Белорусы в Сибири. Гилёвы. Братья и сёстры. Продолжение

БРАТЬЯ ВАЛЕНТИН И ПЕТЯ

Валентин Петрович Гилёв. Из личного архива Г.П. Бакиной

Я думаю, что Валентин и Петя были самыми любимыми сыновьями у мамы. Они были помощниками и кормильцами в семье. Валентин пришёл из армии инвалидом - после серьёзной операции на лёгких, и ему было запрещено работать. Когда Валентин вернулся домой, мама охала и причитала: «Это же надо было такого парня искалечить!». Валентин пошёл в отцову родню - был выше всех ростом, светлый, с тонким чувством юмора. После армии Валентин жениться не стал - считал, что не должен быть кому-то в обузу, хотя вполне мог найти хорошую девушку. Пока была жива мама – жил и он. Работал киномехаником – возил кино из деревни в деревню и зимой и летом, а ему нужно было беречь лёгкие. Спустя год после маминой смерти мой брат сильно простыл на работе и заболел. Они с отцом жили в деревне, в нашем доме. Ухаживать за ним было некому, в больницу сразу не отвезли, а потом уже и поздно было.

Валентин умер в 30 лет в Тугане, в той же самой больнице, где нас с Сашей лечили от кори. Мамы уже не было. Трудно представить, как бы она перенесла это первое и тяжёлое испытание в своей жизни.

Пётр Петрович Гилёв. Из личного  архива Г.П. Бакиной.

Мой брат Пётр родился летом, в Петров день, и в результате получился Пётр Петрович. Я бы сказала, что мать-природа не поскупилась для него. Он у нас брюнет, среднего роста, красивый, с покладистым характером. Петя никогда не грубил родителям, не ссорился с братьями и не обижал нас, младших. Он всегда брал нас с собой в лес за шишками, грибами и ягодами. Зимой мы вместе катались с гор на санках, но мечтали и пробовали прокатиться с горы на одной лыже, как это умел Петя. Но у нас не получалось - не хватало ловкости. Что бы Петя ни делал, у него получалось лучше всех. Если подростки или молодёжь играли в лапту, то всем хотелось, чтобы в их команде играл Петя, потому что он был самым ловким и быстрым, и его команда, как правило, побеждала. В нашей деревне не было школы-семилетки, она находилась в соседней деревне, в четырёх километрах от нас. Петя и Дуся ходили туда каждый день, в любую погоду. Весной, когда наша речушка разливалась и делалась бурлящей и стремительной, дети снимали свои сапоги, чтобы не упасть со скользкого дерева в воду, переходили речку, обувались и шли учиться. Однажды зимой, придя в школу, Петя и Дуся увидели на двери школы большой замок и объявление, в котором было написано, что из-за сильного мороза школа не работает. Дети обрадовались и пошли домой. В то время градусников не было, телевизоров тоже, было только радио, но его слушать было некогда, да и никто особенно не вникал в ситуацию – зимой в Сибири всегда было холодно.

Дома Петя выполнял любую работу по хозяйству. Косил сено, заготавливал и колол дрова, привозил в бочке воду и выполнял много другой работы. Кроме этого он никогда не отказывался помочь, если просили свои - деревенские. У нас дома всегда было много посторонних людей - ну просто клуб по интересам. К братьям приходили ребята, к нам - девчонки, к отцу – мужики. Зимой по вечерам мужики играли в карты или в лото, мы читали вслух сказки, которые всегда заканчивались нравоучениями и имели воспитательный характер. В нашей семье все любили басни Крылова, во время чтения басен часто шли комментарии. Отец оценивал в первую очередь хозяина, он мог сказать: «А что там был за хозяин, что волк к нему в хлев залез?". А Вова, наш хитрован, выдал: «Дура эта ворона, съела бы сыр вначале, а потом каркала». У мамы же было совсем другое восприятие жизни. Когда мы все по очереди прочитали Анну Каренину, то в семье как-то неожиданно произошёл спор. Мама жалела Анну и сочувствовала ей, а отец и братья рассудили по другому и сказали, что Анна - шлюха, и в нашей деревне её никто не взял бы замуж. Я была ещё школьницей, но, видимо, в силу заложенного деревенского воспитания не сочувствовала Анне, но помалкивала, потому что могла получить неодобрение от братьев.

В нашей деревне жил дед Винцук. Петя любил поиграть с ним в карты, и дед приходил к нам каждый день, как на работу. Наши ребята играли с ним на деньги - на мелочь. Дед часто выигрывал и приговаривал: «Шанго-миюла». Что это означало, никто не знал, видимо, это осталось у него с финской войны. А наши проворные ребята клали для него на стол старые белые монеты с двуглавым орлом, которые они нашли при разборке старого амбара, оставшегося от прежних хозяев. Дед видел плохо, брал выигрыш и шёл домой. Но для ребят это было развлечением, они нашли целый мешочек таких монет и все проиграли деду. Но тот никогда не высказывал своей обиды и так же продолжал к нам ходить.

Наш Петя после колхозной работы часто ходил в лес, чтобы добыть пару рябчиков или глухаря на ужин. В тот день он отвязал собаку, она радостно завиляла хвостом и бросилась вперёд по знакомой тропинке, обгоняя хозяина. Вскоре показалась поляна со скошенной травой, а дальше стеной стоял лес, в котором часто прятались непуганые птицы. Спустя несколько минут Петя услышал, как залаяла собака, стоя под елью. Он подкрался поближе и увидел молодого лося. Скорей всего его привлёк запах скошенного сена, видимо, самому щипать траву сохатому было лень. У брата что-то ёкнуло в груди - ведь для нашей большой семьи этой еды хватило бы на пару месяцев. Он быстренько вскинул ружьё, прицелился и выстрелил. Лось махнул головой и быстро побежал в заросли леса. Петя понимал, что такой пулькой, с женский ноготь, эту скотину не уложишь, лось ведь намного больше откормленной коровы. Он выстрелил ему вдогонку ещё раз, а лось и был таков. Петя долго обыскивал лес, но напрасно. Спустя несколько часов мой брат, расстроенный и усталый, с пустыми руками возвращался домой. Вдруг, совсем недалеко от дороги, он увидел, как два мужика возятся около кустов. Подойдя к ним вплотную, Петя понял, что они обрабатывали его лося. Петя намекнул, что это его добыча. Мужики рассмеялись и, показывая на его мелкашку, сказали: «Такой лося не убьёшь, лучше помоги нам». В деревне всегда помогали друг другу. Петя согласился и принялся за работу. За это он в конце получил хороший кусок мяса. Поздно вечером Петя вернулся домой успокоенный и с добычей в руках. Уже на следующий день мама наварила капусты с мясом. Мужчины были сыты, дети были довольны, а сестра Дуся, удобно усевшись на табуретку, догрызала с крупной лосиной кости мясо. Мы понимали, что убивать лосей летом нельзя было, а тут неожиданно к нам зашёл бригадир, чтобы дать отцу наряд для работы в кузнице. Не успел он и рта раскрыть, как Дуся выпалила: «Смотри, какого глухаря наш Петя убил». Мужик, конечно, засмеялся и сказал: «Ешь на здоровье», дал задание и ушёл. Все понимали, что детей надо кормить, поэтому никто никого не закладывал.

В свои восемнадцать лет Петя был избран депутатом сельского совета. Но Приобрести большой опыт руководящего работника он не успел, поскольку был призван в ряды Советской армии. Он служил на Камчатке, на подводной лодке, четыре года и пять месяцев. Я за это время успела закончить институт. Из воинской части, где служил Петя, часто присылали родителям благодарственные письма. По правде сказать, никто и не сомневался, что Петя выполнит любое задание по службе честно и качественно. Шли семидесятые годы, когда мы активно помогали Кубе, а в стране была очень напряжённая обстановка. Даже нас, студенток факультета иностранных языков, параллельно обучали на медсестёр гражданской обороны. За добросовестную службу через два года Пете предоставили отпуск домой. Я заметила, что Петя у нас «везунчик» - потому, видимо, что он никогда не доставлял никому неприятностей, не завидовал, не мстил, а всё добывал своим трудом.

После службы в армии Петя работал на приборостроительном заводе. Без городской прописки брали только туда, к тому же давали общежитие. Петя довольно-таки быстро освоил профессию токаря и получил звание «Мастер - золотые руки». Затем он стал ударником девятой, десятой и одиннадцатой пятилеток. Петя выполнял план пятилетки за два с половиной года. Он добросовестно обучал молодежь своему ремеслу и получил звание «Лучший наставник молодежи по министерству». Надо сказать, родной завод не обижал Петю. У него была достойная зарплата, правда, с выработки, то есть, сколько наработаешь, столько и получаешь. К тому же он заработал две квартиры. Его также наградили орденом "Знак Почёта", а в конце его трудовой деятельности Пете присвоили звание «Почётный машиностроитель министерства России». Сейчас Пете 75 лет, он на пенсии. У него хорошая полная семья и два прекрасных внука. Может быть, и они повторят достижения деда.

 НАСТЯ

Анастасия Петровна Гилева. Из личного архива Бакиной Г.П.

Когда мы переехали жить в другую деревню, я была ещё совсем ребёнком, и все мои сёстры, кроме Дуси, жили уже в городе со своими семьями, все, кроме Насти. Она была незамужняя, работала на фарм-заводе и жила в заводском общежитии. Настя была девушкой скромной, работящей, приятной наружности. Она хорошо играла на гармошке и балалайке. Настя относилась к себе критически и не считала себя симпатичной, только лишь из-за «греческого носа», но в нашей семье у всех были такие профили, в том числе и у меня. Но, когда я прочитала, что женщины с такими носами это серьёзные, умные, трудолюбивые люди, не позволяющие никакого легкомыслия, я сразу приободрилась и решила, что я сама преодолею все трудности, прокладывая дорогу в жизни. Тоже самое делала и Настя. На заводе она фасовала таблетки. Работа эта кропотливая, а главное – никакого движения. Тут нужно адское терпение, я бы не смогла. Но её это вполне устраивало. Учиться дальше не было возможности; чувство долга и совесть звали в деревню на помощь матери. Таким образом, после того, как Настя оделась и обулась сама, она начала ходить в деревню с сумками подарков для сестёр, мамы и братьев. И была она для нас самой любимой сестрой, потому, что все остальные имели свои семьи и помогать нам не могли.

С сумками Настя добиралась на катере до Самуськов, а потом шла 30 км. пешком до своей деревни, нигде не ночуя. Мы, дети, не знали - придёт она или нет, но по праздникам бегали за деревню по нескольку раз её встречать. Радостные, мы помогали нести её сумки. А дома, не успев отдохнуть, она первым делом раздавала всем подарки. Обычно, для меня и Дуси, она привозила по кусочку ситца на платье, для мамы могла купить штапелю на кофточку, или красивый платок. Мне – резинового пупсика (кукла дорого стоила) и обязательно конфеты с повидлом внутри, завёрнутые в фантики. Мама складывала подарки в сундук или комод, конфеты раздавались поровну и тут же съедались. А к Рождеству и Пасхе мама шила новые платья, завязывала новые платки, и мы в Пасху заходили в каждую хату «славить». А хозяйки давали нам по крашеному яйцу и, если повезёт, по паре конфет в фантиках.

В Советское время жители наших деревень скромно отмечали Октябрьские и Майские праздники, а вот Рождество и Пасху праздновали от души. В домах готовили вкусную и сытную еду: холодец, домашнюю колбасу, капусту с мясом, котлеты, пироги с черникой или с молотой в муку черёмухой, нарезали сало, но, в общем, ставили на стол всё, что было у хозяек. Настя чаще всего приходила домой к Рождеству. Она белила хату, а у нас был большой дом, делала уборку, старалась во всём помочь маме. Настю просить не надо было, она сама понимала, что нужно делать. Я-то человек другого типа – если мама скажет, что делать, я выполню, если нет указаний, я в «бой» не брошусь. Деревенские парни обращали на Настю внимание, но выйти замуж за деревенского, чтобы снова сюда вернуться – это совсем неправильное решение, поэтому с этим вопросом она не торопилась. Как-то летом, когда Настя нас долго не навещала, Дуся уговорила меня навестить Настю в городе. Сестре было 11 лет, а мне - 8. Дуся была выносливой, смелой и хитрой девочкой. Я ей полностью доверяла и была в ней уверена. Мама нас отпустила без всяких разговоров, собрала нам немного еды - по паре яиц, бутылку молока, хлеба и, наверное, сала (я-то его с детства не ем). Мы оделись в лучшее, что было у нас, взяли свои туфли и пошли босиком, потому что так было удобнее. Вначале нам нужно было дойти до Самуськов, а это 30 км. Машины там не ходили. Была только глинистая, грязная, конями и телегами проложенная дорога. Лес был дикий, никаких попутчиков встретить практически не было шансов. Правда, в ту пору в Сибири не было волков, но рыси и медведи водились. Мы знали, что медведи летом на людей не нападают, если не будешь покушаться на её медвежат. А рыси обычно выслеживают одиноких путников, ну а мы старались громко говорить, петь песни, в общем, шли и «балдели». Еду мы съели в самом начале, чтобы не мешала. Босиком идти было легко, лужи не надо обходить, колючие ветки и трава нас не раздражали – мы с ранней весны до поздней осени в деревне ходили босиком. Ближе к вечеру мы дошли до деревни, которая находилась в 15 км от Самуськов. Мы зашли в дом, на который указала Дуся. Хозяйка, спросив нашу фамилию, пустила нас переночевать. Похоже, она знала наших родителей. Потом она наварила картошки, налила нам по кружке молока, дала хлеба, мы поели и залезли на сеновал переночевать. Утром мы незаметно ушли, чтобы никого не тревожить, ведь нам оставалось пройти всего 15 км. Здесь уже было легче идти – дорога была песчаная и хорошо укатанная, и местность не такая дикая - всё же близко к районному центру. Дуся уже была до этого в Самуськах – она там целый год училась и жила у тёти Вари, поэтому легко там ориентировалась. Для меня же это был целый город, и я с восхищением наблюдала, как Дуся быстро отыскала нужную улицу и тёткин дом. Перед этим мы, конечно, помыли руки, лицо и ноги в озере, надели чистые туфли и пошли к тёте Варе. Она не очень была удивлена, в то время это было нормой. Мы у неё переночевали, а утром сели на катер и поплыли до Томска.

Нужно сказать, у нас в деревне не было большой реки – так, ручей, который летом мы легко перепрыгивали. А тут плывешь – кругом вода, волны бьются в окна катера, сидишь внизу с ощущением, что вот-вот утонем. И для меня это было страшнее и опаснее, чем идти по тайге. И, наконец, через два или три часа мы увидели Томск, а моё напряжение ушло только после того, как мы сошли с трапа. Дуся легко нашла заводское общежитие и Настю. Та была, конечно, в шоке, но девушки, которые жили в комнате, приняли нас приветливо. В комнате было уютно и чисто. Настя нас накормила и отвела к сестре Вале, которая жила неподалёку. Ночевать в общежитии было негде – в комнате было четыре девушки. Мы пробыли у Вали целую неделю. По тем временам самое большое впечатление дети могли получить в городском саду. Валя нас и туда сводила, ведь мы были на летних каникулах. Вообще я увидела в городе много странного и непонятного. Улицы были в городе ровные, гладкие, а босиком никто не ходил. Вода была прямо в комнате, она бежала из какой-то железной трубы, нужно лишь только крутнуть «колёсико», а колодца рядом нигде не было, откуда она бралась? Это было странно, а спросить неудобно. В городском саду все качели висели на цепях, а не на верёвках, как у нас в деревне, а вместо корыта были большие железные ванны, и в них долететь можно было «до самого неба». Ну а их деревянные кони мне совсем не понравились, наши – живые  - лучше, они быстрее, и на них тепло сидеть, правда, с живых коней падать больнее, но оно того стоит. В общем, как говорится, город произвел на меня неизгладимое впечатление. Где-то через неделю мы вернулись домой тем же ходом. Мы рассказали маме всё,  что видели и не забыли добавить, что видели портрет Насти на доске почета, и что она на заводе – передовик.

Однажды я услышала, как мама и бабушка секретничали. Из их разговора я поняла, что Настя вышла замуж за городского парня. Но они были не зарегистрированы, что для нашей деревни было происшествием, но Настю оправдывало то, что парень был высоким, видным, да и городским. После замужества Настя нас больше не радовала подарками, у неё родилась дочь и нужно было содержать семью, тем более, что её муж на работе особо не надрывался. Но, как бы там ни было, я всегда ходила к своей сестре, когда жила в интернате, и, особенно, когда жила в институтском общежитии. Михаил, её муж, никогда не обижал меня и не смотрел косо, что я опять заявилась. Хотя вначале они жили с ребёнком в одной комнате в общежитии. Я им очень благодарна по сей день, ведь ближе родственников у меня не было и нет. Насте сейчас 87 лет, она в нормальной физической форме, помогает дочери на даче и по хозяйству, любит и балует внука, которому 40 лет. Дай бог ей здоровья.