Белорусы в Сибири. Гилёвы. Братья и сёстры

ШКОЛА И СЕСТРА ДУСЯ

Евдокия Петровна Гилёва. Из личного архива Г.П. Бакиной

Осенью и весной мы могли ходить в школу даже без обуви, но обязательно в форме - коричневое платьице с белым воротником и чёрным фартуком. Всю одежду для нас мама шила сама. Наша деревенская школа имела четыре класса, все мы учились в одной комнате. И было нас десять учеников. В каждом классе два-три человека. Учительница занималась с нами по очереди. Поэтому мне это очень помогало. Я очень часто запоминала материал старшего класса, и на следующий год учиться мне было легче. Но больше всего помогало то, что моя старшая сестра Дуся опережала меня всего на один класс. Она была очень усидчивой и самолюбивой, старалась быть самой лучшей ученицей. Все стихи и правила Дуся учила дома вслух, поэтому все школьные стихи Некрасова, Пушкина, Лермонтова знала почти вся наша большая семья. Когда Дуся запиналась, то моя мама, стоя у печи или у русской печи с ухватом в руках, подсказывала ей. Дуся легко заучивала, если понимала смысл слов. Но я помню, как она с трудом учила «Песнь о вещем Олеге» - не могла запомнить одну строчку: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам ….». После многократного повторения этой строчки она опять запнулась. Вижу, мама поставила ухват на пол и с недоумением посмотрела на Дусю, а та спрашивает: «А что такое отмстить, и кто такие хазары?». Мама долго думает и отвечает: «Ну, отмстить – это как бы дать сдачи». «Деньгами?» - спрашивает Дуся. «Да, нет, по морде», -отвечает мама. -  "А, понятно. А хазары - это кто?". Тут мама собралась с мыслями, присела, растянула свои чёрные глаза и сказала: «Ну, это такие маленькие узкоглазые люди, и неумные, чтобы идти на русских». «Теперь понятно», - сказала Дуся и с выражением произнесла: «Как ныне сбирается вещий Олег дать сдачи неумным татарам». Мама засмеялась, а брат посоветовал выучить то, что написано в книге. В то время много поучительных стихов Маршака, Михалкова, Маяковского дети учили в школе. Благодаря Дусе я помню многие из них до сих пор.

Кроме школьной программы Дуся много читала дополнительной литературы. У бабы Фёклы дома была хорошая библиотека: Гончаров, Некрасов, Толстой, Золя, Мопассан и обязательная газета «Советская Россия». Мама читала книги в любую свободную минуту. Она не обращала внимания на то, что о ней говорили деревенские бабы. После мамы между нами была негласная очерёдность, кто за кем читает. Дуся, не дождавшись очереди, брала книгу, когда все уже спали, ложилась перед печкой (а она у нас потихоньку тлела на осиновых сырых дровах) и читала. Свет проникал через круглые дырочки на дверце печки. Этим Дуся испортила зрение и потом носила очки. Позже, когда она приезжала на каникулы в деревню и шла на танцы, она их не надевала, а меня просила сказать, хорош ли парень, который явно собирался пригласить её на танец. Я видела хорошо и шла ей на выручку, давая краткие характеристики: «Так себе, задриносый, плюгавенький, симпатяга». Но, правда, это так - на вечер, потанцевать. Потому что студентке надо учиться, а не «шуры-муры крутить», как говорил мой брат.

Евдокия Гилёва с белорусским коромыслом. Из личного архива Г.П. Бакиной.

Мой брат Валентин следил за нами и не позволял никаких вольностей. Будучи студенткой, Дуся купила в городе закрытый купальник, приехала домой и надела его в жаркий день. Залезла на крышу и улеглась там, когда вокруг никого не было. В это время наш старший брат Валентин шёл из леса с двумя рябчиками и ружьём на плече. Он еще издали увидел на крыше нашего дома какую-то голую «лярву» с книжкой в руке. Подойдя поближе, он понял, что это его родная сестра-студентка, которая, видимо, уже переняла некоторые привычки городской жизни. У нас в деревне не было ни реки, ни пляжа. А в разгар лета и в голову не могло прийти полуодетой лежать на крыше, да и некогда было. Он согнал Дусю с крыши, чтобы она не позорила свою семью на всю деревню.

Окончив школу, Дуся поступила в ТГУ на радиофизический факультет, где была самая высокая стипендия - 45 рублей в месяц. И хотя это был в большей степени мужской факультет, она успешно его закончила и была направлена в Новосибирск, где честно и самоотверженно трудилась до конца своих дней.

СЕРГЕЙ. САМЫЙ СТАРШИЙ БРАТ

Семья Гилёвых дома. У картины справа – Сергей Петрович Гилёв. Из личного архива Г.П. Бакиной.

Иногда в субботу после бани, намытые, одетые во всё чистое, мы с мамой ходили в соседнюю деревню Сапеженку, где жил её самый старший сын Сергей. От природы он был наделён хорошей внешностью (у мамы не было некрасивых и больных детей) и добрым, отзывчивым характером. Он, как и отец, владел многими ремёслами, но стал профессиональным охотником. После женитьбы Сергей переехал к тёще, в другую деревню, а у той были ещё свои дети. Кроме всего Сергей был лучшим гармонистом в деревне. Надо сказать, мамины дети имели хороший музыкальный слух и практически все умели играть на гармошке и балалайке. Сергей часто играл на гармошке на свадьбах и вечёрках. Когда мы стали жить немного лучше, моему младшему брату Саше купили баян, и он прекрасно подбирал на слух понравившиеся мелодии. Я тоже в интернате ходила в хор и играла в струнном оркестре на домбре-альт. Гармонь для Сергея была хобби, а его работой была охота. Жил он дома, а в лес ходил каждый день на широких лыжах. Все стены их избы были завешаны пушниной: шкурками белок, колонков, кротов, рыжих лисиц, горностаев. Изредка попадались соболи. У Сергея был план по заготовке пушнины. И всё это он сдавал государству в районном центре. За пушнину платили деньгами, но не очень щедро, да к тому же он содержал свою семью и тёщину. В середине пятидесятых годов женщины в наших деревнях ходили в фуфайках, и никому в голову не приходило выделать шкурку лисы или соболя, поехать в город и заказать себе пальто или меховую шапку. Женщины обходились фуфайками и цветными платками, а если у девки была тёплая жакетка из чёрного плюша и пуховый коричневый платок, да в придачу пара шёлковых платьев, то это уже - богатая невеста, такую и замуж не грех взять. Ведь не зря говорят: «В наряде и пень хорош».

Сергей был парнем работящим и опытным охотником. Мясо в их семье было всегда - зимой и летом, молоко тоже. А главное, у них для гостей всегда было черничное варенье, на другие ягоды никто сахар не тратил.

Мы с мамой ходили в Сапеженку после бани, под вечер. Пройти нужно было четыре километра. За час мы доходили до деревни по узкой, проложенной конями дороге. Я ещё успевала полежать на поляне в сугробе, раскинув руки. Я и сейчас иногда так делаю, если никто не видит (всё же занятие не по возрасту). Мама ничего мне не запрещала, после сугроба она меня отряхивала, и мы шли дальше. Надо сказать, что зимний лес и летний – две большие разницы. В зимнем лесу стоит такая тишина и уют, что слышен каждый шаг и шорох. Лес, покрытый снегом, стоит плотной стеной, и ты чувствуешь себя абсолютно защищённой. Мне нравилось встать под густую ель, укрытую снегом, и дёрнуть за пару сучьев. Снег обильно осыпал меня с головы до ног и даже попадал в валенки. Потом я ложилась на дорогу, задирала ноги, и всё высыпалось обратно. Перед деревней мама помогала мне вытрясти мою фуфайчонку, и после этого мы заходили в дом. У брата нас ждал хороший ужин. Кроме мяса кусками у них были даже котлеты. Жена брата Тоня была очень приветливой и хлебосольной хозяйкой. Она всегда кормила всех гостей. У неё была даже мясорубка, в деревнях это было редкостью, попросту у многих нечего было прокручивать. Семья брата жила небогато, но лучше многих. Сергей по праздникам навещал нашу семью. Он приезжал с малопулькой и учил братьев стрелять во дворе. Им это занятие очень нравилось. Видимо, и ружья он им подарил, и поэтому все наши ребята любили охотиться и метко стреляли. Это странно, но даже моя сестра Дуся, будучи студенткой университета, получив стипендию, шла в тир и оставляла там сумму, равную трём обедам. Я это не приветствовала и думала: «Лучше бы ты купила конфет или халвы». Она, кстати, тоже метко стреляла и, когда приезжала в деревню, ходила в лес с ружьём (у нас их было три).

Сергей, как "профи", имел право убивать медведей, лосей и всякую другую живность. Однажды, когда мы были в его деревне, он привёз на тракторе на санях огромного медведя. Это было осенью. Мужики подвесили его в крытом дворе к потолку, а головой он доставал до пола. Когда брат начал снимать с него шкуру, я ушла. Эта картина не для детей. Уже вечером Тоня кормила всех жареной медвежатиной. Мясо мне показалось вкусным. С той поры я никогда не ела медвежатину, хотя в томских ресторанах она была часто в меню. При слове "медвежатина" у меня перед глазами появлялась картина с этим страшным медведем, и мяса мне уже не хотелось.

О жизни Сергея я знаю мало, он был первым ребёнком, а я предпоследним, мы вместе не росли. Но я его очень уважала и жалела, потому что с тёщей ему жилось не сладко. Она была им недовольна, хотя видимых причин для этого не было. Возможно потому, что после войны мужчин в деревне не хватало, а ей было около сорока лет. Так думала наша бабушка. Но это только слухи. Умер Сергей в 76 лет от инфаркта, никого ни разу не побеспокоив своими болезнями.

БРАТЬЯ ГРИША И ВОВА

Григорий Петрович Гилёв. Из личного  архива Г.П. Бакиной.

Братья Пётр и Владимир (справа) Гилёвы. Из личного архива Г.П. Бакиной

Гриша был шестым, а Вова – седьмым, у них была разница в два года. Парни жили дружно, ругались редко, вместе ходили на охоту, заготавливали дрова, пахали колхозные поля. Внешне они были разные. Гриша был русым, с серыми глазами, а Володя – яркий брюнет с карими глазами, вьющимися волосами и внушительным носом – ну прямо джигит с Кавказа. Гриша начал курить рано, ещё школьником. Наш отец выращивал табак для себя, поэтому его кисет всегда был набит табаком, и если там немного убавлялось, то он не замечал. Вова брата никогда не закладывал, но сам не курил, даже когда был взрослым человеком. Только один раз они подрались из-за приезжей девки. Эта молодая особа приезжала к своему деду из города. В нашей деревне было мало девчонок, и они до свадьбы не позволяли никаких вольностей. А тут городская молодуха устроилась ночевать на сеновале, никто её не контролировал, и Гриша стал её навещать. Никто ничего бы не узнал, если бы однажды наш Вова не пришёл домой в рваной рубахе и без пуговиц на кятурке (ширинка). Мама быстро поняла, в чём дело, долго отстирывала кровь с его рубахи и говорила: «Неужели вы не могли ходить по разным дням». А Вова ответил, что он видел, как Гришка ушёл к своей девушке дружить, и никак не ожидал, что он ночью вернётся на сеновал. Деревенские девки вели себя строго, боялись, что «бракованную» никто не возьмёт замуж. Поэтому Гриша решил довести своё свидание до разумного финиша и вернулся на сеновал. Ну а Вова был уже там. Добровольно он уходить не хотел, вот они и подрались.

Как ни странно, у Гриши, как у самого скрытного из всех братьев, сексуальные приключения случались чаще всего. Когда он женился на девушке, с которой дружил, они уехали жить в другую, далёкую деревню, подальше от тёщи. Там он работал трактористом, комбайнёром и шофёром. Эти работы он хорошо знал и умел делать. Однажды он повёз колхозные продукты в город, и к нему в кабину подсадили молодую деревенскую бабу. Съездили туда-обратно - ничего особенного. Но спустя несколько дней жена вернулась из магазина возмущённая. Она стала упрекать его: «Что ж ты опозорил меня на всю деревню? Ты что, не мог справиться с этой бабой, и теперь она всем говорит, что ты никуда не годен?!». Гриша вытаращил от удивления глаза, матюгнулся и сказал, что "с такими нестиранными панталонами надо было в кузов садиться, а не ко мне в кабину. А то около меня сидит, титьками трётся, ну я и подвернул к стогу на обочине. Ну а когда она задрала своё платье, и я увидел её труселя, мой орган запротестовал, и я ничего не смог с ним сделать. Так что иди в магазин и громко всем об этом расскажи". Постепенно этот конфликт утих. Я думаю, что после этого все деревенские бабы одевались в чистое. И не только, когда шли в поликлинику, но и когда ехали в город с попутчиками.

 

СЕСТРА ВАЛЕНТИНА

Петр и Валентина Гилевы. Из личного архива Бакиной Г.П.

Валя была старшей сестрой в нашей семье. Я не росла с ней вместе, но она в какой-то степени заменила мне мать. У нас был ещё брат Валентин, а также сестра Шура и младший брат Александр. Непонятно, по какой причине в семье было по паре одинаковых имён. Может, про запас – а вдруг не все дети выживут. Но Бог миловал – выросли все дети - даже те, кто родился сразу после войны.

В то время имя Александр было особенно популярно. У меня и у сестёр Вали и Дуси мужья – Александры. Как-то собрались гости, и из десяти мужчин только один был не Александр. При обращении к одному рюмку выпивали все. Хорошо, что меня хотя бы Галей назвали, а не Дусей или Мусей: у нас в деревне так называли сытых свинок. Хотя, честно сказать, имя Галина в переводе с латыни – курица. Оно никогда не было популярным, и вряд ли будет. Вале повезло с именем - она была третьим ребёнком, и вполне широкий выбор имён еще был.

Валя внешне сильно отличалась от остальных маминых детей. Она была светлая, курносая, имела прехорошенькую кукольную внешность. В нашей семье ей одной посчастливилось иметь курносый нос. От природы она была ловкой, быстрой и трудолюбивой. Поступки её всегда были продуманными и обоснованными. В город она уехала рано, устроилась на работу и вскоре вышла замуж. Но жизнь в городе была не легче, чем в деревне. Это были пятидесятые годы, когда люди стояли подолгу в очередях за хлебом, да и жить было негде, надо было снимать квартиру. Они с мужем решили завербоваться на Крайний Север - в Обскую Губу, на полуостров Ямал, где коренным населением были ненцы, манси и другие народности. Это был рыболовецкий посёлок. Они хотели заработать денег и, к тому же, северный стаж шёл в копилку - один год считали за два. Бытовые условия на Севере были тяжёлые. Жильё холодное, да и работа изнурительная. Валя там не работала, потому что родила двух девочек. Но она хорошо шила, и ей часто приходилось обшивать местных женщин. Думаю, что бесплатно. Местное население в основном занималось рыболовством, поэтому основной едой была рыба. Осетрину ели очень часто. Вы скажете - круто, но ничего хорошего. Представьте себе: осетрина в виде ухи, котлет, пельменей, и даже картошка жарилась на рыбьем жире! А Вале снились блины со сливочным маслом, картошка, жареная на сале, а карман - полный кедровых орехов. Поэтому она не могла привыкнуть к рыбе. Видимо, излишки она присылала к нам в деревню. По бедности мы ели эти розово-жёлтые кусочки с варёной картошкой, и эта еда мне казалась вкусной, хотя к рыбе мы не были приучены: ни реки, ни магазина с рыбой у нас не было.

Через три года Валя со своей семьёй вернулась в Томск и пошла работать на карандашную фабрику, а ее муж – на шпалопропиточный завод. Им дали комнату в деревянном бараке с печным отоплением и туалетом на улице. Но даже такому жилью они были рады. Фабрика частично обеспечивала дровами, и в комнате всегда было тепло, сухо и никакого земляного пола, как на Севере. Валя была очень заботливым и ответственным человеком. Все родственники, приезжавшие в город по разным делам, останавливались у неё. Там даже было место, где можно было привязать лошадь с санями или телегу. Когда мои братья уходили в армию, они останавливались у Вали на несколько дней, и она же их встречала из армии. Спали все на полу, в туалет ходили на улицу, но деревенских это не напрягало. Главным было - крыша над головой, еда и внимание.

Меня именно Валя устроила в интернат в городе, поскольку в нашей деревне была только начальная школа. Этот интернат ещё достраивался, а она уже всё о нём узнала и начала собирать необходимые документы. Интернат был платный, и плата была довольно высокой. Валя устроила меня в этот интернат на полное бесплатное государственное обеспечение, так как моя мама имела звание «Мать-героиня». У Валентины хватило времени и терпения довести всё до конца. Помню, сколько времени нужно было затратить, чтобы заполнить только одну медицинскую справку. Я, десятилетняя девочка из деревни, даже не подозревала, что существует столько специальностей врачей. Неужели может быть так много болезней?.. Когда я уставала ходить по городу, Валя покупала мне мороженое, но оно мне не очень нравилось: кусок сладкого льда во рту – как-то непривычно. В результате в интернат меня взяли, и с этого момента у меня началась совсем другая жизнь.

А вся Валина жизнь была непростой, напряжённой. Её муж особо не старался для семьи, да ещё платил алименты. Основным смыслом её жизни было вырастить двух дочек. Она скрупулёзно следила за тем, чтобы в семье всегда была еда, и чтобы все были по сезону одеты. Это, конечно, не Крайний Север, но всё равно - Сибирь... Дочек своих она держала в строгости, была им и матерью, и отцом. Когда дочки выросли и вышли замуж, она развелась со своим мужем Александром. И после этого она решила, что имеет право уделить и себе немного внимания. Было ей тогда чуть больше сорока. Привлекательная, трудолюбивая, хозяйственная, физически крепкая женщина - конечно, она привлекала внимание мужчин. В то время Валя ещё подрабатывала мытьём полов в мужском общежитии. Мужчины были разные, они работали вахтовым методом и ездили домой. Но не все – вдовые и разведённые жили в этом же общежитии. Один из них, будучи разведённым, долго присматривался к Вале и решил, что лучшей жены ему не найти. Она жила рядом с общежитием одна, и он напросился к ней в гости. Валя была не против вместе скоротать вечер. Гладко выбритый, наутюженный мужичок пришел к ней «на рюмку чая». Валя его, конечно, угостила, «чем Бог послал». А Бог послал домашние котлеты, картошечку, солёную рыбку, грибочки, огурчики, колбаску и к этому небольшой графинчик вкусной клюквенной тридцатипятиградусной наливочки. Гостю, конечно, всё понравилось, он расслабился и стал поглядывать на запасной диван для дочерей, который стоял в углу. Валя поняла, что мужичка сморило, и она разрешила ему переночевать на диване, сама ушла спать на свою кровать. «Жених» что-то никак не мог уснуть - кряхтел, ворочался, мешал ей спать. И Валя решила посмотреть, что ему так мешает? А мужчина старательно укладывал свой драгоценный орган на место – в трусы, которые явно стали тесными. Видно, что он не привык подводить своего хозяина и в нужный момент принял правильную форму и привычный размер. Когда Валя взглянула на эту возню, она вошла в ступор: «Но это же совсем не мой размер, куда мне такая штуковина? Мой муж был с таким же приданым. Второго такого я не выдержу». Что там было дальше, она не рассказывала, но жениху отказала, сославшись на плохое здоровье.

Больше всего Валя любила работать на земле. Мы часто возили её к нам на дачу. Там я выделила несколько грядок, и она с удовольствием выращивала для себя овощи. Делала она всё быстро и качественно, ещё и нам успевала помочь. Она могла взять топор и за полчаса вырубить ненужные, а иногда и нужные кусты. Вместе с моим мужем она могла принести лесину, лежащую возле дороги после чистки путей. Причём она шла впереди и несла толстый конец сосны, а мой Саша шёл сзади, неся макушку дерева. Для Вали он был городским парнем, никогда не бывавшим на лесоповале, - зачем рисковать? Валя запросто поднимала большое ведро с водой из бочки и поливала свои грядки. В этой работе она не уступала моему Саше и недоумевала, почему я сама не поливаю свой огород. Позже мой муж купил для бочки насос и автоматизировал процесс полива на даче, ведь он закончил ТИРиЭТ.

После шестидесяти лет Валя могла ещё устроить свою жизнь. Жених тоже был её возраста - вдовец с квартирой. Он пригласил Валю на чай, и она решила сама посетить деда. Погода стояла хорошая, и они сидели за столом уже пару часов. Но возраст берёт свое - дед встал, извинился и направился в сторону туалета, но по дороге к туалету он громко газанул пару раз и сказал: «Не обращай внимания, всё-таки возраст». «Ну, не культурный, - подумала Валя. - С тобой ни к одной сестре не сходишь. Опозоришь». Она ничего ему не сказала, но жить с ним отказалась. Он долго недоумевал, но истинной причины она так и не назвала. Больше Валя не пыталась выйти замуж, но ездила к дочерям в гости в Северск, дочери тоже постоянно навещали её. Выращивала всегда овощи и зелень, встречалась с сёстрами за "рюмкой чая". В свои 78 лет она имела неплохое здоровье, но неожиданно для всех её подвело сердце. Она немного не дотянула до 80 лет. И ушла быстро, никого не напрягая, оставив о себе добрую и светлую память.