Будни и праздники деревни Виленка по рассказам жителей. Часть 3
Рассказывает Махнева (Говор) Вера Федоровна, 1932 г.р., г. Северск; расспросила, записала и обработала П.Е. Бардина.
О предках. Родилась в г. Томске и жила в Томске, только летом ездила в гости в Виленку, к бабушке и дедушке. Сейчас взяла огород на Виленке в память о своих предках. В Виленке жил дедушка Ульян Францевич Говор, в документах он был записан как Юлиан. Он и бабушка были православными, дед был очень религиозным. Его отец – прадед В.Ф., был унтер- офицером, похоронен в Виленке, и на могиле до сих пор стоит памятник – крест под мрамор, а на нем надпись И.Н.Ц.И. (Иисус Назарет царь Иудейский). В Виленке, как считает В.Ф., все были православные, католиков не было. По происхождению предки были из Виленской губернии, жили на Литовской земле, а соседи там были и поляки, и белорусы, и немцы. Себя считает и пишется русской, и отец русским писался. Он был грамотным, почту возил. А предки по национальности кем были, точно не знает, но предполагает, что не поляки. Может быть белорусы, но они уже сильно обрусели, не помнит, чтобы дедушка или бабушка употребляли какие-либо нерусские слова. В Виленке жили дружно и раньше не разбирались, кто белорус, кто нет. Еще в Виленке, как помнит, было много мужчин с именами Петр и Павел. Предполагает, что это потому, что праздник Петров день особо отмечали, и в Петропавловке была церковь в честь Петра и Павла.
Дедушке по отцу – Ульяну Францевичу, в молодости нравилась Домна Ивановна Андреева, которая стала бабушкой В.Ф. по матери. Они в молодости встречались на вечерках, но он ей не нравился, и она вышла замуж за Гирсова, а Ульян женился на Ульяне Янковской. Сын деда Ульяна - Федор, отец В.Ф., как рассказывала мать, был скромным, ни с кем из девушек не дружил. Когда пришло время жениться, дед Ульян его спрашивает: «Тебе нравится Шура Гирсова?» - «Нравится». Ну, он её и высватал, это была дочь Домны, которая ему нравилась в молодости. Вот такая у деда была неразделенная любовь, и он потом хоть сына своего женил на ее дочери. А какая красавица была Домна Ивановна, можно убедиться, глядя на её фотографию. И дочь тоже была на нее похожа. Родители Домны – Андреевы приехали в Виленку из Шегарского района, они жили зажиточно, и у них был самый большой дом в деревне. В одной из его комнат всегда собиралась молодежь на вечерки.
Федор и Александра – родители В.Ф. поженились в 1931 г., а тут как раз коллективизация началась, и дед Ульян сказал: «Поезжайте-ка вы в город, устраивайте свою жизнь». Так они и уехали, и жили в городе. Вера была единственным ребенком в семье. Она с детства каждое лето приезжала к дедушке и бабушке в Виленку, потому что там ей очень нравилось, на вечерки ходили, в городе такого не увидишь. Жила у бабушки Домаши – Домны Ивановны, потому что у неё она была одна, а к дедушке Ульяну и бабушке Ульяне только ходила в гости, потому что у них и так была большая семья.
Домашний быт. Предки в Виленке, как считает В.Ф., жили не бедно, и дома такие большие построили, и хозяйство большое содержали. Прадед был унтер-офицером. Многие жители в деревне доживали до преклонных лет. Так тётя Клава, сестра отца, 92 года прожила. Её дочь Аля – двоюродная сестра В.Ф., жила в Виленке. Когда приезжала к дедушке и бабушке, то с ней общалась. Сейчас она живет в Северске. В Виленке жила у бабушки Домаши, она потчевала, угощала, глазунью из яиц жарила, блины пекла. Тетя Клаша, мать Али, тоже увлекалась выпечкой. С детства запомнились вкусные виленские драники в масле. До сих пор их так и называет – виленские. Их пекли из тертой картошки и ели с маслом или со сметаной. Сама в детстве на маслобойке вручную сбивала масло, помогала бабушке. А пахту потом любила есть с картошкой, после бани давали холодную пахту и картошку. Бабушка Ульяна готовила хорошо, хлеб выпекала в колхозе на весь колхоз.
Дом, в котором жила тетя Клаша, построили в молодости, еще до женитьбы, отец и его брат Миша. Дяде Мише тогда было 16 лет, а отец чуть старше. Отец родился в 1912 г., а дядя Миша в 1913 г. Они построили сруб, и потом у них его купили. На эти деньги дядя Миша уехал в город, там учился, работал, даже жениться некогда было. Потом отец женился и тоже уехал в город. Дядя Миша в городе некоторое время жил у них.
В Виленке бывали случаи, что кто-то умер молодым, одна нагуляла и родила ребенка до брака, один повесился, другой застрелился, но все это было очень редкими случаями. Слышала также, что был какой-то суд, кого-то посадили в тюрьму, в общем деревня жила обычной жизнью,
О свадебном обряде. Когда мать замуж выходила, сватали сами родители. Стол сделали, картошка да капуста была, больших угощений не было. Свадьбы в то время не справляли пышно. Венчание было в Петропавловской церкви. Позднее, когда подростком была, видела, как у дяди свадьбу справляли в Виленке. Собрали столы, пели, ели, пили самогон, плясали. Никаких особых обрядов не было, только много угощений.
Вечёрки. Когда из города на лето приезжала, особенно запомнились вечерки. У Шуры Горожанкиной, девичья фамилия Лысенок, брат был гармонист, играл на гармошке на вечерках. Он был еще маленький, но взрослых парней было мало, поэтому его всегда приглашали на вечерки. Он в штанишках на лямке сидел на завалинке и играл на гармошке. Шура лучше всех знала все игры на вечерках, она их и организовывала и ни одной не пропускала. Она приходится троюродной сестрой Лысенок А.П. Летом на вечёрки собирались у какого-нибудь дома, но ещё не все разрешали, чтобы возле них собирались. Кто разрешал, около тех и собирались.
А мать рассказывала, какие раньше вечерки были, такие игры были, что на коленях сидели и целоваться заставляли. И бабушка, мамина мама, рассказывала, что не любила на вечерках целоваться. Бабушка жила еще в досоветское время. А дедушка по отцу, Ульян Говор, на вечерках любил целоваться, вечно к ней приставал, она ему видно нравилась. Но она его почему-то не залюбила. Он тогда выбрал другую, из Янковских. Та на вечерки не ходила, а только наблюдала, стояла поодаль, облокотясь на городьбу. Он подумал, что вот она такая скромница, и женился на ней.
Страницы истории. В 1973 г. В.Ф. работала в пос. Самусь в школе и ходила с ребятами в походы. Ходили в ближайшие деревни – Петропавловку, Покровку. В Покровке ночевали в бывшем амбаре. Там жил только один сторож, у него лошадь была. А в Петропавловке недалеко от церкви могила была, в ней был похоронен Носков, павший от рук Колчака. У В.Ф. есть фотография Носкова. Местные жители рассказывали, что Колчак валил – убивал всех, кто к нему в армию не шел, считал их дезертирами. А другая учительница рассказывала, что когда Колчак приходил, всех жителей селения собирали и ставили в круг. А в центре круга лупили нагайками провинившихся. Это было в каком-то другом селе, где жила эта учительница, и ей в то время было года три.
Рассказывает Махнева (Говор) Вера Федоровна, 1932 г.р., г. Северск; расспросила, записала и обработала О.С. Берловская.
О родичах, о себе. Вера Федоровна Махнева (ур. Говор) родилась в Томске 18.07.1932 г. Отец Говор Федор Ульянович (Юлианович) 07.06. 1912 г. – 22.04.1946 г. Мать Гирс Александра Павловна 27.02.1911 г. -11.08.1994 г. Родители родились и жили в Виленке, но в 1931 г., когда началась коллективизация, дед Ульян (Говор Юлиан Францевич (1879-1937 гг.) отправил их в Томск.
Вера Федоровна летом гостила у своих бабушек в Виленке - со стороны отца Говор (ур. Янковская) Ульяна (Юлиания) Ивановна, 1886 г.р. Бабушка «Домаша» - со стороны матери (Андреева Домна Ивановна, 1890-1961 гг.).
Говор Ульян (Юлиан) Францевич (1879-1937 гг.), дед Веры Федоровны, возил почту, вступать в колхоз не хотел. В 1937 г. был арестован по линии НКВД.
Бабушка Ульяна (Юлиания) Ивановна Говор (ур. Янковская), 1886 г.р., всегда ходила в фартуке. Иконы в домах не выпячивали. Говорили по-русски, но Ульяна иногда могла сказать вместо «тарелка» - «талерка» по-белорусски.
О Виленке. Вера Федоровна вспоминает, в центре деревни, на возвышенности, стоял большой дом. Его обитателей называли «захарятами», т.к. главой дома был Андреев Иван Захарович. По воспоминаниям жителей, этот дом уже стоял, когда приехала основная масса переселенцев. В 1917 г. у Ивана Захаровича умерла жена, и оставшихся многочисленных детей он воспитывал один. Среди его детей: Домна (1890-1961 гг.); Василий (1883-?); Федора (1895-1971 гг.); Сергей (1886-1914 гг.; Анна; Матрена (?- 1960-е гг.). Этот дом – был центральным в жизни виленцев. Несмотря на то что, на кроватях лежало старое, грязное тряпье, были клопы, в доме постоянно собирались или иногда ночевали люди. В этом доме часто устраивали «вечёрки».
По воспоминаниям Веры Федоровны, когда началось строительство Северска, всем сказали уезжать из деревни. Большинство переехали в Самуськи, некоторые просто побросали дома, кто-то переехал в Томск. Те, кто решили переезжать, перевозили с собой свои добротные, срубленные из кедра, дома (разбирали их на бревна и перевозили). В 1990-е гг. на месте опустевшей деревни Управление «Химстрой» предложило брать «дачные» участки. Вера Федоровна взяла участок «на родине предков». Сегодня, как она вспоминает, в Виленке стоит восстановленный дом тети Васени (Лысенок Васса Валерьяновна (14.08. 1911 г. – 01.02.2002 г.) и бабы Даши. Вера Федоровна вспоминает бабушку Марину, которая всех детей собирала и по ягоды водила.
Вера Федоровна считает, что архитектура всех домов, которые строили виленцы, похожа. Дом был срублен вместе с сенями. По мнению Веры Федоровны, дом бабы Ульяны был единственным в своем роде – в центре дома стояла огромная печь, вокруг которой дети, в том числе и маленькая Вера, бегали «в догоняшки».
Воспоминания В.Ф. Махневой:
«Очень трудно восстановить в памяти в 79 лет то, с чем девочка Вера столкнулась в возрасте 10-15 лет в деревне Виленка. Возникает вопрос: «Что делали, вернее, чем занимались в свободное время жители в деревне?» Например, в городе очень редко ходили в кинотеатр и иногда в театр, слушали радио. Моя мама с 2-х классным образованием Виленской школы, обучала плясать «вприсядку» и еще каким-то «коленам» под песню «Ах, вы, сени, мои сени…», танцу «Яблочко» под песню «Эх, яблочко…». Еще у нас был патефон с пластинками. Мама иногда пела, чаще частушки. Например:
«Незабудочка-цветочек,
Незабудочка-трава,
Не забуду, тебя, милый,
Не забуду никогда!».
Всех впечатляли пляски Л.Орловой в кинофильмах. Но когда я летом приезжала в деревню, то слышала и видела много интересного и необычного для меня. В деревне было много гармонистов: Бугреев Леонид, братья Лысенок Павел и Анатолий (братья А. Горожанкиной, в деревне их называли «Василёвы», по имени отца Василия). Сама Шура (А. Горожанкина) тоже умела играть на музыкальных инструментах, пела и плясала. Павел выплясывал «чечетку». Анатолий лет с пяти играл на гармошке. Дети Анны Валерьяновны Павел, Виктор и Людмила тоже играли и пели. Школко Виктор – гармонист. Школко Михаил, Никонов Игнат, Гирсов Михаил, Курилович Михаил - играли на гитарах.
В деревне было много талантливых людей – гармонисты, гитаристы, балалаечники, плясуны и певцы! Их никто не обучал. Это были самородки. Их гены были заложены на белорусской земле предками, и передавались потомкам. Таланты их шли оттуда. Например, Гирсов Сергей, 1898 г. рождения, преподавал в школе столярное дело, был столяром высшего класса. Он еще был талантливым человеком – в деревне организовал драматический кружок (по рассказам моей мамы, т.к. он ее тогда привлек в кружок самодеятельности). Это было примерно в 1927 г. Потом он уехал в Томск. И весь досуг был заполнен «вечёрками». Их «играли» в клубе, возле домов, но не у каждого дома.
Но один дом был особенный, в котором могли собираться люди, и около дома тоже. Этот дом принадлежал Андреевым, и жили в нем «захарята». Этот дом строил Иван Захарович Андреев примерно в 1870-1875 гг. У И.З. Андреева было 6 детей. Когда они выросли и все «определились», Василий Иванович остался жить в этом доме. Похоже, этот дом в деревне был построен до того, как приехали белорусы. Дом был большой, под окном рос тополь, на склоне клубника (ни у кого ее не было) и, как у других, черемуха, боярка и другие кусты. Откуда приехали Андреевы – неизвестно. Василий Иванович был добрейшей души человек. Он один воспитывал своих детей – жена умерла рано, жили бедновато…
В этом доме зимой часто были посиделки, «вечёрки». Никогда не было алкоголя! Люди собирались, общались, играли в карты. Иногда, если кто-то засидится, или за окном ненастье – останется ночевать.
Однажды и я попала на вечерку около дома. Земля была вытоптана до ям, места много – площадка большая. Здесь на вечерках знакомились будущие женихи и невесты. Сюда приходили парни и девушки из других деревень. А «наши» ходили в другие деревни за много километров. Сестра моей бабушки Анна вышла замуж в Рогожинку, а Матрена - в Васильевку.
Итак, вечёрка. Это было в 1945-1946 гг., точно не помню. Летом, народу было много, но больше женщин. Плясали здорово, пели частушки, гармошка не умолкала. Я смотрела и слушала восхищенно! Чувствовала, что это очень близкое народу и исходит от народа. Я это ощущала, потому что сама принадлежала к этому народу, и корни мои из этого белорусского народа! На вечёрке в тот день была гостья из Новосибирска, балерина из Новосибирского оперного театра, жена Курилович Георгия. Он был военный, подполковник(?), без ноги. Они приехали навестить родителей. Она заказала гармонисту музыку и «пошла, пошла» по большому кругу, выделывая такие «па», которые я никогда не видывала. Все присутствующие были восхищены и бурно аплодировали! Веселье продолжалось долго. В другой раз, в очередной мой приезд, я опять побежала на вечёрку к этому дому. Все шло как раньше, но на круг в этот раз вышла Анна Бугреева (ур. Лысенок) и станцевала в точности, как приезжая гостья из Новосибирска. Все повторила и добавила свое, станцевала с задором, с огоньком! Так же прекрасно танцевала Никонова Зоя – так же красиво, умело и весело. Многие девушки хорошо и пели, и плясали.
Корни этих талантов – из Белоруссии, а взрастила их земля Сибирская. Белорусская земля наградила наших предков разумностью, талантами, умениями. И потомки, выросшие в Сибири, стали достойными людьми! Воевали, гибли на фронте. А их жены, матери и дети героически жили в тылу.
Ребенку, приезжающему летом на каникулы в д.Виленку, все было интересно. Это природа: деревья, трава, речка Самуська, мост через реку, поля; ягоды: на полянках земляника, в Гусевом логу – смородина, в болоте черника, клюква. Это счастье и радость видеть поляну на изгибе реки в цветах, освещенную солнцем – загляденье. Лес за поскотиной, где росли грибы, поля, где паслись коровы. Я с завистью вечером смотрела в окно, темнело, а мальчишки верхом на лошадях мимо по Антоновке ехали в «ночное». Так хотелось отправиться с ними, но я была хрупкая, городская и в «ночном» во мне никто не нуждался. А во время сенокоса я могла «ворочать», вернее переворачивать в рядах сено, затем сухое сгребать, с помощью взрослых делать копны, а за складированием сена в стога только наблюдала, косить не научилась, не хватило ни сил, ни таланта. Что интересно, что дочь моя Марина, сугубо городская, хрупкая, в 20 лет ловко научилась косить, когда с работы послали на сенокос. Я старалась бабушке Домаше помогать: мыла пол, делала уборку в доме, полола грядки в огороде, окучивала картошку. Помощь бабушке считала святым для меня делом.
Моя бабушка Гирсова Домна Ивановна - мамина мама (моя мама - Говор Александра Павловна). Бабушке в 1941 г. было всего 50 лет, но она казалась старше, такая изработанная, много пережившая, но добрая. Никогда меня не ругала, не произносила «плохих» слов. В 5 часов утра подоит корову, разбудит, напоит парным молоком, и опять я продолжаю спать. И кормила тем, что повкуснее.
Другая бабушка – Говор Ульяна Ивановна, моего отца, Говора Федора Ульяновича, мама. К этой бабушке я ходила в гости, иногда ночевала, у нее было много внуков, а у Домаши одна внучка – я. Но все равно баба Ульяна меня любила, старалась угощать самым лучшим, спали мы с ней в горнице на единственной в доме кровати, много разговаривали.
Кроме природы мое внимание привлекала архитектура домов, устройство быта: русские печи, ухват, клюка, чугуны, шайки, ушат бани по-черному. Конечно, в Томске также были такие дома, город-то недалеко, в 35-40 км от д. Виленка и в пос. Иглаково есть такие дома.
Бабушки Домаши дом был как многие. Предки деда Гирсова Павла Георгиевича были родом из Витебской губернии. А вот бабушки Ульяны дом поражал мое воображение. Эти предки были из Виленской губернии.
Одежда. Ульяна Ивановна и ее сестра Марина Ивановна носили холщовые юбки, ситцевые кофты, по-моему, широкие, и фартуки; штанов не было. Баба Ульяна дома была в одном фартуке, в магазин, на улицу надевала другой. К соседке через дорогу зимой могла добежать босиком. У бабы Анели, тети Клаши Лысенок свекрови, были и платья, кроме юбок и кофт. Когда баба Ульяна шла на свадьбу к кому-то, несла четверть самогонки и драники в качестве подарка.
Помню, у бабушки Домаши были не только юбки и кофты, но и платья, а штанов не было. Помню, был тулуп, в котором зимой она возила дрова в Томск на продажу. А костюм подвенечный светло-кремовый состоял из длинной юбки и кофты. Когда я училась в 5 классе, мне мама из этой юбки сшила праздничное платье «в складочку», и я пошла с классом в театр.
Об акценте белорусов. Я помню, как баба Ульяна говорила «талерка», «гордиёб». В основном все Митюкевичи говорили с сильным акцентом. Вспоминаются такие слова, как «гразь», «куратник», «трапка».
Еще одна особенность жизни (по воспоминаниям Аллы Васильевны Саранча (ур.Лысенок) – спали на соломенных матрасах. Их набивали соломой осенью, а перед Пасхой солому выбрасывали».
Рассказ В.Ф. Махневой комментирует О. Берловская. Если обратиться к истории жилища, то следует сказать, что жилище белорусов эволюционировало от землянки до однокамерных, позднее многокамерных построек. В начале XX века основными типами были 1-2-3-камерные бревенчатые строения с двухскатной, реже четырёхскатной крышей, покрытой соломой, дранкой, доской; преобладающая планировка: хата + сени и хата + сени + камора (клеть). И это можно проследить на схемах домов, составленных Верой Федоровной. Постепенно третье строение приобрело жилую функцию: хата + сени + хата; усложнилась внутренняя планировка, выделились отдельные помещения. Внутренняя планировка была устойчива — печь размещалась в правом или левом углу от входа и устьем повернута к длинной стене с окном. В противоположном углу по диагонали от печи находился красный угол (кут, покуть), почётное место в доме. Там стоял стол, и находилась икона. Вдоль стен размещались лавки. От печи вдоль глухой стены были полати — нары. Позднее появились кровати. Около дверей стояли небольшие лавки (услоны). На стене, на кухне — полка для посуды. Интерьер оформлялся различными кружевами, домоткаными скатертями, рушниками и покрывалами, коврами и одеялами. Декоративно-архитектурные орнаменты украшали жилище с внешней стороны. Эволюция современного жилища белорусов выразилась в росте домов-пятистенков, появлении кирпичных, нередко двухэтажных домов, часто с водопроводом, газом.
Крестьянский двор. Состоял из хаты, амбара (клети), навеса для дров (паветки), сарая для скота (хлева), сарая для сена (евни, осети, пуни) – и это прослеживается в хозяйственных постройках виленцев. Выделяется три основных типа планировки усадеб:
веночный — весь комплекс жилых и хозяйственных построек образует квадрат или прямоугольник, все строения связаны друг с другом; погонный — жилые и хозяйственные постройки образуют ряд в несколько десятков метров. В послереволюционное время отпала необходимость в некоторых хозяйственных постройках, например, помещениях для обмолота зерна, содержания коней, волов и др.; ликвидация их привела к трансформации традиционной планировки в двухрядную погонную, Г-образную и с несвязанными строениями[1].
Рассказывает Горожанкина (Лысенок) Александра Васильевна, 1933 г.р., г. Северск; расспросила, записала и обработала П.Е. Бардина.
Родичи. Родилась и выросла в Виленке, уехала оттуда в 1950 г. в Северск. Отцова родня – Лысенки - были белорусы, из какой-то Винницкой области. Но по-белоруски уже никто не разговаривал, писались русскими. Не помнит ни одного нерусского слова, которые бы дедушка или бабушка употребляли. Лысенок А.П. доводится троюродным братом А.В. Мать была русская, девичья фамилия Школко. Они там же в Виленке жили, там у нее похоронены два брата и три сестры. Двоюродный брат, у которого мать была крестной, он ее называл «лёлей», в 1949 г. застрелился из ружья прямо в деревне. Ему было 18 лет, он был красавец, гармонист, работал продавцом в магазине. Почему так сделал – никто не знает. У него и невест было много, дружил с Зоей Никоновой, попрощался и говорил перед этим, что ему больше всего жалко Зою.
Вечёрки. Все братья были гармонисты, на вечерках играли на гармошке. Младший брат Анатолий, 1940 г.рождения, про которого рассказывала В.Ф. Махнева, еще маленький был, чуть виднелся из-за гармошки, а играл хорошо. Он потом в Северске работал таксистом, уже умер. Вспоминает, как картошку весь день копали, а вечером бегом на вечерки, даже руки не мыла и не ужинала. Мать посылала младшего брата Толю – иди за Шуркой, пусть поест. А вечерки были в клубе, он в двери встанет и кричит: «Шурка, иди исть клецки!». Вечерки были отдельно для маленьких, которым лет по 13, и отдельно – взрослая вечерка в клубе. На вечерках танцевали танцы – ланцес, кадриль по шесть пар кружились. Играли с ремешком, все вставали в круг парами, сзади идет с ремнем, кого ударит по заду, тот перебегает в другую пару. Эти вечерки были уже после войны.
На вечерки ходили и в соседние деревни – в Петропавловку, Бросовку, Поперечку. Это по выходным и по праздникам. В Виленке было много парней, а в Петропавловке, например, много девушек было. Драк или ссор из-за девушек на вечерках не помнит, чтобы были, жили очень дружно. Наряжались в лучшие наряды, плясали в сапогах. Самой А.В. мать сшила саржевое платье, пришила к нему красные пуговицы, и все говорили матери: «Какая у тебя Шурка нарядная».
Соседи. Деревня была веселая, жили очень дружно, двери никогда не закрывали, ходили ночь-в-полночь, если кому надо. Не помнит, чтобы какие-нибудь конфликты между соседями были. Если что-то случалось, говорили: «Перемололась бы мука» - поговорка такая, что все пройдет. Все жители Виленки были в основном православные, но вот у брата матери - Ефима, жена была католичка, Антонина Казимировна Шабуцкая. Она ездила в свою церковь, в костел в Томске. Он был православный, она – католичка, но жили дружно. А.В. была крестной у их сына Анатолия, которого они крестили в православной церкви. Свадьбы раньше справляли очень скромно, просто гулянка, самогон пили, много готовили еды. В 1949 г. свадьба была у родственницы, невеста была в простом розовом платье, жених – в костюме.
Пища. Мать готовила клецки картофельные. Натирали на терке картофель, отжимали, скатывали колобки и, как вода закипит, бросали в воду и добавляли туда молока – забеливали. Так и ели клецки с молоком.
Частушки. Сама А.В. в молодости играла на гармошке и на балалайке. Балалайка у нее есть и сейчас, и иногда на ней играет и поет частушки. Эти частушки сочиняла сама, когда жила в Виленке и потом в городе:
Мы по Виленке пройдем,
Не стукаем, не брякаем.
Кого надо завлекем,
Долго не калякаем.
Сыграй, Витя, сыграй милый,
Игра твоя – с перерывой!
Полюбила я Титова,
А Гагарину дала.
А потом такое чувство –
Будто в космосе была.
Из колодца вода льется,
Потихоньку сыпется.
Хоть и плохо нам живется,
А гулять-то хочется.
Ой, спасибо гармонисту
За игру игручую.
Два соленых огурца,
Картошку рассыпучую.
Балалаечка гудит,
Люблю, как милый говорит.
Поговорочка его
Лежит у сердца моего.
Рассказывает Лысенок (Овечкина) Ася Антоновна, 1914 г.р., пос. Самусь, материалы этнографической экспедиции музея г. Северска, 2000 г., записи П.Е. Бардиной.
Судьба связала с Виленкой. Родилась в Томске, окончила курсы воспитателей, работала в 1930-е гг. воспитателем в д. Казанке, потом учительницей в д. Балагачево. Через год по просьбе отца, так как матери было трудно управляться с 10 детьми, направили в д. Виленку, поближе к городу. Там отработала учительницей 9 лет, потом заведующей детским садом. Работала там и в конторе. Потом замуж вышла за Лысенок Павла из Виленки, работала в Петропавловке Туганского района. В Виленке был промколхоз «Красный пихтовар». Там пихту варили на масло пихтовое. Муж умер перед войной в 1941 г., болел туберкулезом. Работал на складе, часто простывал. Осталась одна с четырьмя детьми.
В д. Бросовке, в двух километрах от Виленки, была промартель «Красный токарь». Делали столы, стулья, тумбочки, даже графины точили деревянные, и к ним бокалы деревянные. Такие графины были на столах в райисполкомах в1930-е гг. В войну там делали саперные лопаты. Эта промартель относилась к Томскому лесохимсоюзу. В Бросовке жили Сикора, Дементьевы, Шатровы, Зигаевы, Абросимовы.
В Песочках было два колхоза – «Первое мая» и «Коллективист». В промколхозе «Коллективист» бочки делали и ящики. А в колхозе «Первое мая» сеяли и пахали. В Поперечке колхоз «Верный путь», мельница была. Председателем колхоза был Хорошко. Его в войну дезертиры убили. Он хотел их арестовать, пошел с ружьем. А их было много, и убили его.
В 1950-е гг. по деревням ездили вербовщики, приглашали работать на Почтовый, молодых брали охотно. Сын пошел туда работать и сейчас там живет. И дочь из Томска туда поехала. Третий сын живет в Томске. Сейчас уже все пенсионеры. Четвертый сын погиб в детстве, трактором задавило.
Раньше налоги были большие. В войну 14 основных налогов было: за корову, с подростка коровы, за свинью, за землю, страховка обязательная и добровольная, подоходный налог, мясо, молоко, шерсть, яйца, шкуру со свиньи и коровы, если режешь. С одиноких – за бездетность. 12 кг топленого масла надо было сдать. У кого на фронте – тем скидка была в налогах. Идешь на покос, с собой ребенка берешь, а молока нет, только чай забелить.
После войны в Наумовке 21 год отработала секретарем Сельского совета. Замуж вышла за кузнеца. С 1975 г. живет в Самуськах, сын переманил, который живет на Почтовом, он приезжает сюда в гости.
Рассказывает Лушников Валентин Иванович, 1931 г.р., п. Самусь, материалы этнографической экспедиции музея г. Северска, 2002 г., записи П.Е. Бардиной.
Взгляд соседа виленцев. Родился в Семиозерках, там и сейчас дом родителей стоит. Из старожилов там почти никого нет, осталась одна Рагозина Евдокия с 1926 г.р. Из Лушниковых первым здесь, по-видимому, поселился прадед Тарас Лушников. Он был примерно с 1830-го г. рождения. Недалеко отсюда была заимка Лушникова по речке Самуське, где раньше был мост по дороге из Самуськов на Поперечку. Тогда еще Поперечки не было. Прадед Тарас Степанович по рассказам брата приехал с Дона, был, как и отец, высокого роста, черноволосый, плотный. И вся родня такая была. Отец работал на заводе в пос. Самусь. В 1937 г. его забрали и расстреляли. Мать осталась с четырьмя детьми, младшему два месяца было. Но все выжили и все вышли в люди, сейчас работают инженерами, строителями. В детстве много натерпелись, считались «дети врага народа», работали с десяти лет.
Занимались предки в основном пасекой, даже гречиху сеяли специально для пчел. Держали скотину, но немного - корову, коня. Пашню пахали немного – овес, овощи выращивали. Но пасека была главная. Рядом были и другие заимки, километрах в двух – Видяйкина заимка. Где сейчас Виленка, там хутор Поплавских был, еще одна Видяйкина заимка, немца Рукса и других. Заимка Малых Ивана Мелентьевича была. Около Якова озера жили также на отдельных заимках Байсовы, Кузинов, Логинов. С другой стороны – Гужихины, Банюк и другие. Раньше это наделы давали. Это было еще до Столыпина. Предки, вероятно, были староверами, они крестились двуперстием, у стариков были лестовки, подручники. Но там не все были староверами. Еще староверы были в Кипрюшке, Красном Яре, и сейчас в тайге есть заимки, где живут староверы.
Там, где был Кирзавод (не доезжая до Самуськов, есть такая остановка автобуса), там была Видяйкина заимка. Потом там построили кирпичный завод. Там было 5 сараев по сто метров длиной. Производили около 1 миллиона кирпичей в год. А потом за два года всё растащили, всё исчезло. Сейчас там просто дачи и огороды. А где Виленка, там была еще одна Видяйкина заимка. Там же рядом Рукс и Поплавский жили. Поплавский был богатый мужик, он занимался тем, что выделывал кожи. Со всей округи к нему ездили. Его могила и сейчас находится в Виленке. Там сейчас дачи и огороды, но сохранилось кладбище прямо на территории садоводства. Там есть могила, на которой крест высотой метра три и надпись «1915 г.», есть мраморные памятники. В 1920-е гг. здесь тиф свирепствовал. На одной заимке за неделю 5 человек умерло, так что их бабушка от этого сошла с ума.
Раньше друг к другу, с заимки на заимку, молодежь на вечерки ходила. На Лушникову заимку ходили на вечерки мед есть. За пять километров приходили. Прямо посреди пасеки стоял стол, лавки и угощали. Это еще когда дед там жил, а отец маленький был.
[1] http://ru.wikipedia.org/wiki/Белорусы