток Парабели. Я спросил, какая тут работа. Он говорит: бензопилы, а для вывозки никаких механизмов нет. Это будет тяжело. Был более механизированный участок, в Березове. Но там будет тяжело. Транспорта никакого нет, было два катера. Но я их ждать не стал, договорился с почтальоном, поехал на обласке. За неделю догребли.

Начальником участка был Дорофеев Семен Павлович. Он говорит: «Пойдешь на дорогу» (строить – Т.Н.). И вот, от Березовки в лес было пока прорублено всего километров 5, не больше. А вниз по Пайдуге был другой участок. До Заозерного – это другой участок, только 7 км. Дальше зимник в Нарым шел, и по нему завозили до Березовки сено для лошадей. Вот это были пути сообщения. На дороге я проработал пару недель - по лесу никто не проводил, указали направление... Тут перейти реку, там по дороге пойдешь. Наметил склад первый, стали усы прорубать (это основные собирающие артерии лесосеки – Т.Н.). Был бульдозер один С-80, надо заболоченные участки мостить. Надо рабочих, а их нет. Так я проработал, а тут из Киевского лесотехнического техникума приехали 2 инженера. Одного поставили в Березовке вместо меня, а меня послали на Глухариную Гриву - 16 км от Березовки вниз. Это тоже было вроде вахтового участка, жили в палатках. Мастером там был украинец, Лебещак Лев Данилович - по образованию, по-видимому. Десятником был Тадля Иван Антонович, очень эрудированный практик. Там я пробыл, как на практике, помощником мастера месяц. Трактор у нас не работал, валка шла вручную - пилами, а раскряжевка на нижнем складе. На реке стоял неводник, а на нем стояла электростанция, и от нее работали электропилами, раскряжевка шла электропилами. На вахте работали девчата, украинки. Они все были ссыльными. Инженеры - те по распределению, они специалисты были. На лесоповалах работали ручными пилами. Колхозников в это время нам уже не давали, а давали рабочих из разных мест отдаленных. Женщины работали часто, сколько я работал – они всегда работали.

Я проработал помощником мастера, пришел к начальнику и попросил свой участок. Мне дали – вот, Глухариное, и я проработал там до самого отстоя, пока по реке можно было двигаться.

Как раз - 7 ноября, и мне надо было переезжать на постоянное зимнее жилье за 16 км. Я посмотрел лошадей, кое-где сам прорубил дорогу. Тогда на Глухариное ходили пешком. И с Березовки - пешком. На неделю приходили, работали. Мне, как мастеру, много помогал Иван Атонович Тадля. А старого мастера перевели на строительство мастерской, в Березовку. Было 12 лошадей, но обычно работало 8-9, остальные болели или что. А конюхом был старичок – он выпустит лошадей и за ними не следит. И я договорился с Тадлей, чтобы он старика сменил. А был возник. Он согласился. Раньше как было: лошадям в кормушку насыплешь, сильные лошади отогнали слабых - и те ушли несолоно хлебавши. Мы поставили человека - подвозить, травы косить по берегам, из Березовки завезти овес. Сильных лошадей я поставил возить толстый лес, а слабых - на тонкомеры и недалеко. В результате вместо вывоза привычных 50 кубометров леса мы стали вывозить 70-80, а то и 90 кубометров.  Дорофеев сказал, чтобы до 1 ноября тянули, как хотели, потому что никакой вывозки леса не было. Мы и тянули, открыли уже на 16-м участке. Построили там нормальную конюшню, чтоб не гонять коней по холодной воде. Стрелевали все. К 1 ноября переселились на 16-ю работать.

Прихожу в субботу пилы править. Тут мне пришло распоряжение 9 ноября принимать участок в Заозерном. Я туда сходил пешком и перенес вещи. А электростанция была на неводнике. И выяснилось, что заводь уже застыла, нельзя проехать. А мне надо отправлять ее в Березовку. Не смогли пробиться с электростанцией, остановились там. Электростанция застряла во льду. Хотя присылали людей с мехмастерской, чтобы нам помочь. Ну, а мимо едет человек на обласке вниз по течению, вез самовар – оказался Березовским бухгалтером. Я ему помог протолкать заводь по льду. Добрался с ним до Березовки, поселился. А электростанция-то осталась.

Я поехал до поселка. Меня поселили в заезжий. Зашел в контору – начальника не застал, сказали, он обычно только с утра бывает. Утром меня рано-рано, я еще не проснулся, вызвал начальник. Прибежал, как вскочил. Захожу – Семен Петрович сидит у себя за столом. Контора - небольшой коридорчик, рядом бухгалтерия, к статистикам дверь; вешалка, а под вешалкой лежит его здоровенный кобель. Семен Петрович попенял, что я долго сплю, хотя 9 утра не было. Он велел мне идти на Заозерное, переехать через реку на лодке. Дальше тропинкой мимо озера. И выйти на дорогу. Мне дали катер с лебедкой, чтобы снять с карчей (карч – затонувшее дерево – Т.Н.) транспорт. Березовка – такая река, у нее все дно деревянное - топляк.

А с электростанцией вышло так – был бы катер. Этот катер пришел, рабочие. Катер встречала вся Березовка рано утром. Идет за ним 2 паузка - деревянный и металлический – последний рейс. Неводник прошел по пробитой дороге. Начальник – Дорофеев Семен Петрович, все смеялся, что я счастливчик - иначе он бы этот неводник с электростанцией заставил меня разбирать и привозить по частям.

Назаренко: Как кормили работников? Была ли разница между ссыльными и сезонниками?

Когда от колхоза работал, еды давали по-разному. На Широком была столовая, сам лесоучасток готовил себе и сено, и овощи. Если ты выполнил норму, получал первое и второе: первое – щи, второе - винегрет. Если не выполнил – только щи. А если перевыполнил, то в обед принесут горячий пирожок. На одном собрании старушка одна говорит начальнику: «Капусту погноите!». Если ты норму перевыполнил на 25% - давали справку, по ней давали килограмм сахара, масло, за свой счет приобрести 6 м товара – шерстянка, 1 метр - 2 рубля. Крупы еще давали, но я не получал по этому.

В Лестопе столовой не было, давали хлеб. Выполнил норму - 500 гр, не выполнил – 400 гр. Выполнение 111% - 700 гр. Максимум – 900 грамм. Приварок – который брали из колхоза. На Широковской – можно было привезти замороженную картошку, молоко или сметану, как сдобрить - разогрел на плитке и ешь.

Жили в бараках. Как заходишь – слева печка, в левом углу камин – для тепла и для света. Около камина и окна всегда работал пилоправ. Там же ремонтировали обувь.

Спали - над печкой и до переднего угла шли одни нары, одинарные. Справа шли двухэтажные нары. В бараке жило 15-18 колхозников. Девичий барак был отдельно, я внутри не был.

Когда жили ссыльные украинки, это уже работал ЛПХ, 1951 год. Зависело от того, как ты заработаешь. Я все покупал на свою зарплату.

До меня ссыльные сахар и крупу ложками делили. Рабочему давали на неделю 5 кг хлеба, а семья – как хочешь. А в конце 1951 года стал достаток, была столовая. На Заозерном была столовая, магазин, там стоял продавец, можно было купить хлеба.

Назаренко: Получали ли ссыльные деньги? (не ответил, сделал вид, что не услышал)

На Заозерном работал продавец, она там и жила. Была контора для мастеров. Для десятников. И был барак на 24 человека. То есть два маленьких и один длинный барак. Было 4 звена рабочих, начали работать.

Были электропилы, а электростанция была одна. Электропил не хватало в те времена. От станции работали пилы, и было освещение. Еще была баня и гараж на 5 мест. Такие были основные постройки поселка. На электростанции жил механик, он же сторож.

Работали, трелевали (транспортировка поваленных деревьевхлыстовсортиментов на погрузочную площадку (верхний склад) – Т.Н.) тракторами.

Работали много - лесу навалили в запасе на верхнем складе. Расставили вальщиков - надо трелевать, разделывать. Не хватает рабочих. И нам присылают 51 человека литовцев. Их надо где-то разместить. Поставили трехстенную армейскую палатку на 24 места. Литовцы и без того напуганы Сибирью, а тут жить в палатке. Говорят: «Нет!». И расположились самовольно в бане. День, второй так живут. А механиком электростанции был Николай Пыкин. Или по своему убеждению, или по партийной линии - я этого не скажу – но он мне здорово помогал. Говорит: «Николай! Давай поговорим с рабочими, переселим механизаторов в палатку, а общежитие отдадим литовцам.» Я говорю: «Так я еще с рабочими нашими не знаком». Он: «Я с ними сам поговорю!». И все взял на себя, поговорил с ребятами, они все без шуму и скандалу зашли в палатку, провели туда свет, поставили громкоговоритель. Когда палатка простыла, то гром от громкоговорителя на весь лес стоял. В палатке было две двери. Они одну заделали наглухо, поставили одну истопницу, она работала бессменно. Литовцы перешли в общежитие из бани. Они разместились - где ширмами, где как. Там были семейные пары. Стали работать: кто помощником вальщика, кто вальщиком. По окончании первой декады я сказал литовцам: сейчас у вас есть посылки, но постоянно слать не будут. Работали в основном на обрубке сучьев и помощниками вальщиков.

Когда с нижнего склада пошли трактора, то получилось, что в один день забили весь склад. И осталось много леса, чтобы еще вывозить. Куда деваться дальше-то? Я с начальником Гришаевым Геннадием Даниловичем решил так: поставим так, чтобы после раскряжовки можно было сразу на сани катать. Поставили сразу 6 саней. И начали кряжевать (то есть очищать участок от пней), и сразу раскряжевывали и грузили на сани. Заодно искали другую площадку под склады. А у нас в Заозерном был механик. Мы высмотрели чистое место на болоте, глубина небольшая. И стали свозить зимой туда - на этот склад. Надо было двигаться и рубить лес, и трелевать его чуть ли не на дорогу. Но мы боялись, что забьем дорогу. Так и случилось. Стали отгружать. Трактора тоже часто ломались. Они работали на газочурочке – ее привозили из Березовки, пилили по 7х7х70 см и ею топили. Когда сухая – хорошо, когда мокрая – не топились.

Встал вопрос о том, чем отапливать поселок. Я написал лозунг: «Не гони прожнем машину, привези по пути сушину», и навозили столько, что нужды не было.

Так я работал по 1957 год. Сперва Заозерное – до 15 апреля 52 года.

Потом на Альбино - это участок был с 1938 года, его забросили во время войны, так как невозможно было завозить сено. Там было построено мной общежитие, 2 двухквартирника, пекарня, контора, баня, туалет, а пока это все не построили, жили в палатке. Работал до августа 1952 года. Ну и потом так же работал.

В 1957 году я вынужден был уйти - из-за конфликта. Приехал из Москвы уполномоченный по поднятию лесной промышленности. Я в Березовке время не терял, старался оплачивать труд людей достойно, потом с нас сняли договор по оплате северных, срезали их до 50%, и я не согласился работать на таких условиях.

Перешел в Нарым 8 января 1958 года. Сперва был инженером по нормированию. Потом начальником отдела труда и зарплаты. Ездил в командировки – без дел я не сидел. И лес плавил, и в командировки по начислению зарплаты по участкам ездил. Строил Нельмач. Начальник уехал учиться на курсы в Красноярск, а второй не приехал еще. И меня назначили – я попросился не начальником, а в командировку. В Нельмаче я построил 11 четырехквартирников, перевезенных с Чулыма, там участок закрыли, потому что он пострадал от шелкопряда. Еще поставили контору, магазин, пекарню, гараж, пилораму, склад, дорогу начали строить – 8 км. Директор предлагал остаться, но я не хотел работать с тем начальником. Потом назначили.

Потом был техноруком в сплавучастке в Прокопе, и сам Прокоп – это большой город – строил. Переносил Прокоп на новое место.

С 1962 года в Нарыме - там я работал секретарем парткома леспромхоза, а когда ЛПХ стали объединять и создавать парткомы, я отказался принимать работу дальше, попросился назад в леспромхоз. Стал начальником производственного отдела, работал на вахтовых участках. По Тыму мы работали, в Лымбель-Карамо, потом Пыль-Карамо - как вырубишь участок, переводят. Там, под Пыль-Карамо, мы построили аэропорт, вывезенный лес катали в реку, жилье - где в палатках, где как.. Потом я пошел на пенсию. До этого проходил курсы по стандартизации и качеству в Ленинграде, работать я уже не мог, надо было отдать предпочтение молодым, с образованием. На пенсии работал: сено возил, истопником в гараже и бане, возчиком дров, в мехмастерской запчасти возил. Так что окончательно на пенсию ушел в 1988 году.