Генерал
Л. Мерцалова. Генерал. Очерк из газеты «Красное Знамя» за 19 февраля 1970 года.
Заканчивался первый Всесоюзный слёт участников похода молодёжи по местам боевой и трудовой славы. Делегации получали бесценный сувенир – снарядную гильзу со священной землёй Брестской крепости. Один из её легендарных защитников, Герой Советского Союза П. М. Саврасов, вручил Томской делегации сразу два таких сувенира. «Передайте один, - сказал он, - моему учителю - генералу Воскресенскому».
П.И. Воскресенский с героем Брестской крепости Петром Михайловичем Гавриловым. Декабрь 1969 года
В последнее время он всё чаще возвращался к одной и той же мысли: что, если бы взбаламученная река его жизни вернулась вновь к истоку, - какой берег поманил бы его, Павла Воскресенского? И тогда память подсказывала очертания резных дверей Симбирского реального училища, череду унылых и бесцветных учителей. Среди этого строя фигур явственно выступала одна – с весёлым прищуром немолодых глаз. Этот человек распахнул тогда перед юношей створки окон в мир огромный и непостижимо вольный. Учитель естественных наук и крамольный Дарвин – какую смуту посеяли они в душе сына мелкого служащего земской управы! С безоглядной пылкостью, которая присуща юности, он увлекся наукой, постигающей тайны природы. Но судьбе было угодно распорядиться по-иному. Она уготовила ему солдатскую дорогу.
- Бог мой! – сокрушённо качает он головой, призывая на помощь несуществующего создателя. – Сколько же было всего…
Лицо генерала делается строгим, на него будто ложится тень нахлынувших воспоминаний. И я чувствую вину перед этим человеком от того, что снова заставила его вернуться к прожитым годам, заново пережить события минувшего.
Эпизод как будто совсем неглавный, но так чётко очерченный, что до сих пор он явственно слышит голос полковника, и тут же – звук пощёчины по испуганному солдатскому лицу рукой с тонким, холеным запястьем.
- Небось, на базар собрался, исподню не заправил? – сквозь зубы шутил полковник. И осёкся, встретился со взглядом, полным презрения и злобы. Эти быстрые, с азиатчинкой, глаза на смуглом лице Воскресенский приметил давно. Часом позже Воскресенский на свой страх и риск освободил этого солдата от холодного карцера.
Так состоялось первое знакомство молодого штабс-капитана Воскресенского с революционером Колотиловым. Тот - в начале осторожно, а потом всё более щедро - снабжал офицера запрещёнными книгами. Воскресенскому доставляло радость перечитывать эти гремучие слова о революции и свободе.
Сергей Федорович Колотилов, участник 1-й мировой и гражд. войн, в дальнейшем народный комиссар внутренних дел. Фотография 1915 года перед отправкой на Северный фронт.
Февраль революционного 1917 года застал Воскресенского в должности командира 730-го Городеченского пехотного полка. А в октябре солдаты, по рекомендации Колотилова (сколько раз встречались потом их пути на революционных дорогах!), избрали Воскресенского командиром этого же полка. И началась долгая дорога солдата революции…
Гражданская война бросала его то на Восточный фронт, где он сражался против Колчака, то на Южный – против Деникина и Врангеля. Он участвовал в разгроме банд Махно на Украине, сражался на Северном Кавказе. Воевал вместе с Тухачевским, Ворошиловым, Уборевичем, Фабрициусом, Ковтюхом и другими прославленными полководцами гражданской войны.
Комбриг П. И. Воскресенский (первый справа в переднем ряду), Мариуполь, 1920 год.
… Сумерки загустели быстро, ветер остыл и прогорк от дыма. Летели искры из труб старых мазанок, пулемётной шрапнелью поднимаясь в промороженную тишину, и не гасли, а примерзали к яркому свету звёзд. Здесь, на хуторе Дарьевском в тридцати километрах от Новочеркасска, вчера гремели выстрелы, стонала израненная земля. А сейчас тихо. Здесь уничтожено семьсот бандитов из армии Шкуро. Триста красных бойцов, двадцать шесть лучших командиров сложили тут головы.
- Товарищ командир, вас вызывает Фабрициус, - глухо говорит вестовой.
Воскресенский, натянув треух, идёт в низкую, слепо освещённую коптилкой мазанку. На стене колышется усталая тень военачальника, склонившегося над картой.
- Брать Новочеркасск будем, - говорит он. - Поднимайте полк. Выступаем сейчас, в ночь.
И, словно угадывая мысли мысли Воскресенского, добавляет: "Знаю, что вымотались бойцы, с ног валятся. Знаю. Но выступать сейчас. Добить эту погань, пока она ещё не ускользнула!
Фабрициус прикуривает самокрутку от язычка коптилки и придвигает карту.
- Твой полк пойдёт здесь! - острое лезвие карандаша медленно ползёт, указывает дорогу, которую ещё предстоит пройти, и замирает там, где будет бой - один из тех, что решит судьбу революции.
***
Брук их встретил тишиной, омытой ночным дождём, и цветами, чудом оставшимися на клумбах, развороченных недавними взрывами. Это были удивительные цветы. Может быть, потому, что австрийцы щедро дарили их советским воинам, усыпали ими дорогу воинам-освободителям. Воскресенский не замечал весны. Для него весна, считал он, кончилась навсегда.
Он ничего не знал о своей семье. Где жена, что с сыном? С этими тревожными мыслями он не свыкся, хотя первая горечь схлынула, поугасла. Осталась тупая боль. О ней генерал никогда никому не говорил. Только однажды в Вене ему пришлось обстоятельно доложить маршалу Федору Ивановичу Толбухину, что где-то без вести пропал сын-офицер. Не то ранен, не то…
Сын Олег (справа) с другом Георгием Батютой - курсанты авиашколы, осень 1941 года, Майкоп.
Сегодня перед рассветом, когда удалось всё-таки вздремнуть, ему приснилась жена. Юная, как в те годы, когда они встретились. Ему снилась гражданская война. Зимняя раскатанная дорога. Скрип тонких полозьев кошевки. По этой дороге - опять, как тогда, уезжала Лариса в занятый белогвардейцами Стерлитамак. Сутки назад они оставили город, отступили в Мелиус. Там остались документы, оперативные планы, карты, там навсегда остался начальник штаба бригады, охранявший эти документы. Они спрятаны, и белые не успели их найти. Кто-то должен вернуться туда, в Стерлитамак. Лариса собиралась в дорогу недолго. Изящный чемодан да роскошная меховая ротонда из секретного фонда. Кому придёт в голову, что это не барынька из Петербурга, как утверждали документы, а работница штаба Красной Армии. Она вернулась через двое суток. В изящном чемоданчике, под второй подкладкой, лежали все документы.
Лариса Никитична Воскресенская с сыном Олегом. Краснодар, 1924 год.
Генерал почти никогда не вспоминал этой истории. За годы гражданской войны, которую они прошли вместе, всякого было немало. А теперь вот снова подумал, что жена как-то всегда умела противостоять невзгодам. Даже в самые трудные времена.
А утро купалось в солнце, и только прохладный ветер с гор не давал весеннему теплу стать летней жарой. Генерал тяжело ступал по незнакомой дороге и не знал, что в штабе его ждёт доброе известие от маршала Толбухина – сын Воскресенского ранен, лежит в госпитале, жив!
Об этом он узнает только под вечер. А пока он идёт по узким извилинам коридоров, краем уха прислушиваясь к разговорам американских генералов. До официальных переговоров оставалось около получаса. И поэтому шла непринуждённая «светская» беседа. Воскресенский – крепкий, сухой, заметно возвышавшийся среди спутников - шёл чуть поодаль. Его трудно было провести. Генерал отлично знал, что кроется за непринуждённым разговором. Союзников интересовало в данном случае одно – демаркационная линия на этом участке фронта, где пройдёт она?
Брук, Штирия (Австрия), 11 мая 1945 г.
- Сегодня утром, господа, когда мы проезжали лесом, мне пришла в голову мысль, что скоро мы сможем услышать только охотничий выстрел, как это говорят руские – раннним утром?
- О, вы имеете в виду – охоту на зорьке? – кто-то перебил восторжено и нетерпеливо.
Воскресенский улыбнулся чуть криво, пожалуй, недобро.
- А мои мысли, господа, сегодня были о другом, - проговорил кто-то медленно, справляясь с одышкой. – Всё-таки любопытно, что ожидало мир, если бы Гитлер не сломал себе шею у русских.
Минуя все этикеты, Воскресенский резко обернулся:
- Говорите, что ждало? Четвереньки! Науку, культуру – всё благородное, всё доброе, весь мир поставили бы на четвереньки! И заставили бы при этом выть, вилять хвостом каждому брошенному куску хлеба!
Спутники растерянно переглянулись. Их неподдельное смущение, в свою очередь, озадачило Воскресенского. Он знал, что имеет дело с людьми искушёнными. Спустя несколько дней на официальном банкете подвыпившие союзники громко смеялись над своей оплошностью: они не догадывались, что советский генерал хорошо знает английский язык.
Дружеская беседа генералов П.И. Воскресенского, У. Уокера и Х. Макбрайда.
В зал вошли молча. Пока рассаживались за узким, покрытым строгим сукном стол, Воскресенский огляделся. Мраморные стены тускло и холодно отсвечивали. Он перевёл уже равнодушный взгляд на карту, лежащую на сукне. Она была расчерчена беспощадными карандашами - расчерчена на фронты и границы. Где-то должна пройти ещё одна.
Генерал поднял голову, оглядел тех, кто готовился к переговорам, и вдруг почувствовал, что в этой холодной от дипломатической официальности комнате тоже присутствует весна. Её аромат проник сквозь зарешёченную форточку. Он обернулся, чтобы сказать об этом соседу, но заметил карту, висящую на мраморной стене - карту концентрационных лагерей, находящихся в Альпах. Генерал откинулся на спинку высокого кресла, чуть прикрыл глаза – в памяти ещё жили голоса его бойцов, отдавших жизнь за то, чтобы навсегда стереть эти лагеря и их хозяев с лица земли.
- Переговоры по вопросу об установлении демаркационной линии между войсками союзных держав начинаются. На переговорах присутствуют от Советского Союза – генерал Воскресенский… Воскресенский пододвинул к себе блокнот и не очень-то любезно отвернулся от яркого луча кинопроектора. Американские киножурналисты снимали фильм о русских солдатах, вошедших в историю подназванием «Победители».
В этот день у советского генерала П.И. Воскресенского ко многим правительственным наградам прибавился американский орден «Легионер Легиона Заслуг».
***
Гвардии генерал-майор запаса П.И. Воскресенский. Томск, 1968 гг.
Ему недавно исполнилось семьдесят пять. Его путь был связан с событиями, которые вошли в историю. Дважды прошёл с боями по земле своей Родины. Боролся за самое святое – за её свободу. В этом высшее счастье солдата. И сейчас он мог бы по праву жить спокойно. Но неукротимый характер генерала заставляет его постоянно действовать -отвечать на многочисленные письма людей, пишущих историю боевых лет; рассказывать о героических солдатах и полководцах рабочим и студентам. Он по-прежнему не теряет деловой связи с воинами Томского гарнизона, с музеями боевой славы. Его не забывают благодарные ученики. Среди них – его воспитанник, лётчик-испытатель Владимир Коккинаки и пять других, тоже носящих звание Героя Советского Союза, соратников по Гражданской и Великой Отечественной.
За всю долгую жизнь ему ни разу не удалось вдосталь насладиться славой. В молодости она его волновала, но было не до того. Он и теперь не потерял к ней интерес. Но прожитые годы научили его знать твёрдую цену этому звонкому материалу. А цена ему всегда одна – труд, постоянное служение народу и партии. Без этого он не мыслит ни своей жизни, ни жизни своего поколения.